"А.Мартынов "Великая историческая проверка"" - читать интересную книгу автора

среди рабочих, поскольку он переводит фабрики и заводы на хозяйственный
расчет: я понимал, что при таком крутом повороте неизбежно появление
иллюзий во враждебном лагере и временных разочарований в собственном. Но
меня смущало другое. Видя, как советская власть, после кронштадтского
восстания быстро перешла от разверстки к товарообмену и от товарообмена к
денежному хозяйству, будучи оторванным от центра политической жизни, имея
возможность читать лишь разрозненные номера московских газет, прочитав
заявление Ленина, что "мы не знаем, как долго нам придется еще отступать,
и за какой кустик нам удастся уцепиться", живя в атмосфере всевозможных
фантастических слухов, которых я не мог проверять, я спрашивал себя с
тревогой: не совершается ли у нас паническое отступление? не слишком ли
поздно мы вступили на путь новой экономической политики? не начинает ли
сама власть отчаиваться, что ей удастся удержаться на позиции,
гарантирующей дальнейшее продвижение к социализму? Если бы это было так,
говорил я себе, не теряя надежды, что это не так, если бы оказалось, что
советская власть осуществила лишь то, что хотела, но чего не в силах была
осуществить коалиционная власть, что она осуществила только радикальную
буржуазную революцию, то не слишком ли много для этой ограниченной цели
было расстреляно пороху, не слишком ли много было разбито горшков?
Все эти сомнения и опасения исчезли у меня весной 1922 г., когда я
прочитал авторитетное заявление Ленина на XI с'езде Р. К. П., что
отступление кончено, что мы достаточно укрепились, чтоб не сделать больше
ни одного шага назад, и когда я увидел, как стойко держалась наша
делегация на Генуэзской конференции в вопросе о возвращении фабрик и
заводов собственникам. Тут я убедился, что октябрьская революция уже
получила полное историческое оправдание и что ее победы уже невозможно
вычеркнуть из страниц истории, что бы нам ни сулила судьба в дальнейшем.
Я не был, конечно, так наивен и доверчив, чтобы прийти к такому
заключению на основании одного лишь официального заявления вождя
господствующей партии и на основании одной дипломатической ноты нашей
Генуэзской делегации. Два чрезвычайно важных обстоятельства питали мою
уверенность, что заявления Ленина и нашей делегации не были только
парадными фразами, что мы присутствуем на действительном историческом
повороте, что наш советский корабль, руководимый твердой рукой, после
того, как революционные бури его швыряли из стороны в сторону, после того,
как он потерпел целый ряд тяжелых аварий, минув наиболее опасные подводные
камни, пробился, наконец, на хорошую дорогу.
Первая причина, внушившая мне эту уверенность, была та, что советская
власть во время Генуэзской конференции окопалась на такой позиции,
которая, согласно трезвому марксистскому анализу нашей российской
действительности, вполне соответствует нашей экономической отсталости и в
то же время является достаточной заручкой для хотя бы и медленного, но
зато планомерного и систематического продвижения к социализму.
Сохранив в качестве заручки для продвижения к социализму национализацию
крупной промышленности, советская власть, учитывая нашу отсталость, своей
новой экономической политикой открыла опять простор для развития мелкого
крестьянского хозяйства. Правда, при нашей экономической разрухе
национализированная промышленность будет у нас еще нуждаться в
протекционизме в течение более или менее продолжительного времени, а это,
конечно, ляжет известным бременем на крестьянское хозяйство. Но этого бы