"Андрей Мартьянов. Эпоха бедствий" - читать интересную книгу автора

пустыни Альбакан преграждала полноводная Урмия. Плоты и захваченные на реке
корабли держались наготове, однако Гурцат Великий медлил с переправой, хотя
знал: через несколько лун начнутся холода, его войско увязнет в непролазной
грязи халисунских равнин и замерзнет в землях Полуночи, в Нардаре и Империи
Нарлак. Хаган ожидал. Чего - неизвестно.
Но вот однажды, за пять дней до внезапного нападения на Священный город,
Гурцат покинул свое войско и с сотней конников уехал на полуденный закат, к
берегам реки. Там его ждал паром - огромное нескладное сооружение из
тростниковых связок и бревен. Переправа на враждебный, пока еще саккаремский,
берег заняла половину ночи: вначале перевезли лучших воинов, затем лошадей,
после - самого хагана и десяток личных телохранителей... Закатный берег Урмии
пустовал, сгинули даже постоянно мелькавшие напротив основного лагеря Гурцатова
войска разъезды саккаремского дозора. Мергейты поднялись в седла и растворились
в утреннем тумане опустевших прибрежных полей.
- Они нас боятся. - Полусонный Менгу, теперь неотлучно сопровождавший
хагана во всех его странных поездках, краем уха слушал неторопливую речь
Тонхоя, своего боевого учителя, прошедшего вместе с молодым мергейтом, ныне
вознесенным хаганом к вершинам власти, от самого Идэра и первого боя великой
армии при Шехдаде. Чапаны всадников намокли от росы, невысокие мохнатые лошадки
уверенно шли вперед, попирая копытами осыпающуюся пшеницу, не дождавшуюся в
этом году страды. Солнечный диск еще не показался, но прямо впереди багровели
полосы рассвета, приглушенные поднявшимся над сырой землей туманным маревом. -
Еще как боятся! Хаган сделал то, что не под силу иным богам. Полуденная держава
теперь под рукой Степи!
- Верно, - согласился Менгу. Сейчас он был склонен соглашаться с каждым
словом, превозносившим величие его господина. В войске не находилось
недовольных, а если таковые вдруг и появлялись, судьбу их решал железный приказ
Гурцата: "Изрекшего слово супротив воли хагана, а значит, и Заоблачных должно
казнить без промедления". Впрочем, тумены безоговорочно поддерживали все
решения повелителя. Мергейты получили обширнейшие и прекрасные земли, десятки
тысяч рабов, немыслимые богатства, но почему-то хотелось еще больше. Больше
золота, которое частенько просто выбрасывалось на дорогу, чтобы не отягощать
коня, больше шелка, чтобы вытирать взмыленные бока тех же самых коней, больше
баранины, но не для того, чтобы готовить из нее изысканные саккаремские блюда с
удивительными приправами, но лишь наскоро сварить ее в котле без соли и набить
брюхо... Саккаремская роскошь беспощадно уничтожалась и преследовалась: Гурцат
запретил воинам есть пищу, приготовленную по рецептам полуденных мастеров,
носить парчовые чапаны, воевать на красивых и высоких саккаремских лошадях.
Разрешалось только брать в бой более совершенное и крепкое оружие, созданное
кузнецами разгромленного шаданата. Яса-приказ хагана гласил о тщательном
сохранении образа жизни Вечной Степи. Мергейтам ни к чему привыкать к традициям
изнеженного Саккарема.
"Значит, боятся? - подумал Менгу, покачиваясь в седле. - Быть не может!
Хаган уверяет всех туменчи, что саккаремцы полностью уничтожены, а наши
лазутчики каждый день приносят донесения о громадном войске, собранном возле
гор Дангары... Как видно, сбежавший шад собирается всей оставшейся силой
нанести по нам последний удар, который станет решающим..."
Менгу молчал. В последние седмицы ему многое не нравилось и вызывало
подозрение. Его господин, Гурцат, стал бледен и излишне вспыльчив, хотя его ум
сохранял прежнюю остроту и решительность. Десятитысячники-туменчи выполняли