"Михаил Март. В омут с головой ("Криминал" #8) (fb2)" - читать интересную книгу автора (Март Михаил)

ЧАСТЬ ПЕРВАЯРайские сады

ГЛАВА I

Может быть, путник был слишком мнительным, но ему казалось, будто его старый «жигуленок» вот-вот развалится на куски. Если так, то цели своей он не достигнет, да и вообще, вряд ли выберется из этой дыры, рождающей холодный страх.

Третьи сутки полного одиночества. Дорога приличная для таких мест - ровный асфальт, но все остальное наводило на мысль о кошмарной безысходности. Людей он видел позавчера на бензоколонке, там и бензином, и едой запасся дня на три пути, поел горячего, набрал воды. Все бы ничего. Вот только парень на заправке после мимолетного взгляда на его машину посмотрел на владельца тарантаса как на сумасшедшего. Мол, куда ты, парень, прешь на своей колымаге? Жить надоело? Тогда он еще мог улыбаться и даже шутить. Теперь не до шуток. За последние десять часов ему встретились три машины, груженные лесом, и все. Промчались, как ошпаренные, со свистом и грохотом, и вновь гробовая тишина. «Жигуленок» вскоре начал издавать какие-то мерзкие звуки, вот тут-то и стало страшно по-настоящему. Когда его шарабан поднялся по горбатому шоссе на холм, он увидел вокруг себя только зеленый ковер тайги и холмы, дорога прорисовывалась тонкой серой ниточкой.

Он не взял с собой ни карты, ни приемника, ни компаса. Знал, что ехать далеко и долго, но не думал, что будет страшно. Громадная страна. И если до сих пор цивилизация не пришла в крупные города, чего же от тайги ждать. Ни знаков, ни указателей. Да и погодка - градусов под тридцать. Горячий ветер врывается в окно. От машины вот-вот пар пойдет. Только бы не закипела. Воды в канистре осталось три литра. Есть он не хотел, а когда увидел на обочине дохлого оленя, которому птицы выклевывали глаза, то вообще в горле комок встал. Его клонило в сон, он устал, неплохо было бы поразмяться, но останавливаться боялся. В небе кружили вороны и коршуны. Чуют добычу. Хрен-то им! Он стиснул зубы и прибавил газу. Только бы колымага не подвела. Поспешил: купил с рук, ни черта не смысля в машинах. Лапшу на уши навешали, а он и обрадовался. Клевая тачка! А ее только на полтысячи километров и хватило. Идиот! Пять лет к поездке готовился, все рассчитал и продумал, но как до дела дошло, все расчеты просчетами обернулись. И обратно не повернешь. Но какая-то надежда теплилась. Она-то и гнала его вперед, словно по черному тоннелю, где должен, в конце концов, появиться просвет.

Когда он выскочил к развилке, силы были уже на исходе. Главная дорога резко уходила влево, а вправо под уклон шел узкий рукав: хорошая двухполосная дорога с разметкой. И указатель! Он едва не проскочил мимо - притормозил из-за резкого крутого поворота. Сдал назад, остановился и вышел из машины. На высоком трехметровом стальном шесте три плашки указателя раскинули свои стрелы в разные стороны. На красной стрелке, указывающей на главное шоссе, надпись: «Москва 4700 км». Путник ухмыльнулся:

— Еще бы сообщили, сколько до Вашингтона!

Он не узнал собственного голоса. Хриплый, глухой, словно проржавевший.

Второй указатель предупреждал о тупике. Дорогу к нему и разглядеть-то не просто — колея бурьяном поросла. А вот третий мог порадовать: «Тихие Омуты 7 км». Совсем рядом, да еще под уклон. Машина сама скатится, даже если заглохнет. Подфартило. Рано он себя хоронить собрался. Открылось второе дыхание.

Облегченно вздохнув, он сел за руль. Мотор чихнул пару раз, но все же завелся.

— Нормальная машина. Ну просто ласточка! Ничего, она мне еще послужит.

Дорога гладкая, как за границей. Правда, он за рубеж России не выезжал, но в кино видел. По обеим сторонам возвышались вековые ели и сосны высотой с десятиэтажный дом. Тут и жара не так донимала, воздух посвежел и будто чище стал. А может, настроение приподнялось.

Километра через три машина уперлась в шлагбаум. Подошли двое парней в пятнистой униформе. Лица добродушные и спокойные.

— На митинг едете?

Вопрос необычный.

— Нет. Машина в пути забарахлила. Может, кто помочь сможет?

Он ведь не знал, что такое «Тихие Омуты». То ли город, то ли село, а может, скит. Хотя вряд ли. Такая дорога построена! Воинская часть? Но о каком митинге может идти речь на военной базе?

— Видео-, кино-, фотоаппаратура имеется?

Опять невпопад.

— Нет. Я адвокат, а не журналист. Оружие тоже не ношу с собой. Открыть багажник?

— Не обязательно. Въедете в город, вторая улица направо. Там увидите вывеску «Автосервис». Ребята работают толковые, помогут.

— Спасибо.

Шлагбаум открыли, и он поехал дальше.

Есть еще люди, которые на слово верят. Ни документов не спросили, ни в салон не заглянули. Видать, им все до фени. А фотоаппарат у него имелся. Не профессиональный, конечно, а так, цифровая «мыльница», только почему он должен докладывать об этом? Если это городишко, то кто ему запретит? Не военный же объект.

Лес оборвался внезапно, и перед его глазами возникло то, что называлось «Тихими Омутами». Дорога все еще шла с холма к равнине, и он увидел красные черепичные крыши и белые дома, утопающие в зелени садов. Сказка, да и только.

Машина въехала на центральную улицу. Тишина, городок словно вымер. У обочин стояли машины, в большинстве своем иномарки. Дома стандартные, двухэтажные, добротные. Вторые этажи, судя по занавескам, цветочным горшкам и жалюзи, относились к жилому фонду. На первых этажах — витрины магазинов, кафе и всяких забегаловок. Между домами ворота, а за ними сады. Очевидно, вход на второй этаж был со двора. И так в каждом доме.

Больше всего путника удивили надписи. Ни одной латинской буквы, все названия русские и на русском языке: «Чайная», «Пельменная», «Трактир», «Шоколадница», «Скобяная лавка», «Цветы», кинотеатр «Таежный», «Детский мир», «Харчевня», «Бублики и сладости»… Интересно, а где же «Бутик», «Отель», «Сауна», «Боулинг», «Фитнес-клуб»? В кинотеатре шел художественный фильм с русским названием, и импортное словечко «блокбастер», смысл которого мало кто понимает, на афише отсутствовало.

Отстали ребята от цивилизации.

На скамеечке возле витрины с часами сидел старик. Прикрыв лицо соломенной шляпой, он крепко держал двумя руками клюку, уперев ее в мостовую, словно ставя точку на прожитой жизни. Припарковав машину к тротуару, путник вышел, приблизился к старику и кашлянул. Тот едва заметно вздрогнул и указательным пальцем сдвинул шляпу на затылок, открывая солнцу свое морщинистое обветренное лицо. Несмотря на старость, у него были ясные глаза.

— Тебе чего, сынок?

— Где-нибудь здесь есть автомастерская?

Старик косо глянул на машину и перевел взгляд на заезжего бедолагу.

— Вижу, ты устал. Иди в свою машину и подремли часочек-другой. Сейчас никто не работает, все лавчонки закрыты. Народ на митинге.

— А митинг где?

— Через пять кварталов — центральная площадь. Он только начался. Болтунов там много собралось, так что ждать придется долго.

— Я понял, спасибо.

Старик вновь надвинул шляпу на глаза и откинул голову назад.

Путник поехал в сторону площади. Городок светился солнечной белизной и чистотой улиц и казался милым, уютным оазисом в зеленой пустыне бескрайней тайги. Вдоль тротуаров росли яблони, стояли урны и садовые скамеечки. Похоже, здесь жили ангелы.

Центральная площадь имела форму круга, вымощенного булыжником, посередине возвышался храм с пятью золотыми куполами и колокольней. Импровизированная трибуна, сколоченная наскоро, человек шесть ораторов, микрофоны и динамики на столбах по всей окружности площади. Выступающих можно услышать с любого места, не выходя из машины. Площадь заполнена людьми. Чистыми, нарядными, как в Первомай на Красной площади, но отсутствие транспарантов, лозунгов и знамен делало это сборище похожим на собрание к большой церковной проповеди. И еще. Путник не сразу это понял, но присущая ему наблюдательность все же сработала, и, к своему удивлению, он констатировал любопытный факт: среди горожан практически не было молодежи. Средний возраст — от тридцати до сорока пяти и даже старше. Народ стоял тихо, не проявляя никаких эмоций.

Непрошеный гость закурил и прислушался к голосу из динамика. Выступающий оратор говорил уверенно, с азартом и вдохновением:

— …Мы это сделали! Сделали собственными руками на собственные средства, не прося подаяния у федеральных властей. Мост через матушку-реку переброшен. Это сооружение сделано на века по последним технологиям мировых образцов. Кто мог о таком мечтать еще десять лет назад, когда на этом месте стояла разваливающаяся рыбачья деревушка без дорог, электричества и коммуникаций! Теперь мы живем, как короли в своем царстве — независимо, богато, используя самые современные средства и технологии в труде и быте. Мы создали собственными руками свой рай, и каждый заезжий политик может его назвать, исходя из собственной политической ориентации, детищем капитализма, социализма или коммунизма в отдельно взятом уголке земли, не обозначенном даже на региональных картах. Нам все равно. Как нас ни называй, а мы лучше. Мы создали новое чудо. Мост! Он открыл нам дорогу на север, а значит, новые просторы для рынка, где наш лес, рыба, уголь, пушнина найдут новых покупателей. Шутка сказать! Четыре тысячи верст мы сократили рукавом, переброшенным через водяную преграду, и одновременно выстроили новую магистраль до главной артерии северных трасс, где нас ждут невообразимые возможности и блага!

Толпа взорвалась аплодисментами.

Реагируют. Значит, не равнодушны. Выходит, что краснобай-оратор дело говорит.

Путник мало смыслил в экономике и политике, но одно он понял четко: кто-то очень умный с деловой хваткой нашел заброшенную деревеньку в тайге и сумел создать то, чему теперь аплодируют. Город-олигарх. А почему нет? Отдельным магнатам никто уже не удивляется, а вот коллективных еще никто не видел. Девяностые годы много чудес сотворили. Теперь ловкачи пожинают плоды, и очень многих ротозеев такое положение дел бесит.

Ладно. В конце концов, ему наплевать на это, у него своих забот хватает.

Спустя час митинг закончился, народ начал неторопливо расходиться. Одни шли молча, другие тихо переговаривались между собой. Радости и энтузиазма на лицах не просматривалось. Либо с жиру бесятся, либо их уже ничем не удивишь.

Путник переждал, пока площадь опустела, развернулся и поехал в автосервис.

Не такой уж маленький был городок, как показалось изначально. Построен по принципу тетрадки в клеточку, тут не заблудишься: улочки узенькие, но прямые, разбиты на кварталы. Он без особого труда нашел сервис, но на воротах висел замок. Расстроенный, заглянул в соседний магазинчик с простым названием «Овощи» и удивился его чистоте. Тут даже картошку продавали вымытой и расфасованной по сеточкам разного размера. За прилавком стоял полноватый мужичок в стерильно-белом халате.

— Извините, любезный, вы не подскажете, будет ли сегодня работать автомастерская?

Обращение «любезный» себя оправдало.

— Вряд ли. Седьмой час вечера. Они работают до шести, но без выходных. И начинают рано. В семь утра.

— Что же мне делать?

Продавец понимающе кивнул головой:

— Ближайшая гостиница на Шестнадцатой улице, номера там всегда есть. Называется «Кедр». Тут недалеко.

— Да, понимаю. У вас все улицы нумерованы, без названий, я уже это заметил.

— Так проще. Названия мало что говорят, а по номеру найти легче. Желаю приятно отдохнуть. Вам не помешает.

Второй раз путник слышал это замечание. Действительно, он едва на ногах держался, такое состояние трудно скрыть.

Шестнадцатая улица отличалась от остальных. Тут стояли кирпичные пятиэтажные дома и предназначались они не для жилья. Поликлиника, больница, банк, разные конторы и управления. Слова «офис», «фирма» или «холдинг» в вывесках не использовались. Возле гостиницы, а не «отеля», имелась стоянка для машин. Швейцара в униформе при входе не было. В просторном холле перед лестницей находилась конторка администратора. Носильщики, лифты и другая обслуга отсутствовали. Все просто, как дважды два.

Администратором оказался мужчина лет сорока с приятным, чисто выбритым лицом и в дорогом костюме.

— Я мог бы остановиться в вашей гостинице? -спросил путник.

— Конечно. А почему же нет?

Гость достал паспорт, но портье даже не взглянул на него.

— Ваша фамилия и имя.

— Зимин Кирилл Юрьевич.

Администратор записал данные в журнал.

— Пятьдесят рублей в сутки.

— Всего-то. А доллары пойдут?

— Доллары в городе не в ходу. Тут напротив банк. Завтра утром зайдете, и вам их обменяют, потом расплатитесь. — Он подал гостю ключ; -Вверх по лестнице, третий этаж. Направо по коридору триста первый номер. Желаю приятно отдохнуть.

— Спасибо. А если я захочу сходить поужинать, доллары у меня не примут?

Администратор достал деревянную резную шкатулку и откинул крышку. Коробка была доверху набита деньгами. Он вынул три сотни и положил на стойку.

— Этого вам хватит. Завтра отдадите.

Прежде чем взять деньги, Зимин долго на них

смотрел. То ли он свихнулся, то ли заснул в дороге и разбился, а теперь попал в рай, он все еще не понимал.

За такой номер в любом крупном городе пришлось бы опустошить свой кошелек. Хорошая мебель, широченная кровать, кондиционер, цветы, метров тридцать полезной площади плюс балкон. Телефон и телевизор как само собой разумеющиеся атрибуты. Пожалуй, в этом местечке и впрямь жили при коммунизме.

Скинув одежду, Зимин принял душ и завалился в постель. Минуты не прошло, как он провалился в сон.

Его разбудил шум. Он открыл глаза, но ничего не увидел. Темно. Нащупав выключатель настольной лампы, нажал кнопку, и мягкий желтый свет разлился по комнате.

Ну вот и минусы обнаружились. Стены подвели: о шумоизоляции здесь не позаботились. Очевидно, проектировщики не рассчитывали на скандальных жильцов. Разобрать слов он не мог, но понял, что отношения выясняют мужчины. Зимин улыбнулся. После двух суток в безмолвии любая живая речь его радовала: значит, он не один и не пропадет в таежной чаще. Даже обозленные человеческие голоса лучше, чем волчий вой, пугающие крики сов и рев медведей.

Он сбросил ноги на пол, обмотался простыней и тихо вышел на балкон. Жара спала, теплый ветерок встрепал волосы. Издалека доносилась музыка. Балконная дверь соседнего номера, распахнутая настежь, позволяла отчетливо слышать разговор, ведущийся на повышенных тонах.

— Ты не получишь ни гроша, Филимон. Ты считаешь меня лохом? Или думаешь, что, сидя в этой дыре, я оторван от мира и не могу навести справки о тебе и твоих делах? Навел. Твоя затея выеденного яйца не стоит.

— Не ори, Никита! Я привез все документы. Ты почитай их внимательно. Все договора подлинные. Если мы сейчас развернем это дело, то прибыль пойдет уже через месяц. Солидная прибыль. Я все организовал, как надо. Ты же знаешь мою хватку. Я своего не упущу.

— Однако тебе никто не поверит, если ты за пять тысяч верст приехал ко мне за деньгами. Что же ты у себя денег не нашел?

— Такой бизнес можно доверить только надежному партнеру. Мы знаем друг друга более пятнадцати лет.

— Вот именно. И я тебе не верю, Филя. Ты дешевый прохвост. За тобой нужен глаз да глаз, у меня нет времени проверять тебя и держать под контролем. Я не из тех, кто швыряет деньги кошке под хвост. Мне своего бизнеса хватает, и я привязан к этим местам.

— Своего? Не смеши, Никита. Ты директор, но каждый дурак знает, что собственником фабрики является твоя жена, а ты полный ноль. И если твоя благоверная пожелает, то в любую минуту вышвырнет тебя на улицу. Ее нрав всем известен. Что ты тогда запоешь? С котомкой по миру пойдешь? Вряд ли. Ты здесь останешься. В лесорубы наймешься, потому что делать ни черта не умеешь. А я тебе предлагаю настоящий бизнес.

— Нет, ты не предлагаешь. Ты вымогаешь у меня пятьсот тысяч зеленых. Полмиллиона!

— Я дам тебе расписку.

— Грош ей цена. И с чего ты взял, что у меня есть такие деньги?

— Они есть у твоей жены.

— Да. В банковском сейфе. У меня к нему нет доступа. Я чиновник.

— А главбух? Не будем валять дурака. Она твоя любовница. Пусть придумает, как изъять наличные. Твоя жена ей доверяет. В конце концов, можно инсценировать ограбление. На тебя не подумают: никто у себя денег не ворует.

— Ты слишком много знаешь, Филя. Чревато опасными последствиями. Я же тебе башку оторву.

— Хватит ерепениться, Никита. Ничего ты не сделаешь. Я под тебя не копал. Ты дурак. Думаешь, я один знаю, что ты любовницу водишь в номера этой гостиницы? Вам даже лень в лесок отъехать, там полно охотничьих домиков. Так нет, у всех под носом гадишь. Я же тебя с ней здесь и видел не далее как вчера. Надеешься на авось. Везунок. Привык, что тебе все с рук сходит. Узнай твоя жена об этом, тебе хана.

— Так, так, так. Хочешь перейти на шантаж?

— Брось, Никита. Я не дешевка. Я тебе дело предлагаю. Мне выпал шанс. Такой раз в жизни подворачивается. Нужны деньги. Не хочешь входить в долю, так через два месяца получишь свои же назад, с процентами. У тебя появится независимость.

— В Тихих Омутах нет преступности. Ни один идиот не рискнет здесь вскрывать сейфы. Поймают — конец. У нас здесь свой суд и своя тюрьма. Из нее живым никто еще не вышел. С нашим мэром даже губернатор спорить не будет. Они все повязаны. Здесь Клондайк, и каждый с него имеет свою долю. На нашего мэра город молится, как на икону. Но если ты попал к нему в немилость, считай, что зря на свет божий родился. Сматывайся из города по-хорошему, Филя. Не теряй времени. Если я разозлюсь, то закатаю тебя в асфальт.

— Пять тысяч верст, как ты говоришь… Я ради удовольствия таких путешествий не совершаю. И не надо меня пугать, Никита, я пуганый. Если кому из нас двоих есть чего бояться, так это тебе. Даю два дня на трезвое осмысление моего предложения и на вынесение разумного решения. Я потерплю.

— Ну, смотри, Филимон!

Зимин услышал, как хлопнула дверь. Воцарилась тишина. Он вернулся в свой номер и начал одеваться. Сон как рукой сняло. Сидеть одному в четырех стенах не хотелось, и он решил развеяться, совершив променад по вечернему городу. Часы на стене показывали девять тридцать вечера. Сумка с вещами и чемодан остались в машине, переодеться было не во что, но это его не смущало.

В коридоре гостиницы ни души. Тут даже дежурных по этажу не имелось. Странное место. В холле одиноко сидел тот же администратор и читал книгу.

Зимин вышел на улицу и сразу окунулся в живой поток. Помимо всевозможных контор здесь хватало разного рода забегаловок: доносились приятные запахи. Захотелось есть, желудок заурчал, но Зимин решил потерпеть и пройти дальше, чтобы иметь представление о городе.

Народ гулял, никто никуда не торопился. Дамы держали под руку кавалеров и блистали своими нарядами. Опять он обратил внимание на отсутствие молодежи. Встречались парочки лет по двадцать с небольшим, но редко. Основной контингент составляли сорокалетние. Люди улыбались, вот что примечательно. Витрины светились неоновыми огнями, было светло, как днем.

Зимин прошел несколько кварталов, сворачивая то влево, то вправо. Наконец желудок возмутился не на шутку, и приезжий заглянул в трактир под названием «Охотник». Здесь названия большинства заведений так или иначе были связаны с тайгой или рыбой, исконно русские вывески невольно возвращали сознание к началу прошлого века.

Зимину предложили столик у окна, что соответствовало его желанию. Небольшой уютный зал, уставленный в большей своей части столиками на двоих, выглядел немноголюдным. Общались парочки преимущественно вполголоса. Ни граммофонов, ни оркестра. И свежо благодаря кондиционерам. Скатерти белоснежные, без пятен. Ассортимент холодных закусок и горячих блюд поражал разнообразием, а главное, ценами. На имеющиеся у него в кармане триста рублей он мог гулять здесь сутки, не выходя на улицу. Фантастический город.

Расстегаи с рыбой, бифштекс с кровью, соленые грибочки, моченая брусника и графинчик водки. По обычаям трактира приносили все сразу — и холодное, и горячее, а мягкие теплые калачи подавались бесплатно. Ел заезжий путник с аппетитом, поглядывая в окно и всматриваясь в лица прохожих. Сплошное умиротворение и беспечность. Куда подевались городские скорости, озабоченность, граничащая со страхом, и напряженность? Так живут только курортники, выходящие на приморскую набережную на променад и демонстрацию своих нарядов.

Как хорошо ни о чем не думать! А он и не думал. После долгой изнурительной дороги Всевышний вознаградил его за мучения и привел в оазис, где можно оценить блаженство покоя. Голова немного закружилась от водки и беззаботного времяпрепровождения. В миру, если можно так выразиться, там, где он жил, покоя не было. Ни духовного, ни физического. Сплошная гонка — дела, переговоры, битье о стенку лбом, провертывание, пропихивание, взятки и прочее, и прочее. И что обидно — нередко все его старания шли кошке под хвост.

Неожиданно он вздрогнул, будто среди ясного неба сверкнула молния: мимо окон прошел человек, которого он знал. Как и все, человек не торопился, и Зимин успел его разглядеть. Случись это в его городе, Зимин не придал бы подобной мелочи ни малейшего значения, но здесь! Его словно пришпорили, вернулась суетливая энергия, привычное беспокойство. Оставив сотню на столе, он вскочил и выбежал на улицу.

Через пару домов он уже нагнал своего знакомого и пошел следом за ним. Он забыл его имя и не знал, как окликнуть мужчину в кремовом костюме. В голове заработала счетная машина, замелькали сюжеты, и одна за одной, как ящики картотеки, начали открываться ячейки памяти. Чем-чем, а отсутствием памяти Зимин не страдал, поэтому узнал прохожего в долю секунды. Вот только отбор сделать не успел, сортировку и выкладку. Мозговой архив дал ответы на все вопросы через два квартала, когда мужчина подошел к стальной калитке и взялся за ручку. Еще секунда, и он скрылся бы за забором в яблоневом саду.

— Плетнев Виктор Иваныч?

Мужчина оглянулся. Лицо его оставалось спокойным, если не сказать равнодушным. Он долго вглядывался в человека, окликнувшего его, и потом едва заметно улыбнулся:

— Зимин? Кирилл Юрьевич?

— Не забыл еще?

— А почему я должен вас забывать? Добро, как и зло, забывается нескоро. Равнодушие и текучка в памяти не держатся.

— Согласен. Может, по рюмочке тяпнем?

Плетнев немного подумал и ответил:

— Я не возражаю. Домой, извините, не приглашаю. Жена гостей не любит, да и поздновато уже. А в кабачок заглянуть можно.

— Без проблем. Какой выбираете?

— Здесь на углу есть тихое местечко.

До кабачка «Снегири» дошли молча. Такие же уютные столики, та же тишина с прохладой. Сели. Официант поздоровался с Плетневым, но назвал его другим именем.

— Что прикажете, Степан Ефимыч?

— Водочки и закусить. Соленую морошку и вареного мяса с хреном.

— Сей минут.

Официант в малиновом жилете ускользнул. В предыдущем заведении официанты носили темно-зеленые жилеты.

— Имя поменял? Чем же тебя старое не устраивало?

— Сами догадываетесь, что тут объяснять.

— Догадываюсь. Милостью моего опыта и стараний тебе влепили семь лет вместо пятнадцати. Насколько мне память не изменяет, амнистий по твоей статье не проводилось, а значит, ты должен еще сидеть на нарах. Однако, Витя… извини, Степан, тебе, вероятно, там не очень нравилось. Снимаю шляпу перед твоим мужеством и ловкостью. Из сорок седьмой колонии бежать непросто. Судя по твоему виду, крепким плечам, одежде и спокойствию, ты уже не первый год живешь на вольных хлебах.

— Три года.

— И жену сюда перевез, и дочь?

— Нет, Кирилл Юрьевич. Они считают меня умершим.

Официант принес заказанное и тут же исчез.

— На тебя это непохоже, — удивился Зимин. -Ты же обожал свою семью, особенно дочь.

— Побег из колонии был массовым. Тридцать два человека соскочили с лесоповала. Трех автоматчиков завалили. Шесть дней шло преследование. Шестнадцать человек пристрелили, семь в болотах утонули, одного медведь задрал, другой сам в капкан угодил. Ногу ему раздробило, пришлось добить. Еще один от раны умер. Крови много потерял. К реке нас вышло шестеро. Соорудили плот и пошли по течению вниз. Путь домой мне был заказан. Появись я в городе, и дня не удержался, как накрыли бы. Вряд ли успел бы дочь повидать. Здесь нас катера рыбнадзора перехватили. Сопротивляться мы уже не могли, за неделю все силы растеряли.

Плетнев разлил водку, и они выпили.

— А что дальше?

— Ночь нас продержали в сарае под замком. Утром пришел мент в майорских погонах. Думали, крышка. Правда, и жить-то уже никому не хотелось. Мент тот местным начальником милиции оказался. Прошкин Захар Силыч. Судя по двум дыркам в погонах, когда-то полковником был, да, видать, не угодил кому-то. Опросил он нас. Имена каждый себе сам придумал. Документов он не спрашивал. Интересовался профессиями. А какие там профессии! Деревья валить ума не надо. Все мы плотниками назвались. Кто из нас дурака валял — непонятно. Наверняка сводку о побеге он уже получил. Да и по рожам нашим вся биография как чистосердечное признание прочитывалась. Небритые, кожа да кости под зоновской робой и волчьи глазки по углам бегают. Майор подумал и сказал:

— Лесозаготовительный комбинат у нас есть. Рукастых мужиков мы берем на работу. Город наш молодой, чистый, богатый. Зарплаты на всех хватит. Жену найти тоже не проблема. Дурнушек в городе нет. Абы кого не селим. Год живете в общежитии по двое в комнате, через год получаете квартиру. Испытательный срок -три месяца. Покажете себя в деле, по окончании квартала каждый получит паспорт на то имя, что вы мне здесь надиктовали. Отпечатки пальцев пойдут в мою картотеку. Любое преступление карается строго. У нас свой устав и законы, свой суд и тюрьма. Мы живем мирно и тихо, на ночь двери не запираем. Захотите уехать — скатертью дорожка. Поначалу многие стремятся к старому вернуться, а потом хрен выгонишь. У нас есть все, что человеку надо для счастья, какие бы амбиции он не имел. Только работай. Те, кто здесь начинал семь лет назад, уже дома свои имеют. Земли сколько хочешь. Стройся. Банк ссуду дает каждому жителю. Но не «бабки» на руки, а оплачивает все твои расходы. Ссуды беспроцентные на десять лет. Хочешь машину? Бери любую. От «Мерседеса» до самосвала. И здесь тебе ссуду дадут, но уже не банк, а твой хозяин. Хорошо работаешь — проблем не будет. Мы стоим на четырех китах — лес, рыба, уголь, пушнина. Три комбината на маленький городок. А прокормить и Москву можем. Хочешь быть богатым, будь им. Квартальные и годовые премии могут составлять тридцать-сорок окладов. Живи честно, работай на совесть, и ты король!

Мало кто из нас в эти сказки поверил. Паспорта всех соблазнили. Чистые подлинные документы дороже золота, если тебя в розыск объявили за побег с убийством. В тот же вечер нас в баню сводили, накормили, денег дали в виде аванса и расселили. Общежитие не хуже пятизвездочного отеля. Потом комбинат, работа. Все производство автоматизировано. В белых халатах ходить можно. Никаких ручных инструментов. Втянулись, осмотрелись, примирились. А когда паспорта выдавали, то ни один из нас уже и мысли не держал в бега податься.

Через год я женился, получил квартиру из четырех комнат, теперь новая жена мне новую дочь родила. Старая жизнь потихоньку стирается из памяти. Вот так вот, мэтр Зимин.

— И все же все вы у майора на крючке сидите? Плетнев улыбнулся:

— После нашей знаковой встречи я его два раза видел. Когда он мне паспорт вручал и ключи от новой квартиры. Радостные события. Вот только улыбки его я ни разу не видел.

— А если тебя найдут? Те менты, а не эти? Федеральный розыск — не игрушки.

— Тех сюда не пустят. Мэр не позволяет никому вмешиваться в дела города, а губернатор его во всем поддерживает. Тихие Омуты дают региону столько денег, что избавляют область от унижения клянчить деньги в Кремле. Кто же позволит каким-то чужакам или прокурорам совать сюда свой нос. Думаю, таких, как я, здесь большинство.

— Это предположение?

— Те, кто не имеет собственной сауны, в баню ходят. Наколки на теле о человеке могут сказать больше, чем язык. В разговорах люди не упоминают о прошлом. Не принято. У каждого есть своя легенда, и он ее придерживается. У нас три стадиона, шесть кинотеатров и четыре театра. Даже публичные дома есть, проститутки проходят медосмотры и платят налоги. Спорт, кино, концерты, женщины — вот о чем можно говорить. А личная жизнь — это твое дело. Не тронь — святое.

— Теперь я догадываюсь, почему при въезде в город у меня спросили о фото— и видеокамерах. Я был сегодня на митинге и не видел ни одного фотографа или телевизионщика. Лица людей, разыскиваемых милицией, не должны мелькать в газетах или на экранах телевизоров. Мэр своих людей защищает. Честь ему и хвала. А если кого-то потянет на старое и он запустит руку в чужой карман?

— Поймают. Захар тут же вычислит. Деньги надо на что-то потратить. Если я завтра куплю себе грузовик, то об этом все будут знать. Наши зарплаты перечисляют в банк, у каждого есть счет. Власти знают, сколько я снимаю со своего счета. Никто деньги в чулках не держит. Банк начисляет проценты. В этом году пятнадцать, что соответствует инфляции. Но кто-то срывается. На моей памяти два случая. Сняли кассу в ювелирном. Тут же перекрыли город. Их взяли в тайге. Тайга не шоссе, на машине не проедешь. А собаки у майора хорошо обучены. Их нагнали за два часа. Был показательный суд. Троим дали по десять лет. О нашей тюрьме много сплетен ходит. Но из нее никто еще не вышел. Попадают туда в большинстве случаев заезжие. Привезли как-то гастролеры наркотики. Сами торговать не решились, искали оптовика и тут же попались. Им по двадцать лет влепили. Вот такими сроками оперирует наш суд. Сто раз подумаешь, прежде чем на чужую копейку позаришься.

Они выпили по рюмке. Зимин помолчал и спросил:

— К чему же сводится роль адвоката в вашем городе?

Плетнев рассмеялся:

— У нас вы себе работы не найдете. Городской суд и судом не назовешь. Трибунал. Если вы убедите майора и его помощников в невиновности подозреваемого, его освободят. Если нет…

— И опять майор? Он здесь Бог и царь?

— Мэр вправе оправдать преступника. Вот он царь. А Захар не зверь. Мужик он честный. Зазря ни на кого баллон катить не будет. К людям относится с почтением и уважением. Но если ты переступил черту, то не обессудь и жалости не жди.

— И большая армия у майора?

— Человек восемь-десять, не считая гаишников.

— Не густо.

— Очень даже густо, Кирилл Юрьевич. Вот вы сюда давно приехали?

— Часов пять назад.

— Остановиться вы могли только в одной из трех гостиниц. Частным порядком здесь не пристроишься. Не курорт. Да и люди в деньгах не нуждаются, гостей принимать не любят, особенно чужаков. Кому нужны лишние глаза и уши в доме, лишние хлопоты. Ну а сводка из гостиниц кладется заму майора каждые два часа. Так что о вас он уже знает.

— О безымянной личности. У меня даже документы не проверяли.

— Имя ни о чем не говорит. Оно не опасно само по себе. Опасен гомо сапиенс и его действия. Ведите себя тихо, и никто к вам не подойдет. И потом. Вы же опытный адвокат по уголовным делам. В наши края без машины не добраться. А у машины есть номер. Кому-то она принадлежит. Если она ваша, то и имя ваше известно, а если вы угнали автомобиль, то на нем уже не уедете.

— Логично. Если только я не по доверенности катаюсь.

— Доверенность дает хозяин человеку с именем. Вас вычислят все равно, если кому-то из людей майора не понравится ваша ямочка на подбородке. Это в зоне стукачей мочат, а здесь стукачом быть почетно. Значит, ты бдишь и охраняешь городской покой и порядок.

Зимин закурил и глянул в окно.

— Поздно, а народу на улицах полно.

— Летний режим. Люди с апреля по октябрь работают с одиннадцати утра до семи, а потом гуляют до двух. Это нормально. Магазины и кабаки тоже должны зарабатывать. Утром улицы вымрут. В городе жизнь закипает ночью. Ну, я вам достаточно рассказал. Теперь вы мне расскажите, почему вас так заинтересовал наш главный жандарм и его законы?

— Профессиональный интерес.

— Вряд ли. Хитрите, господин адвокат. Чего задумали-то? Защищать вам здесь некого. Случайно сюда такие люди, как вы, не забредают. Кого ищете?

— А жизнь тебя чему-то научила, Степан?

— Осторожности. И вас хочу предупредить. Не расхолаживайтесь. Вы на виду, как клякса на чистом листе бумаги. Я дам вам свой теле-, фон. Понадобится помощь, позвоните. Только ничего не говорите. Телефонные линии у нас коммутаторные, через телефонисток, а у тех уши есть и память. Позвоните, и я приду в этот кабачок.

— Спасибо. Скажи-ка, Степан, чего человеку может не хватать здесь?

— У нас есть все. Мы живем лучше, чем в столице. Но как ни крути, ни верти, все мы сидим в зоне. Тот, кто там не был, меня не поймет. Большая половина горожан счастлива и ни за что не променяет свое счастье. Но это беженцы, уставшие от свободы, а нам ее не хватает. Кто-то видит, а кто-то нет эту самую прозрачную колючую проволоку, висящую над выездом из города. Скоро она появится и над новым мостом, который сегодня воспевали. Ладно. Пойду я. Жена заждалась. Если что, звоните.

Виктор, он же Степан, написал на салфетке четырехзначный номер и ушел. Когда Зимин решил расплатиться, официант сказал, что за все уплачено.

В гостиницу он возвращался, пошатываясь.

В то же самое время в другой части города в одном из элитных ресторанов проходила вечеринка. Здесь гуляли горожане, чей уровень доходов не заставлял их думать о расходах. Они могли себе позволить тратить столько, сколько нужно и не нужно. Такого рода вечеринки устраивались компанией раз в неделю в одном и том же составе. Это звено относилось к деревообрабатывающему клану. Таких мощных кланов в городе насчитывалось с десяток, и они никогда не перемешивались между собой, не враждовали и не дружили. Каждому достался свой кусок пирога, делить им было нечего. И это нормально. В здоровом теле здоровый дух. Каждая часть большого организма выполняла свои функции. Нарушить отлаженную систему мог только вирус или рак, пожирающий все щупальцами метастаз. Однако она была защищена опытным доктором в лице мэра, который строго следил за общим здоровьем организма, пресекая доступ инфекции к своему детищу.

Шесть женщин, шесть мужчин, все связаны семейными узами. Семейный круг из двенадцати персон, занятых общим делом.

Впрочем, не все. Один из мужчин не имел ни малейшего отношения к дереву, но его жена работала главбухом на домостроительном комбинате. Доходное дело, учитывая тот факт, что кирпичи в таежном захолустье не делали, а привозить их издалека глупо: каждый кирпич из глиняного превращался в золотой. Даже и мысли такой ни у кого не возникало. Тут к дереву относились с большим уважением. Никакой камень не сравнится с сибирской сосной или лиственницей. Мужа бухгалтерши звали Антоном. Антон работал в автомастерской механиком, считался лучшим в городе. И все же — рабочий класс, и тут никуда не денешься. Но, как было принято, жена везде таскала его за собой. Семья -святое. Правда, он так не считал. И вообще ему в этой компании было скучно. Сидел где-нибудь в сторонке, попивая пиво, и наблюдал, как остальные бесятся, устраивая пляски на столах.

Компашка арендовала второй этаж ресторана, куда допускались лишь проверенные официанты, меняющие блюда и битую посуду на еще не битую. С каким бы удовольствием он посидел дома у телевизора или почитал! Но муж большой начальницы обязан выбираться на светские пирушки. Была и другая причина. Его жена Леля каждый раз напивалась до чертиков, он на руках доносил ее до машины и вез домой, выслушивая по дороге матерные пошлости, оскорбления и прочую чушь. Потом укладывал ее в постель, и она тут же засыпала. Антон спускался вниз, включал видеомагнитофон, брал из холодильника пиво и смотрел записи автогонок «Формулы-1» либо листал старые журналы, которыми были забиты все книжные шкафы. По статусу у Антона с Лелей имелся свой двухэтажный дом в двенадцать комнат. У каждого по две машины. Леля ездила на престижных иномарках, Антон собирал себе машины сам. Денег в семье хватало, но ими распоряжалась жена, а мужу они были без надобности. Все, что хотел, он имел, а если разобраться, то ему ничего и не хотелось. Флегматик. Жил тихо, помалкивал. Но в городе его уважали. Рукастый мужик. Любую машину мог починить, из рухляди конфетку сделать. В работе он забывался. Вечера просиживал в пивных, играя в бильярд, иногда ходил в гости к своему начальнику или к инвалиду Кузьме. Так просто. Время убить. Дома делать нечего. Жена возвращалась поздно, да и о чем с ней говорить? Правда, и с друзьями он был немногословен. Кузьма обычно жаловался на свои болезни, а начальник думал только о работе и о расширении бизнеса. Вот и все удовольствия сорокалетнего мужчины, проживающего в Раю.

Сидя на диванчике в ресторане в полутемном углу, он наблюдал, как его жена танцевала с директором комбината, отдавливая ему ноги. Уже нагрузилась. Наблюдать за этой парочкой ему приходилось частенько. Еще год назад Антон обнаружил анонимку, прижатую «дворником» к лобовому стеклу его машины. Она не удивила. Ради любопытства все же подъехал в определенное место к гостинице «Кедр», остановился метрах в ста от входа и видел, как его жена вместе со своим начальником выходила из здания отеля. Сели по своим машинам и разъехались. И что, убедился? А дальше? Он смолчал. Спустя полгода уже знал расписание тайных свиданий. Их даже тайными не назовешь. Городок небольшой, все все знают. Антон смирился. Что он может изменить? И нужно ли? Просто он стал еще более одиноким, чем был. Приходилось паясничать: ездить на вечеринки, пожимать руку директору и выслушивать пьяные откровения о том, какая стервозина у того жена, как она давит на него. Приходилось кивать головой, изображая сочувствие.

Никите Луговому было под шестьдесят. Крепкий мужик, прошел Афганистан, имеет два боевых ордена, а перед женой — тряпка. И хватало наглости жаловаться Антону. Но кому еще в жилетку поплакаться? Не своим же сослуживцам. Антон молчун, болтать не будет.

Жена Лугового Екатерина Андреевна Ольшанская слыла женщиной жесткой, это так. К сорока годам она уже выбилась в лидеры, стала первой женщиной-предпринимателем в Тихих Омутах. Головастая баба, с крепкой хваткой, удача от нее носа не воротит. Комбинат являлся ее собственностью, а директором она сделала своего мужа. Нормальная ситуация. Антон ее монстром не считал. К нему Катя относилась нежно. Парень красивый, правда, мямля. Захотелось как-то сумасбродной предпринимательнице заполучить Антона на пару часов для своего удовольствия, однако он никак не отреагировал. Но после того как узнал об отношениях своей жены с Никитой, сам проявил интерес к Кате. «Проявил интерес» -громко сказано, конечно. Всего-то пригласил ее на танец во время очередного сабантуя. Но если учесть тот факт, что Антон вообще никогда не танцевал на вечеринках, Катя приняла мелкое, никем не замеченное событие как знак. Нужен ли ей Антон, вопрос спорный, а победа нужна. Ей еще никто ни в чем не отказывал.

Катя объявилась в мастерской на следующий день и сказала, что он нужен Леле, а поскольку она едет на комбинат, то может его подбросить. И подбросила. Дом у нее имелся на берегу реки километрах в пяти от города. Обустроен не хуже городского. Вряд ли ее муж о нем знал. Кого еще хозяйка сюда водит, Антона не интересовало, хотя Катя сказала, будто любит здесь отдыхать одна, когда ей все эти рожи надоедают и тошнит от работы. Только для одной кровать два метра на два великовата. Как потом высказалась Катя: «Случка удалась». Она не любила сдерживать себя в выражениях. Нельзя сказать, что после того раза встречи стали регулярными, но бывали время от времени и, конечно, по инициативе Катерины. Антон в этом тандеме играл роль солдата: приказали, и он прибыл по назначению в указанный срок. Но уже сам и без сопровождения. Домик в пригороде ему нравился. Позволяла себе Катя со своим тайным любовником любые вольности, которые вряд ли демонстрировала мужу. Были у нее и склонности к извращениям, партнер реагировал нормально, и она себя не сдерживала. Разговоры дамочка вела только о сексе, а он слушал и кивал. Ее устраивала молчаливость Антона. Он умел слушать, и многие это ценили. Особенно когда хочется выговориться, да некому. А тут живой человек, в глазах участие и к тому же умеет держать язык за зубами. Ценный собеседник. Но от него никто никогда жалоб не слышал. С чего бы ему на жизнь сетовать? Свой дом, машины, работа для удовольствия, а не ради зарплаты. И жена — женщина эффектная, с классной фигурой. Живи и радуйся.

Время перевалило за полночь. Фаина, жена коммерческого директора, стриптиз на столе исполняла, значит, все уже дошли до кондиции и скоро ему придется взваливать Лельку на плечо и тащить в машину. Антон наблюдал за бесноватым весельем и размышлял: кто из мужей в этой когорте спит с женой своего коллеги? Задачка не из логических. Тут логика мерилом быть не может. Спонтанный подход им ближе, что-то вроде жребия. Рулетка. Все жаждут новых ощущений, разнообразия. А как иначе выживать в этой трясине?

Стриптизом дело не закончилось. Опять начали водку разливать. Никита бил себя в грудь и кричал о том, как он «духов» с вертолета расстреливал и как его ранили штыком, когда он один против семерых в рукопашный бой вступил. Но все его истории компания наизусть знала, и каждый бубнил про свое. Только коммерческий директор ползал по ковру, заглядывал под стол в поисках лифчика своей разнузданной стриптизерши. Кто-то пролил красное вино ему на лысину. Пропал светлый костюмчик! Завтра будет возмущаться, а сегодня он таких мелочей не замечает.

И это тупоголовое стадо руководит предприятием, на котором работает больше двух тысяч человек и приносит себе и городу огромные доходы. Поди тронь их — неприкасаемые. Цвет общества, почетные граждане города.

Сигналом к концу пиршества стало падение со стула главного проектировщика Кости. Созрели наконец. Машины с шоферами дремали у черного хода во дворе: улицы еще кишат народом и в таком виде честному люду лучше не показываться.

Антон усадил жену на заднее сиденье и сел за руль. До дома ехать минут десять, и на это время нужно отключить слух, стараться думать о чем-то приятном.

— Ну что, зануда, опять сидел весь вечер в углу и рожи корчил? ^_ начала свой монолог Леля.

Она уронила сигарету, прожгла платье и несколько крепких словечек достались идиотскому платью, виноватому во всем. Объект, сидящий за рулем, пошевелился и снова привлек мутный взор дамы в жемчугах.

— И что я в тебе нашла? Дурак, да еще импотент. Тетеря глухонемая. Все свои дебильные журналы читаешь… Взял бы умную книгу, прочел бы, пару цитат заучил, а то ведь краснеть за дурака перед людьми приходится. Пентюх… Пять лет прожить с дебилом. Отупеть можно. А если бы я не работала,.как большинство жен? Точно, свихнулась бы! Ты глянь на себя в зеркало. Видишь свою постную рожу?

Десять минут длились целую вечность.

Возле дома, когда он вытащил жену из машины, ее вырвало. Но и это не заставило Лелю замолчать. В спальню на второй этаж он нес ее на руках. Еще одно испытание. Теперь она орала ему в ухо, осыпая все новыми оскорблениями. Некоторые слова он раньше не слышал, смысла и значения их не понимал. Похоже на портовый жаргон. Возможно, его женушка родилась и выросла возле какого-то порта. По сути дела, он о ней ничего не знал, как и она о нем.

Когда он приехал в город, Леля здесь уже жила, работала, но еще диспетчером. Это потом ее повысили, и они построили свой дом. Познакомились в шашлычной. Он пошел обмывать первую зарплату, а Лелька там с подружкой сидела. Ему тридцать семь, ей тридцать пять. Оба свободные, симпатичные, так и закрутилось.

О прошлом в городе говорить не принято, и они эту традицию не нарушали. О будущем думать надо, а кем ты был на «материке», как здесь говорят, значения не имеет.

Месяца три женихались, а потом сошлись. Из общежития Антон переехал к Лельке на квартиру. Первые два года жили неплохо, пока она в большие начальники не вышла. Его молчаливость ее не смущала. Пять лет минуло. Результат плачевный. Под одной крышей живут двое чужих людей и спят в разных постелях. Она наверху, а он внизу, на диване, хотя места в избытке.

Антон Лелю не осуждал, а даже жалел иногда. В городе живешь, как в золотой клетке, и впрямь свихнуться можно. Но кто-то чувствует это обостренно и понимает суть своего бытия, а многие не знают, в чем их беда и где искать выход. Вот те и становятся психами вроде Лельки. Не в Антоне дело. Клетка. Ездили они три года назад в Сочи на месяц. Хорошо отдохнули. Вернулись счастливые, а спустя два месяца Лелька еще хуже стала. Вот и ищет виноватых, выпуская пар на мужа и утешаясь алкоголем и любовником.

Антон сел на свой диван, открыл пиво и включил видеомагнитофон. Была у него тайна — влюбился он в свои сорок два, и любовь его грела. Вот только не знал он — спасение это или погибель. Объект его страсти был недосягаем, как далекая небесная звездочка, которой можно только любоваться. Ему и этого хватало. Он не походил на Катерину, которая если чего захочет, то непременно получит. Антон стеснялся своих чувств и дорожил ими. Должно же быть у человека хоть что-то святое.

Глаза закрылись, и он с улыбкой на лице заснул, сидя перед экраном телевизора.

С утра у многих болела голова, как принято говорить, «со вчерашнего». Зимин не был исключением. Встал он рано, часов в восемь, выпил воды из графина, оделся и вышел на улицу. Утро в городе отличалось от вечера. Теперь люди бегали, а не прогуливались. Бегали в полном смысле слова — трусцой, в спортивных костюмах, с полотенцами на шеях. Многих сопровождали их собаки. Не город, а стадион какой-то. Значит, не все любят принимать водочку на сон грядущий.

Все учреждения, и банк в том числе, были закрыты. Он и забыл, что Плетнев говорил о летнем режиме работы. Продовольственные лавочки и магазинчики торговали бойко, но пива и крепких напитков на прилавке не оказалось, а специализированные магазины открывались лишь в шесть вечера. В закусочных ему тоже ответили: «Раньше шести алкоголь не подаем». Эта новость его огорчила. Город непуганых идиотов. Знал бы, заранее купил себе на утро выпивку. Пришлось вернуться в номер ни с чем.

Он прихватил из багажника сумку с вещами и чемодан. Имело смысл сменить дорожную одежду на что-то приличное.

Внизу сидел уже другой портье. Вежливо поздоровавшись с ним, Зимин поднялся наверх. Дверь его номера была открыта, дверь соседа тоже. Он заглянул в свои апартаменты и увидел горничную, делавшую уборку. Оставив вещи у порога, Зимин решил зайти к соседу. Так, из любопытства. Он хорошо помнил вчерашний скандал с угрозами.

Сосед сидел на кровати и брился электробритвой, глядя в маленькое зеркальце. Он тут же заметил постороннего и наморщил лоб. Сразу видно, что приезжий. У Местных Зимин не замечал на лице озабоченности. Рука с жужжащей машинкой застыла в воздухе.

— Извините, я ваш сосед. У меня уборку делают. Хотел спросить, не найдется ли у вас анальгин?

Сосед расплылся в улыбке. Напряженность спала.

— Конечно, найдется. Заходите, не стесняйтесь.

Он выключил электробритву, отложил ее в сторону, подошел к холодильнику и достал две бутылки пива.

— Такое лекарство подойдет?

— Конечно. Даже и не рассчитывал.

— Присаживайтесь. Как я догадываюсь, вы впервые попали в Тихие Омуты и еще плохо знакомы с местными правилами.

— Можно сказать, случайно занесло. Небольшая передышка в пути.

— Понимаю. Так все сюда попадают. Многие потом остаются.

Хозяин поставил на журнальный столик высокие бокалы, открыл бутылки, и они устроились в креслах напротив друг друга. Зимин помнил вчерашние голоса, услышанные с балкона, один из них, без сомнения, принадлежал этому человеку. На вид ему немногим за пятьдесят, приятной наружности, с добродушной улыбкой, невысокий, хлипкий, с ухоженными бородкой и руками. Вот только зубы вставные. Таких в природе не бывает. Слишком белые и ровные, а главное, без просветов. Дорогая металлокерамика. Странно. Чистюля, следящий за собой, а зубы не уберег.

— Меня зовут Кирилл Юрьевич, — представился Зимин. — Можно просто Кирилл.

— А я Филимон Матвеевич Агеев. Друзья называют меня Филя, Филин, Лимон или Матвеич. Выбирайте сами.

— Матвеич самое приемлемое. А вы не в первый раз в этих местах? Странный городишко.

— Я бы так не сказал. Просто мы привыкли к другому, и нам здесь многое непонятно. Напоминает остров Утопия Томаса Мора. Все богаты и счастливы, однако у них всего лишь остров… Русский народ ненавидит цепи. Тысячелетия живет в цепях и ограничениях. Протест заложен в подкорке. Сколько волка ни корми, он все в лес смотрит. Здешний мэр очень умный человек, но до сути русской души не докопался. Тихие Омуты ничем не отличаются от других мест. Это по началу многое кажется непонятным, а потом привыкаешь. Вы пейте пиво-то.

Первый бокал Зимин выпил залпом, второй начал цедить.

— Вот вы, Матвеич, говорите, что многие здесь остаются, а некоторые все же хотят уехать. Удачное сравнение с Томасом Мором. Остров есть остров. Чего бы стоил граф Монте-Кристо со своими сокровищами, останься он на том острове, где их нашел.

— Вот-вот. В самую точку. Обычный люд из этих мест не побежит. Куда? В российской глубинке нищета. Народ до сих пор во многих районах живет без газа и даже без электричества. У кого есть силы, бегут в поисках лучшей жизни, чтобы не сдохнуть с голоду. Омуты отличаются тем, что из них бегут те, кто набил полные карманы денег и не может ими распоряжаться по своему хотению. Ну есть у тебя миллион. А что ты с ним делать будешь? Откроешь казино, заработаешь еще два миллиона, три, пять. Самое страшное заключается в том, что деньги здесь никому не нужны. Вот почему коммунизм можно назвать утопией. Человек -собственник. Ему просторы давай, а идея равенства и братства хороша для нищих и лодырей.

Агеев достал из холодильника еще две бутылки пива.

— Как я понял, Матвеич, вы сюда приезжаете не первый раз, все про всех знаете. Что же вас заставляет сюда возвращаться? Это же город одного человека, который подмял под себя все, вплоть до законов и правосудия.

— И в этом его трагическая ошибка. Я предприниматель. У меня свой хороший бизнес и большие связи. Я занимаюсь туризмом. Испания, Мальта, Карибы, южное побережье Франции. У меня есть возможность купить недвижимость за границей, строить свои отели. Начать можно с побережья Красного моря. В Египте дешевая земля. Точнее, ее там нет. Пустыня. Только стройся. У меня есть то, о чем мечтает каждый в этой дыре. Но у меня мало денег. А здесь такие деньжищи крутятся, Центробанку на зависть. Мне нужны инвестиции. Вот я и закидываю свой невод в этом омуте. У многих местных богатеев деньги переваливаются через край. Хороший партнер или два из местных капиталистов — и я на коне. Он же, в свою очередь, вырвется из клетки и сможет объездить весь мир, получать с этого доходы, вкладывая их в реальное, а главное, в собственное дело.

Зимин покачал головой.

— Простите, но я что-то недопонимаю. У местных бизнесменов нет наличных. Все деньги лежат в банке и находятся под контролем.

— Конечно. Ты можешь брать сколько угодно, если вкладываешь их в город, в его инфраструктуры. Но я говорю о крупных предпринимателях. Ежедневный оборот составляет семь-десять миллионов долларов. Эти деньги крутятся в деле и не подконтрольны банку. Лишь квартальный отчет выявит крупные утечки. Но когда дело дойдет до отчетности, ни денег, ни местного миллионера здесь уже не будет. Искать бесполезно.

— Риск немалый. Да и голова нужна, чтобы такую аферу провернуть.

— Головастых тут хватает. А дураки мне и с деньгами не нужны. Тот, кто сумел сколотить здесь крупный капитал, знает правила игры и найдет нужные лазейки. Это не вопрос. Дело в другом. Они трусы. Запуганы до смерти. Не успеешь задумать аферу, как местная жандармерия о ней все будет знать. Тебе, конечно, дадут начать реализовывать твою задумку, но закончить не позволят. Накроют в ответственный момент. Ты и подозревать не будешь, что ходишь под колпаком. Такие случаи имели место. Тут многие себя считали слишком умными и ловкими. Только кто их потом видел! Канули в Лету. Если бы не мэровская жандармерия, тут давно уже камня на камне не осталось бы.

— И все же вы надеетесь найти рискового парня с миллионами в кармане?

Агеев закурил, откинулся в кресле и хитро усмехнулся:

— Я внес бациллу в умы некоторых капиталистов. Теперь их гложет червь сомнения. Слишком велик соблазн и огромен риск. А червячок грызет. Для них каждый день пребывания здесь -каторга. Найдутся отчаянные головы. Я в этом не сомневаюсь. У меня есть время, я могу подождать. У меня две крупные турфирмы. Одна в Москве, другая в Питере. Важно иметь грамотных энергичных менеджеров, тогда можно позволить себе расслабиться. Солдат спит, служба идет. Ну а вы, Кирилл, еще побудете здесь? А то тут с тоски сдохнуть можно. Я сроду столько не молом языком, сколько рассказал вам.

— Мне машину надо починить. Полагаю, дня два еще побуду.

— Отлично. Тогда приглашаю вас на ужин. Еда в этом городе отменная. Кабаков — пруд пруди. Но одному кусок в рот не лезет, а с местными лучше не общаться. Тем более с моей болтливостью. Тут же заложат.

— А вы думаете, что о вас в милиции не знают?

— Конечно, знают. Я приезжаю под своим именем и от свой фирмы. Делаю заказы на мебель для офисов и прочую мелочевку. Здесь все стоит гроши, а главное, перевозка по железной дороге бесплатная. Четыре тысячи верст — не шутка. Моя фирма обеспечивает транспортников льготными путевками в Турцию. И это местные менты знают. Так что я вне подозрений. Даже счет свой в местном банке открыл.

— Неплохо сориентировались.

— А то как же! Я ведь сам когда-то работал в органах. Во внешней разведке. Но эти данные засекречены и до них вряд ли местные менты докопаются.

Зимин встал.

— Спасибо за пиво. Выручили. Тогда до вечера, а мне пора заняться своей машиной.

— Буду ждать с нетерпением.

Зимин вернулся в свой номер. Чистота. Он переоделся, взял бумажник, небольшой фотоаппарат сунул в карман пиджака. Судя по всему, в его вещах еще никто не копался. Ноутбук с нужной информацией он оставил на столике. Вряд ли они смогут взломать его пароль и заглянуть в документы.

Банк уже открылся. Доллары он поменял, но по плохому курсу, видно, что американскую валюту здесь не уважают.

Машина пеклась на солнышке на стоянке. К счастью, завелась с первой попытки. На сей раз ему повезло. Мастерская работала. Гостя встретил улыбчивый хозяин. Коренастый мужчина лет шестидесяти, седовласый, с полным ртом золотых зубов.

— Возникли проблемы, уважаемый?

— Да. Ехать мне еще долго и далеко, а машина дрянная и капризная. Пыхтит, стучит. В общем-то хотелось бы довести ее до ума.

— Ума какого уровня? — спросил хозяин, разглядывая «жигуленок». — Что скажете?

— Ну, скажем так: хотелось бы доехать без проблем, например, до Читы, а еще лучше, суметь потом вернуться с грузом. За ценой я не постою.

— Цены определены в прейскуранте. Загоняйте своего коня на смотровую площадку и проходите. Я вам сварю кофе. Наш «доктор» осмотрит машину и поставит диагноз.

— Очень признателен.

Особенно Зимину понравилось, что его колымагу назвали конем. Деликатный подход.

В мастерской было чисто, как в больнице, хоть бахилы надевай. Просторный светлый зал, пять машин с разинутыми капотами и человек восемь «докторов». Удивительно, как их светлые комбинезоны сохраняют чистоту. К его машине тут же подошли мойщики. В любом другом городе эта автомастерская называлась бы «суперсервисом». Скромный народ.

Контора была перегорожена стеклянной перегородкой с дверью. Это давало, возможность наблюдать, как раскурочивают твою собственность, с которой ты пылинки сдуваешь.

Ожидающих клиентов не обнаружилось. Зимин был единственным. Здоровяк подал ему кофе и сандвичи. Чашка в его огромной руке казалась наперстком.

— Заведение угощает. Мойка и диагностика бесплатно. При большом объеме работы у нас скидки.

— Спасибо. Но я же без вашей помощи все равно никуда не уеду. Любой приговор будет воспринят как неизбежность.

— Отдыхайте. Тут много журналов. Диагностика не терпит спешки.

— Еще раз благодарю вас, я не спешу. Уважаю качество и профессионализм в любом деле.

— Судя по вашим рукам, вы не из мастеровых будете.

— Это верно. Я адвокат. Защищаю людей. От моего профессионализма иногда судьба человека зависит.

— И получается?

— В девяноста процентах из ста.

— Отличный результат. Я имел в своей жизни дела с адвокатами. Но мне не везло. Они плохо знали свое ремесло. — Хозяин как-то странно крякнул и ушел за занавеску, похоже, там находилась дверь в его личные покои.

Вернулся он минут через двадцать, но уже не один, а в сопровождении «доктора». Высокий худощавый мужчина лет сорока, блондин с небольшими залысинами, прямой нос, ямочка на подбородке, впадины на щеках и яркие светлые глаза, цвет которых назвать с ходу трудно.

— Вот ваш «доктор». Зовут его Антон Бартеньев. Лучший механик в городе. Сейчас он заканчивает ремонтировать «Фиат», а потом может взяться за вашу машину. Придется с ней повозиться дня три. Устраивает?

— Конечно. Я остановился в отеле «Кедр». Готов подождать. Нет проблем.

Бартеньев стоял рядом и молчал, за него говорил хозяин. Зимин не отрывал от него глаз, будто механик был женщиной, в которую он влюбился с первого взгляда. Он искал этого человека пять лет. Искал и нашел, но не думал, что это произойдет так просто и неожиданно. Бартеньев не знал Зимина и никогда не видел. Если только мельком, когда Антон сидел на скамье подсудимых, а Зимин — в зале, среди зрителей, и оба они выслушивали приговор суда. С тех пор минуло восемь лет, однако Зимин никогда не забывал этого человека. Он его искал. Искал и нашел. Для того, чтобы убить!

В закусочной, что напротив автомастерской, Зимин провел часа три, наблюдая за воротами автосервиса. Он все еще не верил в удачу, подспудно его грыз червь сомнений. Почему беглый зек не изменил своего имени, находясь в федеральном розыске? Зимин помнил рассказ Виктора Плетнева, который с лёгкостью превратился в Степана. Что мешало Бартеньеву стать, скажем, Петровым? Если думать, будто он решил отсидеться в Тихих Омутах несколько лет, а потом вернуться на Большую землю, то имело прямой смысл сменить имя. В то, что Бартеньев решил бросить здесь якорь навсегда, поверить невозможно. Он слишком свободолюбив и независим. Известный в свое время автогонщик, участник ралли Париж-Дакар, объехал полмира, известный альпинист, взбирался на Эверест и Килиманджаро. Человек, живущий в состоянии полета над миром и его земными благами. Такого в клетке не удержишь. Побег из зоны тому подтверждение. Три года выдержал и упорхнул, а сидеть бы ему по приговору все пятнадцать. И того мало. Будь воля Зимина, он бы его расстрелял. Что, собственно, и готов сделать. Бартеньев не догадывается, что за ним смерть пришла. Копаясь в машине своего палача, он лишь ускоряет приведение приговора в исполнение, сколачивая себе эшафот.

Зимин в своих черных планах видел только одну проблему: убийство в Тихих Омутах — дело слишком рискованное. О местных сыскарях он уже наслышан. Задачу надо решать по-другому. Выманить Бартеньева из города в такое место, где юрисдикция местного Шерлока Холмса заканчивается. Но как? Все ранее задуманное ни к черту не годилось. Он и понятия не имел, где найдет своего главного врага. Теперь придется плести паутину заново.

Сидя у окна закусочной с пятой чашкой кофе в руках, Зимин увидел подъехавший к дверям мастерской серебряный джип. Вряд ли такой монстр нуждался в ремонте, их делают один раз и на всю жизнь. Из машины вышла шикарная дама в брючном костюме с темно-каштановой шапкой роскошных волос. Зимин достал из кармана фотоаппарат и положил его на стул. Улицы выглядели пустынными, в забегаловке не было ни одного посетителя. Бармен у стойки смотрел телевизор, подвешенный к потолку, и не обращал внимания на клиента, реагируя только на редкие выкрики: «Хозяин, еще чашку кофе».

Минут через пять-семь дамочка вышла вместе с Бартеньевым. Зимин не растерялся, сделал пару десятков снимков за пять минут. Женщина села в джип и уехала, Антон направился к машине, стоящей у ворот. Определить марку автомобиля Зимин не. смог. Похоже, его собирали из разных машин, и получилось что-то среднее между «Феррари» и «Порше». Значит, не остыл еще парень к высоким скоростям. Только где он их развивать будет? В тайге? Или на трех десятках улиц Тихих Омутов? Трудно поверить, что такая свободолюбивая амбициозная птичка добровольно заточила себя в клетку в свои сорок два года. Что это за возраст для мужчины с широким размахом!

Бартеньев уехал следом за женщиной, выдержав паузу в три-четыре минуты. Зимин убрал фотоаппарат в карман и подошел к стойке.

— Странный тип этот механик, — начал он так, словно их разговор продолжался уже вечность. — На кой черт ему гоночный автомобиль, если здесь улицы не превышают трех километров в длину.

В Тихих Омутах к клиентам относились с почтением и терпением. Тут коробок спичек можно покупать час, подбирая по своему вкусу картинку на этикетке. Это и есть настоящее обслуживание. Магазинов, лавочек и забегаловок было не меньше, чем жителей. За клиентуру приходилось бороться. И то, что, услышав вопрос

Зимина, хозяин выключил телевизор в самый ответственный момент, когда в ворота забили гол, — лишнее тому подтверждение.

— До переселения сюда я был летчиком. Здесь летать не на чем. Теперь я мастерю макеты самолетов и в выходные запускаю их в воздух. Антон был гонщиком, ему проще. Машины ездят по земле. Автодрома здесь нет, но ты можешь сесть за руль и пофантазировать. Призвание похоже на неизлечимую болезнь. А вы, как я понял, сдали машину в ремонт?

— Не повезло. Надежда только на Антона.

— А лучше вам все равно никто не сделает. Он парень совестливый. Не для вас делает, для себя. Ему доверяют новые заводские машины, он разбирает их до последнего винтика и собирает заново. В итоге получается совершенно другая машина.

— Такая работенка стоит приличных денег.

— Семен Ракитин, хозяин мастерской, имеет с этого немало. А Антону на деньги плевать. У него жена — главбух Домстроя. Денег у них куры не клюют. Для Антона машины, как для меня модели, — увлечение.

— Вот вы сказали, аэродрома здесь нет. А я видел самолеты, летящие на небольшой высоте. Если учесть, что крупных городов на тысячу километров в округе нет, то почему они в ясную погоду так низко летают?

Хозяин скривил губы в какую-то странную ухмылочку.

— А вы человек внимательный. Тут много чего увидеть можно странного и непонятного, но говорить об этом не принято. Каждый сверчок знает свой шесток. Конечно, где-то рядом есть аэродром. Вы человек пришлый, сегодня здесь, завтра там. В самолетах я толк знаю. Это тяжелые транспортные самолеты. Все они летят на запад и возвращаются с запада. Лес, уголь на них возить не будут. Возможно, рыбу. Но ее не так много, чтобы по пять самолетов в день взлетали в небо. И дорого, да и не нужно. Рыба же консервируется на нашем комбинате, а консервы — продукт не скоропортящийся. Воинских частей поблизости нет. А потом, военные самолеты имеют соответствующую символику. Аэродром для меня лично — загадка. Будь он местным, меня бы позвали. Опыт у меня большой, и возраст еще позволяет. Власти знают о моей профессии, но предложений не поступало.

— Что же вас заставило ехать в эту дыру?

— За единственной дочерью поехал. Я вдовец. А она вышла замуж за местного. Хороший мужик, но наотрез отказался переселяться к нам в Новосибирск. Работает в рыбоохране, а дочка обзавелась двумя закусочными. В одной сама хозяйничает, а в эту меня посадила. Живем, не тужим.

— Спасибо за кофе. — Зимин положил деньги на стойку. — Завтра опять загляну. Понятно, процесс ремонта это не ускорит, но деваться-то все равно некуда. Может, мое присутствие Антона подстегнет. А то он взял и уехал сейчас. Какая-то рыжеволосая красавица его с места сдернула.

И опять хозяин криво усмехнулся:

— Это наша главная бизнес-леди города. Владелица домостроительного комбината Екатерина Ольшанская. Жена Антона в ее вотчине главбухом работает. Семьдесят процентов частных домов в городе из-под топора их комбината вышли. Добротно строят, но не каждому по карману. Дом под ключ с пожизненной гарантией дешево стоить не может.

— Это что же, хозяйка у бухгалтерши на побегушках?

— А кто их разберет. Они дружат семьями. Сама-то Катерина делами не занимается. Муж ее в директорах сидит, а она лишь контролирует и доходы подсчитывает.

— Значит, и Антон себе хоромы отстроил?

— А то как же. Престиж. Даже черепица на крыше зеленая, не как у всех. На Девятой улице их особняк сразу в глаза бросается.

— Повезло парню. Ему автодром еще, и он на небесах.

— Мэр ему отказал. Не рентабельно. Мужскую часть населения только футбол и хоккей интересуют. В городе выстроили один открытый стадион и два крытых. Зима здесь долгая, холодная. А такого жаркого лета даже старожилы не помнят.

— Бассейн строить пора.

— Смысла нет. У нас река, как море, и вода в ней чистейшая. Сейчас мост построили и по ту сторону реки пляжи оборудывают, лес вырубают, песок завозят. Даже автобусные маршруты открыли. Сел в автобус и через полчаса на пляже.

— Головастый у вас мэр. Еще раз спасибо и до скорого. Пойду потихоньку.

— Счастливо.

Новый портье знал о выданной постояльцу ссуде. Зимин вернул триста рублей долга и оплатил счет за проживание на три дня вперед. Он понимал, что задавать ему вопросов здесь не будут, и сам решил оправдаться, чтобы не привлекать к себе внимания.

— К сожалению, вынужден задержаться в вашем милом городке. В автосервисе обещали починить машину не раньше, чем через три дня. А если учесть, что завтра пятница, то раньше вторника или среды я не уеду.

— А кто делает ремонт? — поинтересовался дежурный.

— Антон Бартеньев.

— Тогда не пожалеете. Новую машину взамен старой получите. Золотые руки у мужика.

— Наслышан.

Зимин направился к лестнице, отметив про себя, что этот парень уже знает — гость приехал на старой машине. Проходя мимо номера соседа, прислушался. Тихо. Зимин прошел к себе. Открыв крышку ноутбука, замер, увидев на дисплее надпись: «Если вы забыли пароль, воспользуйтесь контрольным словом!» Такую надпись программа выбрасывает в тех случаях, когда три раза подряд набран неправильный пароль. А это значит, что кого-то очень интересует, какие секреты приезжий хранит при себе. Людям свойственно интересоваться тем, что лежит под замком, а не на виду.

Зимин набрал код и вошел в программу. Вынув карту памяти из фотоаппарата, он вставил ее в ридер компьютера и сбросил с нее всю информацию, после чего карточку очистил от фотографий и вновь вставил ее в фотоаппарат. Теперь он мог внимательно разглядеть снимки на экране.

На одном из них, сделанном в момент выхода Ольшанской и Бартеньева из офиса, он заметил, что она держит его за руку, будто ребенка собирается перевести через улицу. Увеличив изображение, он сумел разглядеть ключи в руке женщины. Это была связка с брелоком, и судя по большим ключам, они могли быть от дома либо другого помещения. В машинах такие не используются.

Ключи так ключи, что это меняет? Он ничего не знал об Ольшанской и последних пяти годах жизни Антона.

Просмотрев снимки, он открыл папку, где хранилось уголовное дело восьмилетней давности, заведенное на Бартеньева Антона Сергеевича. Здесь тоже имелись фотографии, но сейчас он решил посмотреть протоколы, подписанные Бартеньевым, и сравнить его подпись с подписью на квитанции автомастерской, где Бартеньев и его шеф оставили свои автографы. Подписи совпадали. В деле также имелись отпечатки пальцев. Если получить сейчас отпечатки, а это не составляет труда, то Антону крышка. Стоит его выманить на большую дорогу и сдать настоящим ментам, парню влепят срок под самую завязку. Беглый убийца — это не трамвайный щипач.

Зимин вздохнул. Нет. Ментам сдавать Бартеньева он не будет. Когда его осудили, он сожалел, что теперь не сможет дотянуться до его глотки. Зимин вынес ему свой приговор и считал этот приговор справедливым. Он выключил компьютер, лег на кровать и закурил. Ни одной стоящей идеи не приходило в голову.

В дверь постучали, и появился сосед, принаряженный в светлый костюмчик и ярко-красный галстук.

— Ты готов, Кирилл? Не забыл про ужин?

— Нет, не забыл. Заходи, Матвеич.

У Зимина мелькнула совершенно бредовая мысль. А если привлечь к своему замыслу этого прохвоста? Как? Вопрос… Но важна сама идея, ее можно покрутить и так, и эдак. Все лучше, чем ничего.

Зимин вскочил на ноги.

— А ты, Матвеич, запас пива сделал на утро?

— Полный холодильник.

— Вот что значит деловой человек!

Антон поднялся с постели и начал натягивать брюки. Рыжая бестия, как называл жену Никита Луговой, лениво потянулась на перине.

— А если, Антоша, тебя сегодня Лелька захочет? Смогешь? Я же из тебя, бедного, все высосала.

— Не захочет.

— Это почему же? Она баба страстная, по всему видно, у меня глаз наметанный. И как у тебя на меня сил хватает! Она небось с тебя не слезает. Так?

— Как видишь, хватает. Чего тебе до нее?

— Мне? Мне плевать. Она хорошо работает, большего и не надо. А ты хорошо трахаешься. Семейный подряд.

— Разница в том, что ты ей зарплату платишь, а мне нет.

Екатерина расхохоталась.

— Так я ей и плачу за десятерых. Думаешь, она стоит тех денег, что я ей плачу? Если хочешь, я тебя озолочу. Но только не наличными. Деньги тебе в руки я не дам, дорогуша. Ты же сбежишь. С тебя только скинь оковы, и упорхнешь, как птичка из клетки. Нет, Антошка, без тебя мне плохо будет. Не хочу тебя терять.

— Ладно. Пошел я. К друзьям обещал забежать.

— Иди, солнышко. Скоро увидимся. Долго я без тебя не могу.

Бартеньев спустился вниз, вышел на воздух и глубоко вздохнул. Домой надо еще заехать, душ принять. После встреч с Катей ему всегда хотелось смыть с себя ее липкий пот. Особенно сейчас, когда он собирался к Кузьме. Ему казалось, что от него воняет пороком и мерзостью.

Антон сел в машину и сорвался с места, как пришпоренный.

К Кузьме он приехал в восемь вечера. Он бывал у друга раз в неделю, иногда чаще. Приходил одетым с иголочки, каждый раз в новом костюме, благо от них шкафы ломились. Жена заботилась, дабы не ударить лицом в грязь перед своими друзьями. По собственной инициативе Антон надевал костюм, лишь собираясь в гости к Кузьме.

Кузьме Илларионовичу было пятьдесят, не старик еще. Остался он без правой руки и правой ступни. Работал в цеху по разделке рыбы. Мосток на галерее обломился, Кузьма рухнул прямо на конвейер и попал под ленточную пилу, угодил под ножи. Могло бы и пополам разрезать. Потом два месяца больничной койки, и гуляй! Пенсионных фондов в этих местах нет. Тут и бюллетени не оплачивают, и трудовых книжек не заводят. Частный капитал. Хозяин все решает.

Хозяин сжалился. Годом раньше у Кузьмы жена умерла от рака, и остался он с малолетней дочкой. Выделил ему хозяин пособие. Жить можно — цены смешные — но не очень-то шибко. Так, только чтобы концы не отдать.

Сейчас дочка школу заканчивала. Она-то и открыла дверь Антону.

— Здрасте, дядя Антон. Проходите.

— Здравствуй, Машенька.

Вот она, ахиллесова пята бывшего гонщика. Когда он видел девушку-подростка, у него душа уходила в пятки. Краснел он всегда и ничего поделать с собой не мог. Ну разве костюмами ее удивишь? Ему сорок два, а ей пятнадцать. Смотрел он на нее, как на икону, и млел, и таял. Святое создание. Часами мог смотреть, а руками -ни-ни! Только вот и смотреть-то в наглую тоже неудобно. Маша не баловала своим присутствием. Так, для приличия, посидит немного, чай попьет и уходит. За такие минуты блаженства Антону приходилось два часа, а то и больше, Кузьму выслушивать. Жаль, конечно, мужика, жизнь, можно сказать, конченная, но он с характером. Хорохорится. Волевой человек, не ровня Антону. Разные они были во всем. Кузьма этого не замечал. Он видел в Антоне благородство и сострадание и даже не догадывался, что его лучший друг навещает его из-за дочери.

Разумеется, сострадание имело место. Антон приносил Кузьме деньги. Сколько мог. Жена ему ни гроша не давала, а в гараже он получал не очень много. Конечно, Кузьма бы денег не взял. Гордый. Так Антон перед уходом Маше деньги давал. Он знал, что девушка где-то подрабатывает, вот и говорил ей, вручая конвертик: «Скажешь отцу, что премиальные получила. Тебе же надо купить и платье красивое, и туфельки». Маша брала. Он краснел, когда приходил, а она краснела, когда он уходил. Неудобно девушка себя чувствовала.

Кузьма встречал друга восклицаниями:

— Главный пижон города прибыл! И опять в новом костюме. Хорош, хорош! Ничего не скажешь. Красивый ты мужик, Антон. И руки у тебя золотые, и душа добрая. Такому человеку, как ты, надо на виду быть. Жаль. Жаль. Гниешь ты в этой дыре. Я-то ладно. На мне крест ставить пора. А чем же ты от меня отличаешься? Полон сил и энергии, а со мной в одной клетке сидишь. И выходит, Антоша, что ты такой же инвалид, как я. Вот что обидно!

— Да не слушайте вы отца, дядя Антон, — ослепительно улыбалась Маша, накрывая на стол. -Где человеку нравится, там он и живет. Вот я решила уехать и уеду.

По телу Бартеньева пробежала дрожь. Он едва мимо стула не сел. Страшные слова пронзили его, укололи в самое сердце. Это как же так! Что же будет, если она уедет? Свет в окошке померкнет. И что ему теперь делать? Удавиться на суку, благо тайга ими богата? Единственную радость, и ту отбирают.

— Да… — протянул Кузьма. — Мы теперь Машкой гордиться можем. Уж она-то в люди выйдет. Это как пить дать.

— Куда же ты уедешь? — хрипло спросил Антон.

— Учиться. В университет. Сегодня приглашение получила. Персональное.

Бартеньев попытался изобразить улыбку, но ничего из этого не получилось. Так, гримаса какая-то.

Кузьма пояснил:

— Мой гениальный ребенок послал свою работу по математике на конкурс в МГУ. Заметь, не куда-нибудь, а в Москву. И надо же, заняла второе место. Теперь ее приглашают учиться. Кто бы мог подумать! Вот подфартило так подфартило.

— А как же отец, Маша? — растерянно спросил Бартеньев.

— А что я? Я нормально. Проживу, — запальчиво предупредил ответ дочери Кузьма. — Кашу себе сварить и одной рукой сумею. Уже пробовал. А то, глядишь, какую-нибудь вдовушку приглашу. Квартира большая, места хватает. Одним словом, не пропаду. Пусть девчонка в люди выходит. В Москве простор. А здесь ей что делать? Дрова пилить или рыбу чистить? Поликлиника, больница да телефонная станция — вот и весь выбор для женщин. Хорошее занятие — сидеть на коммутаторе и подслушивать чужие разговоры, а потом доносы писать главному жандарму!

— Да, да, конечно, все понимаю, — мямлил Антон. — Скучать мы без тебя будем. А так все правильно. Не сидеть же всю жизнь в этой дыре.

— Я уже денег достаточно подработала. И на первое время в Москве хватит, и отцу оставлю. Целый год собирала. Полная копилка.

Маша подмигнула Антону, стоя спиной к отцу.

«Что это за деньги, — думал Антон. — Москва прожорливая. Там не мелочатся». Уж он-то знает, чем живут столицы. Всякого повидал. Периферийной девчушке там не выжить. Нужна поддержка, сильная рука. Вот бы с ней поехать! Бартеньева аж в жар бросило от этой мысли. Нет. Глупая идея. Повязан по рукам и ногам. Нет выхода из этого капкана. Была одна радость в жизни, и той лишится. Уедет Маша, и он с тоски загнется.

— Ну что, чай будем пить? — предложила девушка.

Они сели за стол. Кузьма что-то говорил, но Антон его не слышал. Он думал о своем и косился На Машу. Может случиться, что и не увидит больше.

Часам к одиннадцати вечера Филимон Агеев уже прилично накачался. Зимин большую часть водки выливал из рюмки в стоящий на подоконнике горшок с цветком. Делал он это незаметно, даже изящно. Сегодня он хотел оставаться трезвым или хотя бы трезвомыслящим. Ему в голову втемяшилась интересная идея. Теперь он пытался ее примерить на манекен, как закройщик костюмов. Мысль сама по себе бредовая, но Зимин никогда не отказывался от внезапных и мало реальных проектов. Он верил в собственную интуицию. Она его редко подводила. Чем круче он заложит вираж, тем интереснее получится результат. Пусть даже не так, как он ожидал, но цель всегда достигалась. Зимин считал, что все идеи не берутся с потолка. Поднимай планку выше. С неба, и никак иначе. Всевышний ему на ухо нашептывал лучшие варианты ходов во время его хитроумных партий. Во всяком случае, он всегда выигрывал, а потому и слыл человеком популярным, если не сказать звездным. Ну а Всевышний или дьявол делали ему подсказки, не в этом суть. Главное -результат.

Филимон начал рассуждать слишком громко. Голос повышался с каждой рюмкой, и они решили продолжить в гостинице, прихватив бутылку с собой.

Опять сидели в номере Агеева.

— Почему ты решил, Матвеич, что этот самый Никита Луговой даст тебе пятьсот тысяч долларов? Сам же уверял, он обычная марионетка в руках жены.

Агеев сладко затянулся сигарным дымом, от которого у Зимина глаза слезились, и откинулся на спинку кресла.

— Рыльце у него в пушку. Я же не дурак и не стану давить на кого-то, если у меня нет на человека компромата. Рано или поздно, но он сломается.

— Если не сломает тебе шею.

— Нет. Он трус. Очень большой трус. И в Тихих Омутах он не рискнет идти на преступление. Здесь его захомутают в два счета. Кто, кроме него, мне может сломать шею? Думаешь, местные сыскари не знают о наших встречах?

— Трусы опаснее закоренелых бандитов. От страха они идут на безрассудные и отчаянные поступки.

— Из двух зол всегда выбирают наименьшее. Деньги он может взять у жены. Больше негде. Он хитрый мужик и хороший коммерсант. Такой партнер мне и нужен. У Никиты крутая жена. Если я захочу, она вышвырнет его на улицу и даже из города. Итог: мужик в свои пятьдесят с лишним остается без средств к существованию и без крыши над головой. Вариант второй. Он берет у жены деньги — крадет. С его опытом такую аферу можно проделать чисто. Конечно, рано или поздно она все равно вскроется. Сто тысяч долларов — не сто рублей. Он вкладывает их в дело и становится моим партнером. Теперь не так страшно и на улице оказаться. Теплое местечко на будущее забронировано. Есть куда идти и есть на что жить. И что, по-твоему, он выберет? Отвечаю. Наименьшее зло. У парня есть голова на плечах, он умеет взвешивать все «за» и «против». А убийство не выход. Это тупик. О местной тюрьме легенды ходят. Я не уверен, что она вообще существует.

— Как тебя понимать?

— Очень просто. Мэр орет во все горло, будто в Тихих Омутах нет преступности. Однако суд-то есть, и он без дела не сидит. Тюрьму я своими глазами видел, она очень странная. Там нет вышек с вооруженной охраной. Кирпичный замок, у самой северной черты города за высокой стеной, с решетками на окнах. А дальше тайга. В окнах каземата никогда не горит свет. Ходят слухи, будто осужденных убивают и сбрасывают в старые штольни. Нет человека и свидетеля нет.

— А я так думаю, что эти слухи распространяет служба майора Прошкина с целью запугать население.

— Не исключено. Но Никита и есть население, и он верит слухам. Допустим даже, что не верит. Кто же пойдет на добровольный эксперимент и согласится стать подопытным кроликом ради выяснения действительности! Копать правду на стометровой глубине штолен — не лучшая затея.

— Может быть, Никита и рискнул бы. Допустим. А если он тебе не доверяет: возьмешь деньги и пропадешь?

— Нет. У меня есть доверенность банка на выдачу чековой книжки партнеру, который может пользоваться моим личным счетом. Мне остается вписать в чековую книжку имя и сумму, которую партнер может снять с моего счета. У меня есть справка банка о состоянии этого счета. Там немало денег. К тому же мы заключаем договор о партнерстве, и он становится вице-президентом моей турфирмы. Я выдаю ему расписку в получении денег, на банковском бланке, с печатью и подписями. Серьезный документ. Люди, знающие толк в таких делах, сомневаться не станут. И потом, все мои адреса известны. Куда я денусь. Я прикован к своему бизнесу кандалами. У меня большие обороты и прибыль. Даже полмиллиона не та сумма, ради которой можно все бросить и бежать. Бежать нужно Никите, пока Ольшанская не превратила его в половую тряпку. Она уже давно об него ноги вытирает.

— Ольшанская?

— Да. Катя Ольшанская, его жена и хозяйка комбината, где он исполняет обязанности директора.

Зимин налил водки в стакан и выпил залпом, будто забыл, что его новый приятель тоже пьющий. Однако Агеев не обиделся. Водка уже не лезла в его организм, превысив уровень ватерлинии.

— Послушай, Матвеич, а почему бы тебе не подобрать для бизнеса другого партнера? Тут, как я догадываюсь, полно подпольных миллионеров.

— Не спорю. Но на обработку каждого нужно потратить не меньше месяца и иметь на руках его досье. Я ведь должен знать человека, с которым придется делать деньги и развивать бизнес.

— Попробую тебе помочь. У меня есть кандидатура. Надежный парень. Постараюсь выяснить его финансовые возможности. Одно я знаю точно: он не трус. Воля у него железная. Такого ничем не напугаешь. Его единственная слабость — доверчивость. Что тебе на руку.

— У тебя есть на него досье?

— Об этом позже. Сначала надо прощупать почву. Но то, что ему Тихие Омуты поперек горла стоят, я уверен. Один вопрос к тебе: ты можешь достать чистые документы? Паспорт?

— Вопрос, конечно, непростой. Но решаемый. Я готов был к такому варианту. Никите тоже потребовался бы паспорт. Иначе жена с ее связями могла бы достать его. Самое крупное начальство из МВД отдыхает на арендованных мною виллах в Испании. Денег я с них не беру. Генералы с семьями по месяцу за мой счет жируют. Вряд ли откажут в такой мелочевке, как паспорт. Я езжу на ворованном джипе с перебитыми номерами третий год. Они мне его же и продали за гроши, прямо с документами. Эти люди могут все. Посадить, освободить, убить, вознаградить. Одним словом — власть! Я предпочитаю с ними дружить.

— Ну, мне ты не рассказывай. Не первый год имею с ними дело. Адвокат

— Да, да…

Агеев зевнул и уронил голову на грудь. Зимин снова выпил водки и пошел к себе. Он был еще в состоянии думать. Простые варианты его мало интересовали. Зимин всегда ставил перед собой сложные задачи, а если они решались просто, то он сам себе ставил подножки, строил препятствия на пути. Истинную силу человек обретал, когда выпутывался из экстремальной ситуации сам, в одиночку, без страховки и надежды на помощь со стороны. Так он жил, этот человек, и так ему нравилось жить.

Ракитин, хозяин автомастерской, с недоумением смотрел на Бартеньева и пожимал плечами:

— Я отказываюсь тебя понимать, Антон. Пять лет ты вкалываешь не покладая рук, за обычную зарплату. Я тебе предлагаю стать моим -партнером на равных паях. Сколько можно под машинами штаны протирать. В конторских делах ты поднаторел. Замещал же меня, когда я в отпуск к матери в деревню уезжал, и отлично справился. Слесарей у нас хватает, сам их учил работать. Мне уже тяжело тащить лямку одному. И куда мне столько денег? Ты молод, энергичен, голова хорошо кумекает. А?

— Нет, Сеня. Одно дело — тебя на месяц подменить, другое — в бумажную волокиту впрягаться. Нет у меня охоты. Железки мне дороже бумаги. И платишь ты мне прилично. Хватает.

— Хватает при такой жене. А будь ты один? Смешно сказать вслух про такое жалованье. Ты же мне как брат. Я же плачу тебе гроши, и почему? Да потому, что жду, когда ты взорвешься, а ты молчишь. Ты же стоишь во сто крат дороже. Все жду и надеюсь, когда наконец ты согласишься стать моим партнером. Послушай, Антон. Мне недолго осталось. Не смотри, что я здоровяком выгляжу. Гнилой орех. Болезнь меня пожирает, чавкая и причмокивая. Все хозяйство тебе достанется. В могилу с собой ничего не унесешь. Я же бобыль.

— Не уговаривай, Семен. Не хочу тебя подводить, нечестно это.

Ракитин помолчал, лицо его потемнело.

— Уехать хочешь? Думаешь, тебя где-то ждут. Для гонок ты уже староват, да и на горы лазить не так просто. Сноровку потерял. Шило на мыло меняешь? Тут дом, семья, свое дело, а там? Пустота и неизвестность.

— Всю жизнь мечтал в Тибет съездить и по горам полазить. Вот где живительная сила есть! Загадочная страна. А Тянь-Шань? Да мало ли мест на земле!

— Бродягой был, бродягой и остался.

— Хорош бродяга. Три года за колючей проволокой, теперь пять лет здесь. Та же зона, только режим хуже, хоть его строгим не назовешь. Но здесь пострашнее будет. В кодексе такой не прописан.

— Плохо кодекс помнишь. Это называется: «принудительные работы».

— Работы я не боюсь. А вот душу принуждать нельзя.

Они сидели на скамеечке, в саду за ангаром.

— Ладно. Пойду к Валерке кофе попью. — Бартеньев встал.

Он зашел в ангар и направился было к противоположной стороне, к выходу на улицу. Возле разобранного на части «жигуленка», широко расставив ноги и держа руки в карманах, стоял его владелец и с тоской смотрел на то, что называлось автомобилем. Видом он напоминал человека, следящего за тем, как гроб с любимым родственником опускают в могилу. Оставалось только горсть земли в яму бросить. Антон остановился.

— Не расстраивайтесь. Машину соберу, будет лучше новой.

— Не очень-то вы торопитесь, — процедил сквозь зубы Зимин.

— Детальку одну заменить надо. То, что есть на складе, дерьмо. Я токарю дал задание выточить, вот и возникла пауза. Через часок сделает. Вы не дергайтесь. Мы пришлем за вами.

Бартеньев пошел к выходу. В закусочной напротив он взял кофе, омлет и сел за столик, Бармен, как всегда, смотрел телевизор.

— Вы разрешите?

Сегодня Антон пребывал в отвратном настроении. Грядущий отъезд Маши в Москву — сильный удар ниже пояса, к которому он был не готов.

Он поднял глаза. Перед ним стоял назойливый владелец «Жигулей» с чашкой кофе в руках.

— Садитесь.

Зимин сел напротив и, глянув в окно, сказал:

— Не город, а пустыня. Пообщаться не с кем. А вечером все наоборот. Вот только лиц я веселых и одухотворенных не видел. Все улыбаются. Но улыбки, как у манекенов в витрине. Город манекенов с моторчиками. Люди-роботы.

Бартеньев молча поглощал омлет. Непонятно было, слышит он соседа или нет.

— Один мой знакомец приехал сюда инвестора искать для своего бизнеса, — продолжал Зимин. — Партнер ему нужен. Только кого он здесь найдет, в городе мертвых. Все по своим щелям сидят и носа не кажут. Разница лишь в том, что клетки у всех разные. У кого-то больше, у кого-то меньше. Живут, и, что ужаснее всего, им нравится. На кой черт таким людям по миру ездить! Они свой мирок уже нашли.

Бартеньев оторвал взгляд от тарелки и глянул на болтливого типа.

— По миру ездить?

— Да. Он же владелец турфирмы. У него офисы в Москве и Питере. Хочет строить коттеджи за кордоном. Парню серьезный партнер нужен. Все границы открыты. Один из местных нашелся, правда, новый паспорт почему-то потребовал. А у Матвеича везде связи. Он все может. Готов и паспорт достать. Чистый плюс заграничный. Но инвестор в последнюю минуту или чего-то испугался, или денег не достал.

— И много нужно?

— Много. Полмиллиона долларов. Наличными, но под твердые гарантии. Я же адвокат, понимаю толк в документах.

— И зачем вы мне это рассказываете?

— Что именно? Я о вашем городе говорю, о его жителях, похожих на манекенов, у которых из всех чувств сохранилось только одно. Страх!

— Вы философ, а не адвокат.

— Скука заела. Вот и смотрю по сторонам. Нам, людям из других мест, здесь многое непонятно. На первый взгляд, все идеально, а поторчишь здесь пару дней и шкурой своей начинаешь ощущать сквозняк одиночества. Будто из склепа холодом повеяло. Жутковато становится.

— Вы слишком мнительны. Так зачем вы про вашего знакомца рассказываете?

— Боюсь, что мнительны вы, Антон. Во всяком случае, в вашем лице я инвестора не вижу. Вы же не имеете в кармане своих джинс лишние полмиллиона долларов. Или в Тихих Омутах механики зарабатывают больше? Впрочем, я и этому не удивлюсь.

— Не удивляйтесь. Могу я повидать вашего приятеля?

— Конечно. Гостиница «Кедр», третий этаж, номер триста два. Вечером он будет у себя.

— Найдется время, загляну.

Бартеньев встал и вышел из забегаловки. Особого интереса в его глазах Зимин не заметил. Казалось, он сделал все правильно, палку не перегибал, держал дистанцию, но реакции Антона не понял. Вспомнилась история восьмилетней давности. Тот самый момент, когда судья выносил приговор Бартеньеву. Он и сейчас в его ушах звенит: «Пятнадцать лет колонии строгого режима». А что Антон? На его лице ни одна мышца не дрогнула. Внешность обманчива, не может человек с равнодушием слышать, как из его жизни вычеркивают пятнадцать лет. Жизнь-то у него одна, а не девять, как у кошек, если верить сказкам. В одном только можно не сомневаться. Антон знает способ, как достать деньги, и если так, то Зимину нужно знать, как он раздобудет полмиллиона долларов. Теперь с этого типа нельзя глаз спускать. Вот только Агеева надо подготовить к встрече. Не спугнул бы он парня.

Все документы были разложены на кровати. Зимин проверял их тщательно, как криминалист, просматривая на свет, через лупу, смачивая водой, тер и пытался разложить лист на слои.

— Я же тебе говорю, Кирюша, документы в порядке, — вздохнул Матвеич. — Я конечно же прохвост, но не до такой степени. Мне надежный партнер нужен. А если у человека нет денег, значит, он глуп. Не смог заработать. Мой бизнес нуждается в умеющих делать деньги.

Зимин сложил документы в папку и бросил ее на стол.

— Ты мне голову не морочь, Матвеич, один вопрос рождается сам собой. В Москве миллиардеров больше, чем в Нью-Йорке. Денег там пруд пруди, а ты за партнером приехал к черту на кулички, где Макар телят не пас. Почему?

— В Москве нет партнеров, там есть конкуренты и бездельники, которые умеют только считать деньги. В своих и чужих карманах. Мне нужен работяга. Не избалованный, не сытый, жаждущий поднять свое дело на международный уровень. Трудоголик с мозгами, а не алчный жлоб с амбициями. И денег у меня, в конце концов, своих хватает, но ведь чем больше партнер вложит, тем лучше будет работать. Я и менеджеров всех с периферии набирал. Столичные слишком часто перепрыгивают с места на место. Им не дело важно, а где больше предложат. Жаль, что у нас нет статьи, предусматривающей наказание за промышленный шпионаж. Допущен к секретам фирмы, значит, отвечай. Есть контракт, так сиди и работай, пока он не кончится.

— Ладно. Болтология все это. Я ею всю жизнь занимаюсь в судах.

— Перейдем к делу? Рассказывай. Кого нашел? — прищурил глазки Агеев.

— Материалы секретны. Дашь на дашь. Сначала ты мне предъявишь досье на Никиту Лугового.

— Хорошо. Мне не жалко. Ты им все равно не воспользуешься. — Агеев достал из-под матраца пухлую папку. — Вот, читай. Здесь только ксерокопии. Оригиналы я держу в своем сейфе.

Знакомство с досье заняло больше часа.

— Ну, доволен? Теперь выкладывай карты на стол.

— Хорошо. Слушай. Зовут парня Антон Бартеньев. Сорок два года. Как ты говоришь, «трудоголик», каких еще поискать. Имеет высшее образование. Надежен. Своих не сдает, проверено. А теперь черная сторона дела. Я знал его адвоката. С самим Антоном познакомился только сегодня. И еще я знаю человека, который хочет его убить.

— Я так и думал, что твой протеже связан с криминалом. В Тихих Омутах таких большинство. Местные власти прикармливают беглых и тех, кто числится в федеральном розыске. Эти рабы самые надежные, их стеречь не надо, никуда не денутся. Меня такой вариант тоже устраивает, как ты понял. Имея досье на партнера, можно быть уверенным, что он тебя не продаст, не предаст и не сбежит.

— Из рабства в рабство?

— У меня он будет иметь во много раз больше, чем здесь, плюс свобода. Настоящая, а не мнимая. Важно, чтобы он понял это. Ну а за что же его хотят убить?

— Не просто убить, а казнить убийцу.

— Понимаю. Надеюсь, он не маньяк?

— Умный человек, спортсмен, гонщик, скалолаз, работяга. Никогда не имел дело с криминалом, честный парень. Но однажды черт его попутал. На шестнадцатилетнюю девчонку позарился. Его взяли на окраине лесополосы. Факт изнасилования был спорным, но одежда на девчонке была порвана в клочья, и он ее зарезал. Когда его схватили, у него в руках находился окровавленный нож. Он выскочил на шоссе и пытался поймать машину, чтобы удрать, но на его беду нарвался на милицейский патруль. Парня скрутили. Дали ему пятнадцать лет. А через три года он сбежал. Сам-то, конечно, не сумел бы. Побег организовали блатные, настоящие хищники. Его взяли как шофера. Лучшей кандидатуры и не придумаешь. Гонщик. Они сделали правильный выбор. Только благодаря Антону им удалось уйти от погони. Отец погибшей девочки дал себе слово, что найдет беглеца и убьет. Он был не доволен приговором. Убийца должен сидеть пожизненно и сдохнуть там. А этот получил пятнадцать лет, да еще сумел увильнуть от наказания. Три года он его ищет, и думаю, что найдет, в конце концов. Антон Бартеньев даже имени не сменил. Живет здесь под своим собственным. Думаю, что ты, Матвеич, сумеешь прикрыть парня.

Агеев вновь закурил свою вонючую сигару.

— Смогу. Вопрос не в этом. Мне надо на него взглянуть. Я ведь неплохой психолог, Кирюша. Если мне твой протеже понравится, то он найдет во мне лучшего защитника. А если нет, мы о нем забудем.

— Конечно. Мне же плевать. Так, идея в голову пришла, вот я и предложил тебе вариант.

— А как мне его найти?

— Он сам сюда придет. Я уже намекнул ему на человека, ищущего партнера. Кажется, он клюнул.

— Он женат?

— Местные браки на болотной жиже держатся, а не на небесах заключаются. Ты человек, умеющий убеждать, и вызываешь доверие. У тебя вид благородного папочки.

— А что с досье?

— Личное дело Антона — в моем компьютере. Я сделаю тебе копию на компакт-диске, в Москве распечатаешь, если понадобится.

— Хорошая удавка. Мне твой Антон уже начинает нравиться. Теперь еще один вопрос. Где он возьмет деньги?

Зимин рассмеялся.

— Этот вопрос и меня интересует, Матвеич. Увидим. Лишний раз сумеешь убедиться в его деловых качествах. Только боюсь, что полмиллиона — слишком крупная сумма. Но ты же говорил, что деньги партнера нужны лишь для его личной заинтересованности, а, по сути, тебе важен человек. Чтобы был надежный и честный. Антон то, что нужно.

— Конечно. Сумму я снижу. При наличии досье можно и скостить первый взнос.

— Логично. А потом, за ним надо понаблюдать. Это я возьму на себя.

— Ну а как ты на него вышел?

— Он чинит мою машину. Я его узнал. Мой приятель вел его дело в качестве защитника. Интересный был процесс.

— И поэтому его дело лежит в твоем компьютере?

— Там тысячи дел. Я коллекционирую интересные процессы. Помогает, знаешь ли, в работе. В этих судебных делах на любой вопрос ответ найти можно. Хочу и досье Никиты Лугового сбросить в свою копилку.

— Не возражаю. Если сделка пройдет нормально, с меня причитается.

— Сочтемся.

В дверь постучали.

— Спокойно, — поднял руку Зимин, — не суетись, я выйду на балкон. — Он взял свой стакан с пивом и скрылся за занавесками.

Агеев поправил галстук и громко произнес:

— Войдите, открыто.

В номер вошел мужчина, на вид лет сорока, с приятной внешностью, высокий, худощавый. По первому впечатлению никогда не скажешь, будто такой способен кого-то убить. Вот только холодом веяло от его светлых глаз.

— Вы служащий гостиницы? — небрежно спросил Агеев. — Я вас слушаю.

— Я автомеханик. Имею опыт работы с людьми и разбираюсь в предпринимательстве. Прошел слух, что вы ищете компаньона для работы в Москве.

— Совершенно верно. Ну, не то чтобы я каждого дергал за рукав на улице и предлагал сотрудничество, мне нужен надежный человек с деньгами. Партнерство предполагает сотрудничество на паях, а не найм на работу. Моя фирма занимается турбизнесом, и нам очень часто приходится выезжать за границу. Мы ищем новых партнеров за рубежом, новые места для отдыха, что стало уже довольно трудно делать. Вкусные кусочки поделены и разложены по тарелочкам.

— В Тибет еще тропинку не протоптали. Я знаком с горным отдыхом. Желающих попасть в Тибет или на Килиманджаро хватает. Но они пользуются зарубежными компаниями. Почему бы не прибрать этот лакомый кусок к рукам?

Агеев посмотрел на гостя с удивлением:

— Гениальная мысль. Вы знаете, как это можно сделать?

— Я знаю, где искать желающих на подобные маршруты, их будет с избытком. Есть идеи, как разрекламировать горный туризм и где найти специалистов, как из наших соотечественников, так и по месту прибытия.

— Потрясающе! — Агеев встал, подошел к гостю и внимательно вгляделся в него. — Мне ваша идея нравится. Проходите, садитесь.

— Я постою. Сколько нужно денег?

— От ста тысяч до полумиллиона. Пропорционально взносу будет рассчитано долевое участие и ваши дивиденды. У вас есть деньги?

— Деньги я найду. Но после этого мне понадобятся тылы и прикрытие.

— Не удивлен. Мелочи. Новые документы я вам обеспечу. Настоящие. Не забивайте себе этим голову. Хотите взглянуть на наш устав, документы, лицензию?

— Не сейчас. Успеется. Мне понадобится неделя.

— Хорошо. Я подожду. Как вас зовут?

— Антон Бартеньев.

— Меня — Филимон Матвеич Агеев. Я генеральный директор фирмы. Было бы совсем неплохо, если бы вы составили бизнес-план своей идеи. Этим вы окончательно убедите меня в своих деловых качествах.

Бартеньев достал из кармана пиджака несколько страниц, сколотых скрепкой.

— Возьмите. Это черновик. Подробности и точки на карте — после подписания договора.

— Потрясающе! Не в бровь, а в глаз. Мне нравится ваш подход к делу.

Бартеньев положил бумаги на кровать, направляясь к дверям, бросил коротко:

— Итак, увидимся через неделю. — И ушел без рукопожатия.

Агеев выглядел обалдевшим. Он плюхнулся в кресло и покачал головой:

— Крепкая хватка у парня!

С балкона вернулся Зимин.

— Как впечатление, Матвеич?

— Это больше того, на что я мог рассчитывать. Боюсь только, я перегнул палку с деньгами. Не натворил бы он глупостей.

— Однажды уже натворил.

— Надеюсь, полученный урок не прошел даром.

— Отбыть три года за зверское убийство — это урок?

— Не сгущай краски, Кирилл. Я больше оптимист, чем пессимист. Ты обещал за ним присмотреть.

— Конечно.

— Подстрахуй парня, если понадобится. Мне кажется, он уже задыхается в этой дыре. Не напортачил бы чего ради свободы.

— Поработаем вместе. У меня нет машины, а она нам понадобится. Пойдешь ко мне шофером?

— Без вопросов.