"Михаил Март. В чужом ряду Этап первый Чертова дюжина" - читать интересную книгу автора

чукча. Держался прямо, уверенно, с достоинством.
Делегация взошла на борт, Крупенков убрал трап и приказал отдать концы.
"Хорош улов, - подумал морской волк, - такие акулы в одном неводе". И тут же
представил себе: сколько героев-добровольцев найдется в лагерях, дай им
задание потопить катер вместе с заклятыми врагами человечества. Один взрыв -
и срублена голова гидры! Обезоруживай охрану, поднимай народ на восстание.
Ермаки, Разины и Пугачевы у нас еще не перевелись. В 17-м смогли, а почему в
49-м не смогут? "Не смогут! - остановил себя Крупенков. - Пока отец всех
народов жив, все впустую. Надо бы сначала усатого придушить, да некому.
Вшивота трусливая".
- Этих двоих в трюм, - приказал Сорокин.
Точно. Не ошибся. Зеков велено в трюм. Как их только ноги еще держат.
Правильно. С палубы ветром сдует, в трюм их.
Старший, он же единственный, помощник командира Хабибуллин отвел
доходяг в указанное место. Пассажиров проводили в орудийный отсек. Сорокин
остался и, ухватив за руку, крепко сжал локоть бульдожьей хваткой:
- Ходил в бухту?
- А то как же, Никита Анисимович.
- Промеры сделал?
- Пройдем чисто. Без проблем.
- Подойдешь к борту сторожевика и первым поднимешься на судно. Думай
сейчас, как поднять начальство на корабль, среди них циркачей нет.
- Лебедочку задействуем, Никита Анисимович. Люльку соорудим. Только
мне-то нет резона на корабль взбираться. Хабибуллин вскарабкается, он малый
смышленый, снасть знает, да и силенок поболе.
- Опять от тебя перегаром несет?
- Так ведь не выдыхается уже! Насквозь пропитался. Третий день капли в
рот не брал! Ей-богу! Век свободы не видать.
- Запускай машину, Бармалей. Пойдешь малым ходом.
- Малым? Малым до мыса часа два ходу.
- Сам смотри. Лихость твоя мне не нужна, не рыбу везешь.
- Все сделаю, как надо.
Вытирая пот со лба, Крупенков отправился в рулевую рубку. В тесной
кабине уже находился один человек. Сложив руки за спиной, в тяжелом кожаном
реглане стоял сам Белограй, дымя носогрейкой. Едкий махорочный дым ел глаза.
У командира катера душа ушла в пятки. Чтоб он провалился! Неужто всю дорогу
на мостике простоит? Не пропоносило бы со страха. Генерал долго думать не
будет, что не так, пристрелит. Опять Крупенков фантазировал: никто не видел,
чтобы генерал кого-то лично расстреливал, да и кобуры с пистолетом не носил.
Не ходило баек о жестокости Лютого. Хоть бы голос подал! Но генерал стоял у
обзорного окна и всматривался в даль, не обращая внимания на рулевого.
Зарычали двигатели, заходили рычаги, звякнула рында, и катер, вздыбив
морскую пену, мягко заскользил по воде. Шли вдоль сопок на среднем ходу,
порт остался позади. Скалистый берег напоминал вымершую зону, и только чайки
и бакланы создавали иллюзию жизни в застывшей природе. Безлюдная, холодная,
враждебная земля. Где-то на материке отгремели салюты в честь 32-й годовщины
Великой Октябрьской Революции. Разогнать бы катер, да направить его на
скалистый член, торчащий из вечно озлобленного Охотского моря. Не успеть.
Крупенков покосился вправо. Возле двери, на заливаемой леденящими брызгами
палубе, на открытом ветру, стоял сосунок с автоматом, накрытый брезентовой