"Михаил Март. Двуликое зеркало " - читать интересную книгу автора

вышел на пустынную темную улицу. Небольшой рюкзачок с необходимыми
атрибутами он положил на переднее сиденье старенькой "копейки" и завел
двигатель. Мочкин давно уже перестал мечтать о новой машине и ухаживал за
своей старушкой, как за иномаркой. "Жигуленок" отплачивал заботу о себе
бесперебойной работой.
Через двадцать минут он заехал в один из московских двориков и,
оставив машину возле подъезда, прошел проходными дворами к задней части
церкви. Закинув рюкзак на плечо, он поднялся по пожарной лестнице к куполу
небольшой часовни, которая соединялась с храмом покатой крышей. Действовал
Мочкин не спеша, методично и четко, будто проделывал этот маршрут
ежедневно.
Перебравшись по коньку крыши к главному зданию церкви, он спустился на
три метра по покатому склону скользкой жести и оказался возле продольного
узкого окна. Поддев штакетник ножом, он снял рейки и вынул стекло, после
чего просунул в окно руку и отдернул шпингалет вверх. Забравшись вовнутрь,
ночной визитер поставил стекло на место и прикрыл окно.
Узкая каменная лестница короткими маршами поднималась вверх, описывая
четырехгранный свод, ведущий к куполу. Поднявшись на три марша, Мочкин
нырнул в полукруглую нишу и уперся в деревянную дверь с коваными петлями.
Амбарный навесной замок не представлял собой сложного препятствия, и
незваный гость быстро с ним справился. Дверь открылась тихо, без скрипа, и
он проник внутрь.
Это был тот самый бельэтаж, которым он любовался во время вечерней
службы. В церкви стояла тишина. Три свечи на люстре, пара канделябров и
слабый, тлеющий свет лампад не могли справиться с темнотой огромного зала.
Мочкин присел на корточки и принялся разбирать рюкзак. Детали арбалета
он складывал на пол, а затем скручивал их по порядку, пока из непонятных
железок не получилось смертоносное элегантное оружие. На тупой конец
стрелы, заправленной в наводящей желоб, был прицеплен карабин с
двадцатиметровой струной. Второй конец стальной проволоки он перекинул
через балюстраду и прикрепил к кованой ручке двери.
Мочкин взял арбалет, откинул приклад и, прижав оружие к плечу,
прильнул правым глазом к трубке оптического прицела. Он действовал точно по
инструкции и навел стрелу на противоположную стену, где тихо стоял
выписанный в полный рост Николай Угодник с Евангелием в руках. Мочкин
прицелился в безымянный палец яркой фрески и нажал спуск. Пружина
сработала, и грозная металлическая стрела молнией вылетела из своего
гнезда. Она пролетела между главным стержнем люстры и нижним рожком
подсвечника и, не доЛетев до стены нескольких сантиметров, зависла в
воздухе, сдерживаемая стальной струной, будто щитом святого, не желавшего
терпеть богохульства. На долю секунды грозный наконечник застыл в воздухе,
и четырехгранное острие стрелы полетело вниз. Повиснув на нижнем рожке,
струна не позволяла упасть стреле на мраморный пол и замерла, как застывший
маятник, в пяти метрах от пюпитра, на котором стоял золоченый фолиант
Библии.
Мочкин замер и какое-то время прислушивался к тишине. В какую-то
секунду ему показалось, будто грозные лики святых смотрят на него с
ненавистью. Яркие краски фресок потемнели, а рисованные глаза ожили.
"Мистика!" - подумал он. Но Мочкин ни во что не верил - ни в Бога, ни в
черта. Он верил в случай и удачу.