"Алан Маршалл. Это трава" - читать интересную книгу автора

упорным трудом. Ее муж и дети не ходили по нему. Он просто лежал на полу.
В вычурной вазе с позолоченными ручками, стоявшей на каминной полке,
уже больше года торчал пучок засохших эвкалиптовых веток. Липкая бумага,
свисавшая с потолка, представляла собою кладбище прошлогодних мух.
Столовая никогда не слышала детского смеха. Смех, звучавший в этих
мрачных стенах, не объединял людей, он был данью взаимной вежливости, не
больше.
Зато гостиничная кухня ничем не отличалась от кухни каких-нибудь
фермеров. Роуз Бакмен начищала плиту до блеска, а Стрелок следил, чтобы она
щедро топилась в холодные вечера. Кухонный стол был выскоблен до белизны,
над ним был приколот старый календарь. Чашки, висевшие на медных крючках,
украшали буфет, полный посуды.
Поскольку именно здесь я слушал большинство рассказов Артура, кухня
всегда напоминала мне о нем.
Любопытно, что женщины, приезжавшие в гостиницу, избегали заходить на
кухню. Может быть, потому, что она могла напомнить им собственный
заброшенный очаг. Женщины чувствовали себя свободнее в столовой, там ничего
не напоминало о доме, там была атмосфера, сулившая веселье без помех и
всяческие развлечения.
Иногда Артур, Стрелок и я играли на кухне в покер. Научил меня игре
Стрелок, хвастаясь при этом крупными суммами, которые он якобы то выигрывал,
то проигрывал в игорных домах, куда часто захаживал, когда жил в городе.
- Не сомневайся, парень! Было время, когда и пятьдесят фунтов были для
меня не деньги.
Под влиянием этих рассказов я, подобно Шепу, начал верить в легкий путь
к богатству... Сами по себе деньги никогда не представляли для меня
интереса. Но рассказы Стрелка о крупных выигрышах давали повод помечтать о
том, как удача в картах помогает мне избавиться от жизни клерка и, спокойно
отдаться писательскому труду.
Я живо представлял себе, как, сидя за столом, заваленным банкнотами,
непроницаемый и суровый, я сдаю карты. Люди, с которыми я играю, - богачи,
ставящие на карту сотни, тысячи фунтов... На рассвете, проигравшись прах,
они, спотыкаясь, покидают сизый от табачного дыма игорный зал, а я,
уверенный в себе и спокойный, выхожу, сажусь в такси, и мои карманы так
набиты деньгами, что мне трудно идти.
Я даю десятку шоферу: "Сдачи не надо!"
Как он мне благодарен, этот воображаемый шофер. Но тут мечта искушает
меня отправиться к нему домой. Я даю деньги на образование его детей,
оплачиваю сложную операцию его жены, за которую согласен взяться только один
знаменитый хирург.
Но и после всех этих чрезвычайных расходов у меня остается достаточная
сумма, чтобы заниматься свободным творчеством.
Я получал двадцать пять шиллингов в неделю и двадцать два шиллинга
шесть пенсов платил за комнату и питание. На все остальные расходы у меня
оставалось два шиллинга шесть пенсов. Эти два шиллинга и шесть пенсов были
для меня состоянием. Раз в неделю я покупал "Бюллетень" {"Бюллетень" -
политический еженедельник, издающийся в Австралии, имеющий литературную
страницу. (Прим. перев.)} и углублялся в изучение напечатанных в номере
рассказов. Остающиеся два шиллинга я разменивал на мелкие монеты и носил в
кармане, часто пересчитывая их. Это были мои собственные деньги, мой