"Алан Маршалл. В сердце моем" - читать интересную книгу автора

улицей детей. В летние вечера их прыгающие и скачущие силуэты заполняли
мостовую, они смеялись, кричали, гонялись друг за другом, а женщины
наблюдали за ними со своих верандочек.
Дома не были ничем отделены друг от друга, если не считать мощенных
булыжником дорожек, которые вели на заваленные мусором задние дворы.
Земля по обе стороны булыжной дорожки была влажная, выбоины на мостовой
постоянно наполнены водой. Никто не заботился о порядке, и тем не менее все
тут излучало жизненную силу, было пронизано радостью бытия.
Стоявший одиноко в конце улицы красный кирпичный дом, где я снимал
комнату, был единственным звеном, связывавшим Имггариэл-стрит с ее прошлым.
Он постепенно лишился своего обширного сада; на месте деревьев и кустарника
один за другим вырастали маленькие домики, а сам сад съеживался все больше и
больше, пока наконец высокий частокол не оградил его от дальнейших
посягательств. Он остался при одной пальме да нескольких запыленных
кустиках, сохранившихся от лучших времен.
Теперь здесь помещался захудалый пансион, где комнаты сдавались
каждому, кто мог платить за них, и пальма, некогда свидетельствовавшая о
высоком общественном положении владельца дома, казалась сейчас явно
неуместной и производила жалкое впечатление. Жесткая, шелестящая крона чуть
не касалась нарядной чугунной балюстрады верхнего балкона, и жильцы, выходя
на него подышать свежим воздухом, могли заглянуть в ее занесенную пылью
сердцевину.
Это были по преимуществу "люди в белых воротничках" - коммивояжеры,
клерки, служащие, которые предпочитали жить в больших пансионах потому, что
здесь им было свободней и удобней; это было проще, чем содержать собственные
квартиры или ютиться по меблированным комнатам.
В пансионе жило пятнадцать человек - все мужчины, все холостые; они
торопливо проглатывали свой обед, если спешили на свидание, когда же
такового не предвиделось, ели медленно, погрузившись в раздумье.
Я редко оставался в пансионе после обеда, хотя у меня и не было
девушки, встречи с которой я ожидал бы с радостным нетерпением. Но такая
девушка была мне очень нужна, и я ходил по вечерам гулять, чтобы настроить
себя на соответствующий лад.
Я старался избавиться от чувства обособленности, от ощущения своей
немощи. Я сознавал, что общество ставило меня на более низкую ступень, чем
остальных, и делал все, чтобы побороть в себе готовность примириться с этим
жалким положением.
Я должен был доказать, - доказать не другим, а самому себе, - что -
девушки могут благосклонно принимать мои ухаживания. С проблемой такого рода
сталкиваются все мужчины, но для калеки она особенно трудна и мучительна.
Я понял, что уверенность в себе, основанная на одобрении посторонних -
до которого так падки многие сомневающиеся в себе люди, - не может стать
надежным источником силы воли и решимости; напротив, она делает человека
болезненно восприимчивым к любому замечанию по его адресу, к каждому
возражению, к малейшему отпору, ко всякой неудаче.
Черпая у других необходимые им душевные силы, люди лишь создают почву
для новых разочарований. Только внутренняя уверенность никогда не изменит
человеку в нужный момент; она не способствует развитию качеств, которые
могут ее же удушить.
Я мечтал стать писателем. Для этого я должен был сам участвовать в