"Джон Марко. Великий план (Нарский Шакал-2)" - читать интересную книгу автора

к своему делу. Его паучьи пальцы ползли по плоти жертвы, его кисти вращали
целый арсенал узких ланцетов, словно острые дирижерские палочки. Симон
знал, что видит мастера. Несмотря на вопли подвешенной к потолку на цепях
жертвы, он был заворожен зрелищем.
- Это так легко, - шептал палач. Его язык быстро лизнул ухо жертвы. -
Так легко умереть...
Голос был медовым, тошнотворно сладким и душным. Он лился из горла
Помрачающего Рассудок подобно песне, терзая несчастного, заставляя его
говорить. Но испытуемый уже почти потерял дар речи. С его губ срывалось
только невнятное трийское бормотание, однако Саврос Помрачающий Рассудок
еще не закончил. Он извлек из своего белого жилета еще один ланцет и
продемонстрировал жертве, медленно поворачивая в слабом свете темницы, ловя
кромкой лезвия оранжевое пламя факелов. Симон неподвижно стоял в углу
камеры, ожидая смерти пленника.
Как все трийцы, пленник был совершенно белым. Увидев его, Саврос
пришел в восторг. Для него белая кожа стала полотном, растянутым на цепях.
Он моментально принялся за дело, вырезая ножами орущие фигуры на обнаженной
спине несчастного. Их было уже почти двадцать - и они образовали
причудливую живую фреску. Кровь неумолимо стекала на пол, кусочки трийской
плоти прилипли к сапогам Помрачающего Рассудок. Но казалось, что Саврос
совершенно их не замечает. Наблюдая за этой картиной, Симон невольно
задумался, не так ли выглядит ад.
- Прекрасно, - заметил палач, любуясь своим драгоценным ланцетом. Он
поднес его к серому глазу трийца, помутневшему от усталости и боли. - В
Черном городе есть кузнец, который тратит много дней на одно такое лезвие.
Он - лучший мастер ножей в Наре. - Саврос проверил лезвие кончиком пальца и
ухмыльнулся. - Уй! Острое.
Саврос уже не трудился говорить по-трийски. Его жертва потеряла
способность понимать что бы то ни было, и он это знал. Но это было самым
приятным моментом. Симон с трудом держал себя в руках. Он - Рошанн, и если
он отвернется, Бьяджио об этом услышит. И он крепился и продолжал смотреть,
как Саврос гладит узким ланцетом мокрую от слез щеку и с воркованием поет
свою песню и как закованный в цепи триец с дрожью готовится умереть.
- Да делай же! - прорычал Симон, выходя из себя.
Саврос обратил смеющийся взгляд в темный угол, где ждал Симон. На
потолке у него над головой висел паутинный кокон, полный новорожденных
паучат, но Симон не сходил с места.
- Ш-ш! - прошептал Саврос, прижимая к губам тонкий палец.
В камере было жарко и пахло патокой. Симону было душно. Голос
Помрачающего Рассудок звучал у него в голове. Он слушал его уже несколько
часов, и ноги болели от усталости. Снаружи, в реальном мире, уже, наверное,
встало солнце. Если бы можно было, Симон выбежал бы из камеры и сблевал, но
ему еще предстояло сделать грязное дело.
- Если ты уже узнал все, что нужно, убей его! - приказал Симон. - Он
все же человек. Обращайся с ним, как с человеком.
Казалось, Саврос потрясен.
- Ты привел его сюда для меня, - напомнил он Симону. - И теперь не
мешай мне делать мое дело.
- Твое дело сделано, Помрачающий Рассудок. Если тебе нужно кого-то
прирезать, купи себе на ферме козу. Он был трийским воином. Оставь ему хоть