"Георгий Мокеевич Марков. Завещание (Повесть) " - читать интересную книгу автора

Их никто не видел на этом берегу тихой реки. Но они оба так
смутились, что, отойдя друг от друга, долго стояли, не в силах вымолвить
ни одного слова.
- Ну, что у нас сегодня, Миша? Какие дела-заботы? - наконец спросила
Калинкина, входя до колен в реку и оглядываясь на него, все еще смущенного
и сразу потерявшего ловкость, которую она вчера в нем приметила.
- Как вечером договорились, Дуня, коней оставим под присмотром
мужиков, а сами сплавимся по реке и обследуем территорию, показанную
Переваловым и Кольцовым. Вдруг на что-нибудь наткнемся реальное. А у тебя
какие-нибудь иные соображения возникли? По колхозным делам сердце ноет?
- От колхозных дел "совнарком" на неделю меня отставил... Проживут,
ничего не случится. А тут ты хозяин. Как скажешь, так и сделаем... А
только утром с Аграфеной разговор был у меня. Она сказала: "Ты, девка,
присоветуй прохфессору избушку дяди Федота отрыть. Оползнем в буераке ее
накрыло. Кто знает, может, там инструмент какой-нибудь остался.
Прохфессор-то, видать, доказать кому-то хочет, что был тут купец-инженер.
Не придумка это чья-нибудь".
- Молодец Аграфена! Дело советует. Я тоже об этом думал. Но все-таки
вначале надо на территории побывать. Двух-трех дней нам хватит на эту
поездку. Как думаешь?
- Как ты, так же. Сейчас умоюсь, позавтракаем и скорее в лодку. - Она
изогнулась над водой, поддевала ее большими пригоршнями и бросала себе на
лицо. Золотые брызги разлетались вокруг, с тонким звоном падали в реку.
Нестеров завороженно смотрел на Калинкину, думал о себе как о постороннем:
"Ну, Мишка, гад ты полосатый, кажется, втюрился ты по уши, как мальчишка.
Уж не трепался бы хоть, сволочь, насчет женоненавистничества, не разводил
бы турусы на колесах насчет неверности Симы... Ради того, чтобы с такой
красавицей оказаться, и сам бы Симу отринул... Признайся, подлец, хоть сам
себе в этом, будь честным... Не хитри, не пристало..."
- Пойдем, Миша. Я готова. - Калинкина прикоснулась к его руке своими
мокрыми, холодными пальцами, но сквозь этот холодок Нестеров почувствовал,
как пульсирует, бьет током энергия ее молодого существа. Он взял ее руку в
свою и, отступив от, ступенек, пропустил вперед, с трудом удерживая себя
от желания поцеловать ее в затылок.
Через полчаса они плыли в лодке. Сидели друг к другу лицом: Калинкина
на носу, с гребями в руках, он в корме, с веслом, конец которого был
спрятан под мышкой изувеченной руки.
День был такой ясный, такой запашистый от расцветавших лугов, такой
упоительный, что у Нестерова кружилась голова. Река катилась почти
неслышно, поблескивали ее отмели, отражая в своей зеркальной глади
белобокие облака. Суетливые стрижи будто невидимыми нитями прошивали
небесные просторы, расчерчивая их на замысловатые фигуры. Бабочки, как
разноцветные молнии, вспыхивали перед глазами и тут же исчезали в
прибрежных кустарниках. Лес не просто зеленел, а пылал зеленью, и даже
испарина над ним была пронизана изумрудными переливами.
Плыли молча, а точнее сказать, разговаривали молча, без слов, одними
взглядами.
Нигде не отступая от указок безногого бакенщика: "Сначала доплывете
до сломанной сосны, потом минуете мой шалаш на песке, дальше проплывете
голубой яр с обнажениями жароупорной глины, тут пересечете реку и протокой