"Георгий Мокеевич Марков. Завещание (Повесть) " - читать интересную книгу автора

Приреченской тайге обитали и кучно и в одиночку староверы. Рассказывали,
что основатель заимки, Фома Савкин, прожил здесь в полном одиночестве
больше сорока лет. Кормился рыбалкой, охотой, содержал пчел, сеял делянку
пшеницы, которой хватало ему от урожая до урожая. Покинул белый свет Фома
не по-обычному: заранее сколотил себе гроб, вырыл могилу и даже
староверческий крест поставил на склоне, чуть повыше могилы. Когда пришел
смертный час, сошел в могилу, лег в гроб, накрыл себя крышкой и испустил
дух.
Так ли было или иначе, с точностью никто не знал, но старики
утверждали, что все так это доподлинно происходило.
Калинкину и Нестерова встретило все наличное население заимки:
безногий, бородатый, заросший до глаз бакенщик, кривоглазый, с большим
оловянным бельмом, с пышными усами лесник и их жены - пожилые уже, но еще
крепкие, моложавые по виду бабы, выкормившие на таежном щедром харче
крутые, увесистые зады.
В такой глухомани любой путник - гость. Бабы, тряся юбками, кинулись
к погребам, в которых хранилась всякая снедь, а мужики, расседлав коней и
поставив их под навес, в тень на выстойку, пригласили гостей на скамейку
возле костерка, чадившего от комаров и прочей нечисти едким дымом
осинового трута-грибка.
Не теряя времени, Нестеров приступил к делу: рассказал об экспедиции
Тульчевского, о находках золота и ртути сравнительно близко от заимки, а
потом принялся с горячностью расспрашивать мужиков, известно ли им
что-нибудь на этот счет.
Мужики слушали Нестерова, удивлялись: всплескивали руками, ахали,
мотали волосатыми головами.
- Сроду, паря, такое не слышал, - бормотал косой лесник. Тускло
мерцал его оловянный глаз, наведенный прямо в лицо Нестерова.
- Туль... Туль... Туль... чевский... - Бакенщик хлопал себя по
коленям широкой, как деревянная лопата, ладонью в смолевых пятнах, до пота
на лбу старался воспроизвести трудную фамилию инженера.
- Ну, язви их, недоделки какие-то, а не мужики! - прошептала над ухом
Нестерова Калинкина и ушла к бабам, которые продолжали суетиться вокруг
стола, стоявшего под навесом, с другой стороны костра.
Минут через десять каких-то разговоров с бабами Калинкина напала на
след.
- Идите-ка сюда, Михаил Иваныч! Тут вот у Аграфены есть для вас
важное сообщение, - по привычке громко сказала Калинкина и лукаво
подмигнула Нестерову: знать, мол, надо, с кем дело вести.
Нестеров, а вместе с ним и лесник с бакенщиком торопливо перешли со
скамейки у костра под навес.
- Откель ты, Аграфена, знаешь-то про то дело? Пошто я-то ничего не
знаю? Ты че? В уме ли? - удивленно разводя руками, сказал лесник.
- Вот уж чудище объявился! Да как же мне не знать-то? Федот-то Попов
приходился мне по отцовой стороне сродственником. Его мать Анфиса и моя
бабка Степанида были сестренницы. Я уж большенькая была, почесть девка,
когда Федот-то приехал к нам в Пихтовку сговаривать батю на отход, на
прииски. Пошто-то шибко Федот скрытничал, а все же проникло до нас, до
детей. Брат у меня был старший, сгинул еще на той войне, две сестры...
Мать-то, бывалоча, что-нибудь начнет отцу про нужду расписывать, а он