"Дан Маркович. Следы у моря" - читать интересную книгу автора

тенистой улице с маленькими деревянными домиками. Это улица Лейнери, я здесь
когда-то жил, папа говорит, только дома этого уже нет. Некоторых домов, да,
не было, только развалины. Наконец, мы вышли на плоское место, заросшее
травой. Впереди пустое небо, запах неприятный, и шум, несильный, но
постоянный, так в уши и лезет.
Это море шумит.
А где оно?
Тебе не видно, давай подниму. Он взял меня на руки, посадил на плечо. И
я увидел впереди серую широкую полосу, а над ней почти такое же серое небо
только чуть посветлей, и на нем очень белые облака, таких белых у нас не
было. Когда мы жили в Тюмерево, это деревня в Чувашии.
Осень, вот и трава пожухла, говорит папа, впереди песок. И окопы,
пойдем осторожно. Мы пошли сначала по траве, потом вышли на песок, и я
увидел море со своей высоты. Оно серое, но с белыми пятнами, потому что
ветрено, от ветра волны, на них пена из воды и воздуха, они сплелись.
Начались канавки, они шли вдоль воды, видно, что засыпаны, но не до конца, а
к воде идет узкая дорожка, по ней можно идти, и мы шли, пока не подошли к
темной полосе песка, мокрого, на нем валялись обломки деревьев, тряпки,
железные ржавые вещи, и тут же везде лежали и шевелились от воды и ветра
длинные зеленые, темные... как трава...
Это водоросли, они растут в море, а сейчас отлив. Потом вода их
захватит, наступит на берег, будет прилив.
И она подойдет к нам?
Ну, мы ждать не будем, прилив не скоро.
Откуда ты знаешь, когда?
Каждые шесть часов. Луна своим притяжением воду за собой тянет, от
земли не может оторвать, зато гонит волну, это прилив... Мы вернулись, Алик.
Смотри, это наше море. Мы отсюда бежали, нас прогнали немцы, а теперь мы
вернулись. Мы их победили, и снова будем здесь жить.
Потом мы пришли домой, ели кашу, но без шелушек, желтую, бабка достала
пшено, и к нему кусок мяса, вареного. Я не мог разжевать, мама говорит, я
тебе нарежу. Все равно, я с трудом ел, сухое трудно проглотить.
Зато ты ел мясной суп, говорит бабка. Суп не заметил, как съел, правда.
Мясо нужно есть, мама говорит, ты дистрофик. Теперь мы приехали, все
пойдет как было, правда, Семен?
Как было, не получится, бабка говорит, и заплакала, вам придется все
заново. А мне ничего не придется, только доживать.
И ушла за свою ширмочку. А папа с мамой остались сидеть, ничего не
ответили.
Потом я ушел, сидел в кресле дяди Бера, кожаном, огромном, с плоскими
твердыми пуговками.
Заново так заново, папа говорит, попробуем, мы не старые еще.
Утром говорили
Утром я сидел в общей комнате, бабка поставила передо мной кашу, не
геркулесовую, а гречку, потому что суббота, чтобы праздничное настроение
поддержать. В субботу евреи не работают, руками делать ничего нельзя, но
есть можно, вот тебе повкусней, она говорит. Ну и жизнь, война кончается, а
просвета не видно.
Мам, говорит мама, выходя из комнаты, она почти неодета, пошла
помыться... мам, скоро все кончится, и мы заживем, как когда-то жили. До