"Дан Маркович. Ант" - читать интересную книгу автора

3.

Однажды, придя ко мне, а он это делал исключительно редко, ходил к нему
я, он увидел на столе книжку стихов одного довольно известного литератора,
почти машинально взял ее и стал смотреть. Я не беспокоился - книга и
книга, что такого. И забыл про дарственную надпись со словами одобрения
моей книге, которую я раньше подарил ему. Смешно сказать, даже в такой
малости я не сумел избежать разоблачения, мне не прощалась любая моя
ошибка. Иногда мне казалось, кто-то пристально следит за каждым моим
неуклюжим шагом, чтобы тут же наказать. Какая подлая мелочность! Позже,
здраво поразмыслив, я обычно смеялся над своей подозрительностью - надо
же, увидел в хаосе причин враждебный замысел...
Генрих был поражен, он допытывался, я должен был объясниться. Он не
обрадовался за меня, после этого наши отношения пошатнулись. Ему,
оказывается, надо было, чтобы я был несчастным неудачником-филологом, со
своими графоманскими переводиками, а он передо мной процветающий, умный и
богатый ученый. Теперь оказалось, что я довольно известен среди
профессионалов, считаюсь хорошим прозаиком и при этом скрываюсь.
Почему-то нежелание выставлять себя напоказ вызывает особое недоверие и
раздражение, писать, оказывается, мало, надо еще показывать себя. У меня к
этому свое отношение. Литература уводила меня от ничтожного тела, от боли,
страха и хватания за стены, от пристального внимания ко всему, что может
служить подставкой для ног. Поэтому судьба книги и каждого рассказа была
для меня отдельной историей; я стремился отбросить их от себя подальше,
чтобы спасти, как тонущий моряк выбрасывает за борт бутылки с записками.
Книга, как зверь или ребенок, нуждается в заботе и первом толчке, иначе
пропадет или сто лет будет ждать нужного человека. Раньше, бывало,
дожидалась, а теперь бесполезно - вовсе пропадет. Мир безумен и попирает
ногами тех, кому не удалось выползти из-под песка. Поэтому я стремился,
чтобы книгу прочитало хотя бы несколько понимающих людей.
Несколько таких дороже тысяч и миллионов, ставящих крестики в своем
образовании. Книга должна попасть в сообщество людей, которым она не
безразлична, тогда она может выжить. И я давал читать свои книги разным
интересным и знающим людям, а на собственную славу или известность не
рассчитывал. Может, слава помогла бы рассказам, но обойдутся, как домашние
звери в бедной семье - едят то, что и хозяева.

А я сам... не ждать ничего и не просить, с этими правилами я всегда
жил, так учила меня мать. А третье правило самое главное - НЕ БОЙСЯ.

НЕ ЖДИ. НЕ БОЙСЯ, НЕ ПРОСИ.
Да, так вот, Генрих как-то напрягся и обиделся на меня за то, что я не
такой, какой ему нужен был. Но это только начало, ссоры еще не было,
просто я стал немного реже появляться у него. А он не забывал каждый раз
колко шутить по поводу моих простых историй, говоря:
- Ну, зачем ты вытаскиваешь всякую незначительную мелочь на обозрение
всем.
Не вытаскивать же мне свои ноги... Но он был прав в одном -
действительно, до Бердяева с его рассуждениями о свободе мне было далеко.