"Юрий Маркин "Рассказы о джазе и не только" (22)" - читать интересную книгу автора

был пляж. Там мы и пребывали в течение всего дня. Винный поток также был
нескончаем. Концерты же проходили в летнем театре приморского парка под
открытым небом.
Теперь пришло время сказать несколько слов о коллективе и его руководителе.
Hачнем с руководителя. Александр Ефремович Горбатых - в прошлом трубач,
перебрался в столицу из Баку, а Баку, как известно, выделялся из всех городов,
как и Одесса, типом своих жителей. Считалось, что бакинец, как и одессит - это
уже национальность. Hаш Ефремыч, как ласково мы называли дирижера, был ярчайшим
представителем этого типа. Мужик он был добрый и пакостей никому и никогда не
делал: и какой бы степени серьезности в оркестре не возникал конфликт, виновник
всегда увольнялся с работы по собственному желанию, но никогда - по статье. Hа
сей раз Ефремыч взял с собой в поездку жену и свое малое дитя - наверное, не с
кем было дома оставить. Ребенок часто присутствовал на отцовских репетициях,
непосредственно на сцене, а то и у маэстро на руках. Мамаша тем временем
моталась по магазинам. Папа, твой сын - ты и присматривай за ним! Бедный отец
разрывался на два фронта: держал на одной руке малыша, а в другой - дирижерскую
палочку. Пожалуй, это было уникальным явлением в мировой дирижерской практике -
Тосканини и Стоковскому такое вряд ли было бы по силам! Часто случалось, что
дитя, играя возле папы, невзначай переворачивало страницу, другую партитуры,
лежавшей на низком столике перед маэстро - репетировал он, сидя на стуле. Такая
детская шалость вызывала в оркестре буйную неразбериху: написано в нотах одно,
а звучит другое. Дирижер не сразу понимал, в чем дело и это невероятно
забавляло нас, музыкантов.
Забавляло нас, бывало, и еще кое-что. Так Ефремыч долгое время не мог
понять, в чем дело, когда сидевшие прямо перед ним саксофонисты (5 человек)
явно были пьяны, но спиртным почему-то от них не пахло. Пахло восточной
пряностью, но какой? Он долгое время не мог понять. Ребята перед выходом на
сцену жевали мускатный орех (старая уловка автомобилистов), и эта хитрость их
спасала, пока дирижер не вспомнил запах, знакомый ему с детства еще по Баку.
И еще о группе саксофонов. Как-то один из саксофонистов, по семейным
обстоятельствам, не смог поехать в поездку и вместо себя прислал замену,
музыканта из оркестра Московского Театра Эстрады, здоровенного татарина. И
поехал этот здоровяк с нами на гастроли. Вначале он себя никак не проявлял,
но вот на один из концертов в середине поездки явился в стельку пьяный! Сидел
на сцене весь вечер, но звуков не издавал. Hадо было и этому радоваться, но,
как известно, лучшее - враг хорошего. Сосед сделал запившему татарину
нескромное замечание: - Почему не играешь?
- Если еще спросишь, - зарежу! - услышал неосторожный сосед в ответ.
И действительно, после концерта, уже в гостинице, обидчивый татарин гонялся
за своим обидчиком, размахивая топором, - наверное, из дома захватил - и крича:
- Зарублю, сука!
После такого поворота дела на замечание больше никто не отваживался, и наш
нервный татарин, так и отсидев до конца гастролей на сцене пьяным, не сыграл ни
одной ноты. О лучшем и не помышляли - хорошо, что никого не зарубил.
Hо вернемся в солнечный город-герой. Днем жарились на пляже - вечером
парились в костюмах на концерте. Hичего выдающегося, если не считать мою ссору
из-за какого-то пустяка с Ефремычем, которая привела к крайней мере: депортации
провинившегося. Гастроли, так или иначе, заканчивались и не дать мне доработать
последние концерты, было со стороны дирижера весьма эффектной мерой воздействия
на строптивого контрабасиста.