"Олег Маркеев. Тотальная война " - читать интересную книгу автора

С Ариной Михайловной у него установились добрососедские отношения,
какие завязываются только в старых московских домах, где квартирами дружат
из поколения в поколение. Сошлись быстро, несмотря на разницу в возрасте.
Очевидно, оба ощущали потребность в нормальном человеческом общении. Дом их
был типовой блочной многоэтажкой, густо населенной бывшими ударниками
коммунистического труда с завода имени Войкова, что не могло не сказаться на
нравах и чистоте прилегающей территории. Детишки чуть ли не с песочницы
вставали на учет в детской комнате милиции, подростков периодически целыми
компаниями грузили в "воронки", а более старших дружно провожали всем двором
то в армию, то на очередной срок. Остальные, отслужившие и отсидевшие,
дружно пили, о чем громогласно извещали весь двор каждый вечер.
Арина Михайловна, которой по возрасту полагалось лузгать семечки у
подъезда, смотрелась белой вороной. Местные ее за свою не считали:
мужа-алкоголика нет, сыну передачи собирать не надо, дочка пьяных дружков в
дом не водит. К тому же сериалы не смотрит. О чем с ней говорить? А когда
прознали, что новая соседка имеет два диплома и свободно говорит на четырех
языках, вообще стали считать блаженной. И давно бы обчистили квартиру, если
бы не странная дружба с таким же непонятным жильцом с пятого этажа:
Максимова во дворе почему-то побаивались.
По взаимной договоренности они с Ариной Михайловной присматривали за
квартирами друг друга в период отлучек. Максимов пропадал неожиданно и
надолго, Арина Михайловна часто, но, как правило, на несколько дней. Как раз
сегодня утром она предупредила, что собирается к дочке на дачу. В
обязанности Максимова входило покормить живность, обитавшую в квартире, и
полить цветы. Чем он и собирался заняться до тех пор, пока подъезд не
загудит от приезда милиции.
Открыв дверь - ключами они давно обменялись - Максимов вошел в
прихожую. И сразу же на всю квартиру картавый голос заорал: "Венсеромос,
камарадос! Ар-риба, Куба!". Следом хриплая труба, безбожно фальшивя,
протрубила первые такты "Марша двадцать шестого июня" <Марш кубинских
революционеров, неофициальный гимн республики, аналог нашей революционной
песни "Смело, товарищи, в ногу".>.
Из комнаты, треща крыльями, вылетел огромный попугай. Спикировал на
вешалку, уселся, целя черным глазом в голову гостя.
- Силенсьо, Че Гевара, - приказал по-испански Максимов, погрозив
попугаю пальцем.
Попугай поднял хохолок, повертел головой, разглядывая гостя то одним
глазом, то другим. Наконец узнал и успокоился. Твердый, как зубило, клюв и
луженая глотка делала его прекрасным сторожевым псом. Говорят, что в бригаду
для негласного проникновения в жилище, если в доме жил пес, комитетчики
включали кинолога. Собака, как правило, безропотно подчиняется опытному
дрессировщику. С попугаем такой номер не проходит. Особенно с Че Геварой.
Его склочный от природы характер был окончательно испорчен революционным
воспитанием, полученным при общении с латиноамериканскими студентами, от
которых он и перенял весь свой темпераментный словарный запас.
Че перебрал пупырчатыми лапками, устраиваясь поудобнее, прочистил горло
и приготовился к выступлению.
- Силенсьо! - прикрикнул на него Максимов. По опыту уже знал, если
вовремя не остановить, то Че на радостях выдаст знаменитую речь Фиделя