"Олег Маркеев. Тотальная война " - читать интересную книгу автора

по двадцать девятый год, - по памяти воспроизвел Максимов. - Допустим, ему
досталась лишь часть клада. Или часть разграбленного хранилась в тайной
казне Тевтонского ордена. Откуда, в конце концов, и появилась на свет.
Дед пошевелил кустистыми бровями, от чего глубокие морщины на лбу
пришли в движение, и обронил:
-Небезнадежен.
У профессора Арсеньева это считалось высшей оценкой. Низшим баллом,
выставляемым чаще всего восторженным курсисткам, была фраза: "Только под
венец, и никуда более". После нее следовали слезы и обмороки, но заслуживших
эту оценку дед больше к зачетам не допускал, кто бы и как бы на него не
давил.
Арсеньев взял листок и, скомкав, сунул в карман.
Судя по всему, экзамен закончился, и Максимов расслабился.
- Брактеат подлинный. Экспертизу проводил профессор Брандт из
Гамбургского университета. Ему можно доверять. Брандт - ученик Хефлера, а
Йозефа Хефлера я отлично знал, - произнес нейтральным тоном Арсеньев, но при
этом бросил Максимову многозначительный взгляд.
Максимов кивнул, дав понять, что важность информации оценена и 'она
намертво впечатана в память.
Он уже не удивлялся конспирации, царящей в научной среде. Без
рекомендаций, негласных проверок и перепроверок невозможно сделать и шага.
Особенно любили конспирировать историки. Объяснялось это просто. Историю во
все времена каждый правитель норовил переписать под себя. И волей-неволей
историки превратились в создателей и хранителей мифов. А разрушить миф,
управляющий толпой, - по последствиям действие значительно более серьезное,
чем взорвать атомную бомбу. Время от времени кто-то прорывался обнародовать
правду, надежно укрытую в архивах, и с благородным блеском в глазах взойти
за нее на костер. Как правило, все заканчивалось тихой смертью от инфаркта и
крематорием.
Арсеньев сосредоточенно раскуривал очередную сигарету и, казалось, так
был поглощен этим занятием, что забыл о присутствии Максима.
- Не люблю делиться неприятностями, но считаю, на правах родственника,
ты имеешь право это знать. - Дед задул спичку. - Сгорела наша дача. Хотя...
Может, все дело в том, что ее посчитали нашей? Слишком часто я там
появлялся, вот и подумали, что Арсеньева можно прижать этой развалюхой.
По документам дача принадлежала старому другу семьи. Узнав, что жена
Арсеньева смертельно больна, он отдал ключи от дачи и ни разу не упомянул об
оплате. Возможно, благодаря свежему воздуху Маргарита Павловна и протянула
все эти годы, безвыездно проживая в тихом поселке под Москвой.
- Что с бабушкой? - Максимов постарался скрыть волнение, дед не любил
излишних проявлений эмоций.
- Неужели я бы скрыл, если бы с Маргушей что-нибудь случилось? -
холодно сверкнул глазами Арсеньев. - Ее на даче, слава богу, уже неделю не
было. Подошел срок очередного сеанса химиотерапии, пришлось перевезти в
Москву.
- И когда случился пожар?
- В ночь на воскресенье. - Дед разогнал рукой табачный дым. - Только
странный пожар получился. Сначала взрыв обвалил заднюю стенку дома, потом
вспыхнул огонь. В подвале жар был, как в доменной печи. Выгорело и
расплавилось практически все. Нашли только остатки ящиков и сплав бронзы с