"Эрнест Маринин. Тете плохо, выезжай!" - читать интересную книгу автора

бурый валун на склоне, холм сполз в затянутый туманом старый торфяник, над
дальним лесом заклубился мазутный густой дым - дымила старинная Чаевская
мануфактура.
Саврасов вышел в тамбур. Чуть позже, когда поезд уже начал прыгать по
стрелкам, появилась зевающая проводница.
- Чаево, - сообщила она, раскатив круглое и большое, как бочка, "О".
- Чай, оно, - в тон отозвался Саврасов. Короткий сон освежил его, он
ощущал легкость и уверенность.
Тетка мила недалеко. Пять минут по короткой Вокзальной со стандартными
пятиэтажками, потом налево на старую Шестаковскую - пятнадцать минут
ровным шагом.
Давно уже он здесь не был - четыре года. В тот раз тетю Глашу крепко
прихватило сердце. Что ж удивительного - пятьдесят семь лет. Не старость
еще, но и не мало. Два года тому, как стукнуло ей пятьдесят пять, вышла
тетка на пенсию, бросила прядильню, где оттрубила тридцать годочков ровно,
и укатила в Ташкент, к дочери своей Татьяне. Прожила там год с лишним - в
новой хорошей квартире, в Чиланзаре. Нянчилась с внучатами - Вовка-то уже
в садик пошел, а Милочке только-только шесть месяцев сравнялось. Все б
ничего, да не шибко ладила она с Николаем, зятем. И то поначалу хорошо
шло, да потом мать Николаева вмешиваться стала. А чего бы ей,
спрашивается, живет себе отдельно, в гости ходит; погостевала, чаю попила,
про цены на урюк потолковала ну и здорова будь, матушка. Дак не по вкусу
ей, что Глафира не молчит, на Николая покрикивает, зачем, дескать,
выпивает. А Глафире как же молчать, чай, не чужая, Татьяна ей дочь родная
да и внучата... В дом много всего надо. А Николай - что говорить,
зарабатывает он прилично, шофер на автобусе, зарплата ему хорошая идет да
и сверх того... Но выпивать же зачем? Тем более Татьяну лупить. Она,
конечно, баба норовистая выросла, но не гуляет ведь - за что ж лупить?
Словом, не заладилось у Глафиры в Ташкенте, собралась она, у дочки из
хозяйственных денег одолжила на самолет - и домой. Хорошо Ольгу не
послушала. Та толковала, дескать, продай избу, зачем она тебе, старость не
за горами, так с Таней и дотянешь, внучат растить будешь, а в старости и
они - дочь да внуки - тебе опорой станут. Однако Глафира избу не продала -
вот и пригодилась в трудный момент жизни. Вернулась в Чаево, снова
работать пошла - не в прядильню уж, где в ее годы меж веретен мотаться, -
в контору, вахтершей при телефоне. Сильно, однако, переживала, вот они,
переживания, и дали себя знать - прикрутило сердце, совсем помирать
собралась. Слава Богу, вовремя Анатолий подоспел, выходил...
Саврасов поймал себя на том, что думает теткиными понятиями и образами.
Усмехнулся. У актеров это называется входить в образ. Что ж, ему это
нужнее, чем актеру. Тот в крайнем случае может всю жизнь себя самого
играть. Если человек не пустой, даже интересно будет в определенной мере.
А у него работа начинается только после того, как войдет в образ. Иначе не
может. Другие обходятся, говорят, Саврасов мудрствует, главное - вовремя
вторгнуться в психопластику организма, решительно пресечь болезненные
процессы, наладить генерацию здоровых ритмов. Верно, но все это потом, это
уже вторая стадия, чистая техника. А раньше надо найти эти здоровые ритмы,
поймать собственные частоты организма, чтобы навязанные извне, врачом,
вынужденные колебания попали в резонанс. А иначе получалось, как если бы,
скажем, человеку с сороковым размером ноги пересадили вместо отрезанной