"Анатолий Мариенгоф. Бритый человек" - читать интересную книгу автора

миловидные думочки, на льняные простыни, на монастырское стеганое одеяло, -
и сравнивал себя с мореплавателем, у которого морская болезнь начинается уже
в гостинице портового города за несколько часов до неизбежного отплытия. Она
обвила мою шею:
- Бубочка, отнеси меня на ручках в кроватку за то, что я свила тебе
такое чудное гнездышко.

ПЯТАЯ ГЛАВА

1

Гимназическая слава завоевывалась в сортире.
О сортире нижегородского дворянского института, после первого посещения
нашего - пустаревского, Лео рассказывал со слезами на глазах.
Я никогда не видел его более одухотворенным, более трепещущим, более
взволнованным, чем в те минуты сладостнейших воспоминаний.
- Да пойми ты, Мишка, что это был не ватер-клозет, а лирическое
стихотворение.
И рассказывал, попыхивая зрачками, будто раскуренными на ветру, о
фарфоровых писсуарах, напоминающих белоголовых драконов разверзших сияющие
пасти, о величавых унитазах, похожих на старинные вазы для крюшонов; о
сверкающем двенадцатикранном умывальнике; о крутящемся в колесе мохнатом
полотенце; о зеркалах, обрамленных гроздьями полированного винограда; о
монументальном дядьке в двухбортном мундире с красным воротником и в штанах
с золотыми лампасами, охраняющем крюшоновые вазы с бдительностью, достойной
часового порохового погреба в осажденной крепости.
Я хорошо понимаю, что всякое живое существо, чувство, вещь - достойны
опоэтизирования. А уж сортир, тем более. Но все же мне чудится, что он
несколько переусердствовал.
Вообще, легкое преувеличение было в его характере. И прежде всего, он
преувеличивал самого себя.
Но как же далек был от шпреегартовской грезы наш пономаревскин нужник
или гальюн, как его раз и навсегда окрестил рыжезубый классный надзиратель
Мишель Нукс, - в недалеком прошлом отважный мореплаватель и штурман дальнего
плавания.
К счастью, я могу уклониться от описания гимназического форума. Разве
не всякому известно, что из себя представляет "00" в проходном дворе на
лаятельной Трубе или "Pour les messieurs" в баламутной пивной "Стенька
Разин" по Лиговке, или перронное - "для мужчин" на шербаршнстой станцийке
южно-русских железных дорог.
Несмотря, однако, на мрачность гальюнного колорита, а может быть,
именно благодаря ему, гимназическим звездам предопределено было в нем -
загораться, распухать великолепием или превращаться в жалкие мусоринки.

2

Ванечка Плешивкин, Жак Воблыедов, Василий Васильевич Свинтухов, по
прозвищу Кузькина мать - вот оно, по истине, светозарное трехзвездие
гальюна.
До каких необъятных размеров разрослась, Ванечка Плешивкин, твоя