"Анатолий Мариенгоф. Это вам, потомки! ("Бессмертная трилогия" #3)" - читать интересную книгу автора

* * *

Аристотель говорил: "рабы и другие животные".
Как будто это про нас сказано. Именно: выдрессированные животные.

* * *

Сталин превосходно знал не только Макиавелли, но и Аристотеля.
Вот что писал этот древний грек о мерах, способствующих "сохранению
тирании":
"Необходимо - угнетение людей, возвышающихся над общим уровнем,
вытеснение людей мыслящих... строгий надсмотр за всем, что возбуждает в
гражданах предприимчивость и взаимное доверие, запрещение всех тех обществ,
в которых может быть обмен мыслей; напротив, дозволение всего того, что
способствует к возможно большему разобщению граждан... Не оставаться в
неведении того, что говорят или что делают подданные, но иметь
соглядатаев... сеять раздоры и поселять вражду между гражданами... ссорить
друзей между собой... и чтобы подданные, занятые каждодневной работой, не
имели разговоров".
Что из этого упустил Сталин? Ничего. Все использовал.
Поразительно!

* * *

Один болтун, заглянув ко мне "на огонек", просидел часа три,
безостановочно тараторя литературные сплетни.
Проводив дорогого гостя до парадной двери и крепко пожав на прощанье
руку, я сказал ему, исходя злобой:
- Всего доброго. Заходите почаще. Не забывайте.
И, вернувшись в кабинет - усталый, с головной болью, - повалился на
диван в полном изнеможении.
Вошла Никритина.
- Что с тобой, Толя? - спросила она испуганно. - Почему ты такой
бледный? Тебе плохо?
- Ничего, ничего. Сейчас отойду.
- Но что случилось? Что у вас тут было?
Я пролепетал голосом умирающего:
- Он меня говорил. Два часа, проклятый, меня говорил.
Никритина рассмеялась.
С этого тяжелого дня эта фраза утвердилась в нашем доме.

* * *

Из всех братьев Толстых один только Лев не кончил курса в университете.
Сергей (старший) очень любил его, однако называл:
"Самый пустячный малый!"
А одевался будущий Саваоф у лучшего в Петербурге портного - Шармера.

* * *