"Григорий Марговский. Садовник судеб (роман) " - читать интересную книгу автора

говори, а подкузмить она умела.
Обуреваемый тщеславием, я решил пробиться в журнал "Юность",
разлетавшийся тогда по стране миллионым тиражом. Стихами там заведовал некто
Натан Злотников - долговязый, плешивый, с осклизлой улыбочкой и медоточивым
тенорком. Несмотря на свою влиятельность в кулуарах, этот жалкий Агасфер
вынужден был постоянно оставаться начеку: сбоку его недреманно подсиживал
толстокожий истукан Николай Новиков, второй человек в отделе поэзии,
кропавший высокопарную серопись и при всяком удобном случае вставлявший
палки в колеса шефу.
- Доб"ый день, Г"ишенька! - завидев меня, пичужничал ласковый Натанчик,
улыбаясь как кукла Барби и неприлично подмигивая. - Коинька, это майчик от
Яши Коз"овского. П"овей, пожа"уйста, может, нам чего подойдет.
Вальяжный помощник, слюнявя пальцы, насупленно пролистывал мою
рукопись. Сколько он ни корчил из себя белую кость, камер-юнкерское
выражение не давалось суконному рылу. И вся-то его ностальгия по дворянским
собраниям объяснялась одной лишь тайной ненавистью к пирующим на обломках
предыдущей империи "узурпаторам".
- Поймите, Григорий, - выдал он при нашей следующей встрече, - мы хотим
вас открыть, а не просто опубликовать! Приносите новые вещи, мы в будущем
непременно что-нибудь отберем.
В другой раз этот аристократствующий троглодит внушал:
- А известно ли вам, что стихи не кормят? В лучшем случае вам светит
кресло литературного чиновника, - бьюсь об заклад, он опирался на
собственный печальный опыт.
Вот уж правду говорят: в чужом глазу... Свои-то нетленки оба журнальных
клопа - Натанчик и Коленька - тиражировали с воодушевлением неваляшек:
ничуть не уповая на вселенский резонанс, довольствуясь скромными
комсомольскими гонорарами. Какое им дело было до меня - незамаранного в их
иезуитских интригах, понятия не имевшего о том, кому на кого положено
стучать по четным, кому - по нечетным дням недели?!
Один только Витя Коркия, литконсультант на полставки, шепнул мне
мельком в редакционном закутке:
- Я вижу поэта! Нетрудно догадаться, что ваши учителя - Тарковский и
Чухонцев. Но учтите, совсем не обязательно повторять их крестный путь.
Ах, Виктор! К несчастью, все оказалось не так-то просто. Тому, кто
воистину живет написанным, тернового венца не избежать. Одним его надевают
на голову в издательствах, другим - на чужбине, третьим - в супружеской
постели... Да что я тебе рассказываю! Ведь и с тобой - чей потенциал раз в
десять превосходил их убогие возможности - эти кашалоты не больно-то
цацкались: не случайно свою первую книжку ты выпустишь, когда тебе перевалит
за сорок...
За глаза про Злотникова шутили:
Я пригласить хочу, Натанец,
Вас и только вас!..
Он состоял в особых отношениях с главредом Дементьевым, который иногда
вихрем проносился по коридору: в голубеньком костюмчике, идеально выбритый,
верткий как флюгер. Андрей Дмитриевич, ловкий эстрадный стихоплет, типичный
московский марран[13], и был флюгером по призванию: черная "волга" что ни
день моталась к подъезду ЦК ВЛКСМ. Злотникову терять было нечего: ему, с его
говорящими именем и внешностью, никакая мимикрия все равно бы не помогла.