"Юлий Марголин. Путешествие в страну Зе-Ка (Мемуары)" - читать интересную книгу автора

времена это называлось "острог". Теперь это был "лагпункт".
Точнее, мы находились в пересыльном распределительном лагере, откуда все
прибывающие партии заключенных рассылались по отделениям ББК. В самом
Медвежегорске находился лагерь на 3000 человек, лагерь особо
привилегированный, куда попасть считалось счастьем, так как люди жили
здесь "в центре", где и снабжали лучше и были возможности городской
работы. Наш "двор для проезжающих" был расположен отдельно. Никого, кроме
нас, там не было, бараки были отданы в наше исключительное пользование.
Бараки - были сараи, без окон, и явно не приспособлены для постоянного
жилья.
Мы провели три дня в этом месте. Здесь мы отдыхали с дороги. После
голодного этапного питания суп и каша, которые нам выдавались, казались
необыкновенно вкусными. На открытом воздухе стоял стол с медикаментами,
туда можно было подходить с жалобами. Здесь мы впервые познакомились с
основным лагерным словом: "Санчасть".
На второй день привезли со станции наши вещи, которые следовали тем же
эшелоном. Их сбросили в одну кучу под забором. Многие чемоданы поломались,
узлы распались, и когда мы явились разыскивать в общей куче свои вещи, то
для некоторых уже было поздно - все их пожитки были растасканы. Мой
чемодан валялся открытый, но большая часть его содержания уцелела. Там
было одних верхних рубашек с дюжину. Я сохранил столько носильных вещей,
что на долгое время мог считать себя обеспеченным. Во всем Медвежегорске
не было в тот вечер столько сокровищ и вещей европейского обихода, сколько
их валялось под забором пересыльного пункта ББК.
Это были хорошие дни. Нас сводили в баню, и я могу удостоверить, что за
все последующие пять лет я не был в такой замечательной и чистой бане.
Здесь не было европейских душей, а были российские шайки, лавки под
окнами, много горячей воды. Два дня мы лежали на солнце, на травке, -
сотни людей - сидели на завалинках под бараками и под августовским
северным солнцем читали "последние известия", то есть давили вшей на
рубахах.
Шатаясь по двору, мы сделали открытие. В одном месте за забором лежали
люди. Несмотря на то, что подходить к этому забору было запрещено, мы все
же успели под ним побывать. Через щели между досок мы увидели полянку,
которая вся была покрыта лежащими. Это было незабываемое мгновение. Мы в
первый раз увидели русских заключенных. Это была серая масса людей в
лохмотьях, лежавших без движения, с бескровными бледными лицами,
остриженных, с воровским и сумрачным взглядом. Некоторые из них поднялись
и, крадучись, подошли к забору.
- Кто такие?
- Поляки.
- Слышь, поляки! - они стали расталкивать друг друга. Через забор глядели
на нас тусклые, тяжелые, холодные глаза. Мы спросили:
- Не знаете, куда нас отправят?
- Что, не знаешь? - засмеялись с другой стороны. - В лес поедешь. - И
человек стал нам показывать мимикой нашу судьбу.
Мы не поняли сначала, что значат его движения. Он согнул руку и стал
равномерно двигать ею вперед и назад. Это было движение пиления. Человек
пилил и беззвучно смеялся, глядя на наши удивленные лица.
- Нет ли хлеба на продажу? - стали подходить другие. Тут же кто-то