"К.Маркс и Ф.Энгельс. Собрание сочинений, том 21" - читать интересную книгу автора

оставалось бы ничего другого, как проповедовать коммунизм в каком-нибудь
мелком захолустном листке и вместо большой партии действия основать
маленькую секту. Но для роли проповедников в пустыне мы уже не годились: для
этого мы слишком хорошо изучили утопистов и не для этого составили мы свою
программу.
Когда мы приехали в Кельн, там демократами, а отчасти и коммунистами,
уже велась подготовка к созданию большой газеты. Ее хотели сделать
узкоместной, кельнской, а нас сослать в Берлин. Но мы в 24 часа, главным
образом благодаря Марксу, завоевали позиции; газета стала нашей; зато мы
сделали уступку, включив в состав редакции Генриха Бюргерса. Последний
написал (в " 2) одну статью, за которой никакой другой так и не последовало.
Нам нужен был именно Кельн, а не Берлин. Во-первых, Кельн был центром
Рейнской провинции, которая пережила французскую революцию, усвоила через
кодекс Наполеонапреступление. В Берлине после революции молодой Шлеффель за
пустяки был осужден на год[16] на Рейне же мы располагали безусловной
свободой печати и использовали ее до последней возможности.
Мы приступили к изданию газеты 1 июня 1848 г. с очень небольшим
акционерным капиталом, из которого была внесена только незначительная часть;
да и сами акционеры были более чем ненадежны. После первого же номера
половина из них нас покинула, а к концу месяца не осталось ни одного.
Конституция редакции сводилась просто к диктатуре Маркса. Большая
ежедневная газета, которая должна выходить в определенный час, ни при какой
другой организации не может последовательно проводить свою линию. К тому же
здесь для нас диктатура Маркса была чем-то само собой разумеющимся,
бесспорным, и мы все ее охотно принимали. Именно его проницательности и
твердой линии газета была в первую очередь обязана тем, что стала самой
известной немецкой газетой революционных лет.
Политическая программа "Neue Rheinische Zeitung" состояла из двух
главных пунктов: единая, неделимая, демократическая немецкая республика и
война с Россией, включавшая восстановление Польши.
Мелкобуржуазная демократия делилась тогда на две фракции:
северогерманскую, желавшую демократического прусского императора, и
южногерманскую, тогда почти специфически баденскую, желавшую превратить
Германию в федеративную республику по образцу Швейцарии. Нам надо было
бороться с обеими фракциями. Интересам пролетариата одинаково противоречило
как опруссачение Германии, так и увековечение ее раздробленности на
множество мелких государств. Интересы пролетариата повелительно требовали
окончательного объединения Германии в единую нацию, что одно только и могло
очистить от всяких унаследованных от прошлого мелких препятствий то поле
битвы, на котором пролетариату и буржуазии предстояло помериться силами. Но
интересам пролетариата в то же время решительно противоречило установление
прусского верховенства: прусское государство со всеми своими порядками,
своими традициями и своей династией было как раз единственным серьезным
внутренним противником, которого должна была сокрушить революция в Германии;
кроме того, Пруссия могла объединить Германию, только разорвав ее, только
исключив из нее немецкую Австрию. Уничтожение прусского государства, распад
австрийского, действительное объединение Германии как республики, - только
такой могла быть наша революционная программа на ближайшее время. И
осуществить ее можно было посредством войны с Россией, только таким путем. К
этому последнему пункту я еще вернусь.