"Георгий Марчик. Первая и единственная ("Маленькая золотая штучка") " - читать интересную книгу автора

вперед, голова по-петушиному вскинута кверху. Никого не замечаю.
Конечно, не отрицаю, есть своя приятность в красивом прожигании жизни.
Модно оделся, красиво подъехал на такси к ресторану, красиво сделал заказ,
красиво выпил, закусил, потанцевал, рассчитался. Чтобы тебе поклонились,
словно ты и впрямь персона. А что дальше? Об этом не думаешь. Живешь одним
днем, сейчас, сегодня. От этого и пляшешь. Комариная философия. Насосался и
доволен.
... После школы прошло уже несколько лет. Старая любовь была забыта,
заросла сорняком как заброшенное кладбище. Я все крутился на карусели
удовольствий. Кабаки, тряпки, девчонки. Как в болоте - сверху сочная зеленая
травка, цветочки, а внизу черти. Красивая жизнь требует денег. А где их
взять? Заработка уже не хватало. Приходилось искать дополнительные доходы:
что-то покупать, перепродавать. А тут еще познакомился с одной девицей -
художницей, красивой, как Венера Милосская. Только с руками, конечно. Она
меня раззадоривала: "Ну, что ты за кавалер? Не можешь подарить своей даме
паршивую цепочку". Цепочка, конечно, паршивая, отвечаю, но сделана из
чистого золота. И чтобы ее купить надо вкалывать по крайней мере три месяца.
Она пожала своими божественными плечами: "Вот уж не думала, что ты
такой скучный. Я же не спрашиваю тебя, где ты возьмешь деньги".
Я подарил ей и цепочку, и сережки, и французские духи. Где я взял
деньги, она меня действительно не спросила. А взял я их в "долг" у одного
пьяного, в ресторане. В туалете. Потом решил еще раз одолжиться таким же
образом у одного симпатичного дяди. Говорю ему: "Вытряхни-ка быстренько свои
карманы, а то мне расплатиться не хватает. Да поживей, мне некогда". Дядя
заулыбался: "Понимаю. Сейчас. Вот только застегнусь". Застегнулся, вытащил
шпалер и на меня: "Добегался, буланчик!" "Я пошутил, говорю. Вы меня не так
поняли." "Ты прав, говорит. Я таких шуток не понимаю".
Вскоре меня судили, и я попал в колонию. Вначале я пробовал в зоне
корчить этакого "вора в законе", но потом поохладел, призадумался. Живешь,
как на вокзале в ожидании. Только поезд придет за тобой спустя целую
вечность.
Стал выходить на работу, старался не нарушать установленных в колонии
правил. Послали на "химию", потом попал под амнистию.
Вышел на свободу, насвистывая, мол, а нам все равно. Но, честно говоря,
я был напуган. Впрочем преступником в душе я себя никогда и не считал.
Подумаешь, взял у пьяного дурака деньги на подарок женщине. Какое же это
преступление? Пугала мысль: неужели и я такой же, как все другие в колонии.
Лица серые, потухшие глаза. Вспоминать не хочется. Всех этих мужиков,
пацанов, блатных, опущенных, с которыми коротал срок. Многие жили без всякой
надежды, не впрягались - лишь бы отмазаться. Хотя попадались, конечно, и
приличные ребята.
На свой завод возвращаться не захотел. Может потому, что было стыдно
встречаться с бывшими товарищами по работе. Не знаю. Устроился на другой
завод. Буду откровенен - я вышел на свободу все тем же легкомысленным
парнем, хотя и был поколеблен в своем "крэдо". Вскоре меня вновь потянуло на
"красивую жизнь", а какая она представления об этом были у меня весьма
своеобразные. Мне бы чуть больше подумать о своей судьбе. Чуть серьезней
поразмыслить, все взвесить, а потом уж и пошагать вперед. Так нет. О чем
долго думать с такой подмоченной репутацией. Все равно, решил я, веры мне
больше не будет. Отдамся-ка я на волю волн, авось они куда-нибудь вынесут.