"Георгий Марчик. Маленькая золотая штучка ("Маленькая золотая штучка") " - читать интересную книгу автора

- Очень хочешь? - мягким кошачьими движениями поглаживая голову
писателя заботливо спросила Вера
- О, да! Моя несравненная! Умоляю, прошу...
- Так просишь - надо дать... - сказала она, томно закатывая глаза, и
прильнула к губам писателя обжигающим ртом.
Она оказалась даже лучше, чем мог в самых пылких мечтах представить
себе стареющий прозаик. Или это просто показалось ему после столь долгого
воздержания. Какое это имеет значение...
- О, чистое, о, нежное создание, - заплетающимся языком с блуждающими
глазами лепетал писатель. - Любовь моя, вершина мироздания. Мне никогда еще
не было так хорошо, так сладко, так божественно...
Комнату освещал лишь лампадный огонек ночника. Вера молчала, усиленно
занимаясь любовным делом. А писателя перехлестывали эмоции. Он не мог
молчать. Он сопел, пыхтел.
- Какое немыслимое счастье, что я встретил тебя, - бормотал он. - Ты
самая лучшая на этой земле. Какие у тебя восхитительные формы, какая упругая
атласная кожа, твое тело соткано из неземной материи. Ты ожившая Шахерезада,
богиня любви, Афродита, рожденная из морской пены. Я слышу, как поют
небесные скрипки, воспевая тебя...
Скрипела тахта. По комнате разносилось учащенное дыхание, прерывистый
шепот сходившего с ума от страсти писателя, а в потолочных темных углах
комнаты шушукались и хихикали ночные химеры.
- Послушайте только, какую чушь он несет. Совсем потерял голову, дурак.
Гля, опять за ноги схватил... Не знает болван за что держаться. Хи-хи-хи!
Эй, осторожнее! А то свалишься на пол. Бедная тахта! Давно на ней не скакали
таким галопом. - Они корчили рожи и хохотали.
- Ты кажется что-то сказала? - спросил писатель, приостанавливаясь и
переставая пыхтеть. - Нет? Значит мне просто показалось. Тебе хорошо? Ты
любишь меня? Я схожу с ума, я сейчас умру от страсти... Ооо...
Химеры, смеясь, подбадривали его: "Ну, давай, браток, шуруй, жми, не
останавливайся. Наш паровоз, вперед лети! Еще немного, еще чуть-чуть! Еще,
еще! А ну, наддай, дружище!
Писателю казалось, что это он сам в упоении что-то лепечет, въезжая по
тряской дороге прямо в рай.
Химеры, радостно кривляясь и жестикулируя, словно приподнимали его
своими невидимыми лапами и снова опускали с размахом: "Эй, ухнем! Еще раз
ухнем! Сама пойдет! Сама пойдет!".
"Ооо!" - вопил писатель, словно смертельно раненое животное и ничком в
безволии притискиваясь к мягкому ложу, на котором он так истово исполнял
танец живота
"Ооо!" - вместе с ним дружно завопили химеры, корча зверские рожи.
И сразу вслед за тем началась проза жизни. Вера голенькая босыми ногами
побежала в ванную комнату. После нее туда потопал писатель. Когда он
вернулся, Вера была уже одета. Она сидела в мягком кресле, закинув ногу за
ногу, и курила. Усмешливо глядя на писателя, она сказала:
- А ты еще ни-че-го... Писатель польщенно улыбался.
Вере пора было домой, и она попросила не провожать ее. Писатель помог
ей надеть пальто, при этом обнял и нежно прижался к ней. Когда она уже была
на выходе из квартиры, он спохватился:
- Минутку, я сейчас... - "Я подарю ей маленькую золотую штучку , -