"Елизавета Манова. Один из многих на дорогах тьмы..." - читать интересную книгу автора

4. ВАСТАС

Лет десять, как он перестал ночевать в _р_а_о_л_и_. С тех пор, как
начались страшные ночи. Слишком долго его вызывать из раоли, не то, что из
комнат в Верхней башне.
А, может быть, вовсе не в этом дело. Жены его стареют, как и он сам,
а _О_н_а_, та, которую он так поспешно назвал сестрою, та, между которой и
им только его честь и его слово...
Даже горечи нет в мимолетной мысли, как нет в нем сейчас волнения
плоти. Он сидит, высокий, все еще сильный; лишь седина облепила виски и
морщины легли возле губ.
Жалкий огонь светильника корчится на столе, никнет и мается в
тягостной духоте. Не хочется думать о раскаленной постели. Не хочется
думать о том, что бродит вокруг. С тех пор, как наш край запрудили ночные
твари, Такема в осаде каждую ночь. Пока мы заставили их присмиреть. В
последнюю вылазку Торкас не дурно их проучил...
И чуть раздвинулись угрюмые складки у губ, чуть смягчился
пронзительный взор. Торкас - не дитя моих чресел, но дитя души моей, сын
бога - и все-таки он мой. Он будет великим воином, и пусть иссякнет мой
род, но не иссякнет слава Такемы...
Торкас... Все мысли о нем, и Вастас не вздрогнул, когда сам Торкас
вдруг встал на пороге.
- Что случилось? - спросил он. - Тревога?
- Нет отец.
И непонятное беспокойство: слишком мягко он это сказал. Торкас -
суровый не по годам, он умеет таить свои чувства...
- Отец, - сказал Торкас и встал перед ним, и огромная черная тень
потянулась под кровлю. - Я хочу тебя спросить.
- Что? - спросил он угрюмо. Неужели это свершилось? Неужели бог
отнимет его?
- Я уже кое-что знаю, - сказал Торкас. Он дождался кивка и сел, и
печальный огонь лампадки ярко вспыхнул в его глазах. - Я спросил у матери.
- Аэна - мудрая женщина, - грустно ответил Вастас. - Если она сказала
- значит пора.
- Мой отец - ты, - сказал Торкас. - Ты меня вырастил и воспитал. Тот
другой - только имя. Но все равно я хочу узнать...
Мгновенная ярость: я не позволю тебе ожить! И твердая горечь: я уроню
себя, если солгу. Бесчестно соперничать с мертвецом, а превыше чести нет
ничего.
- Это не только имя, - ответил он. - Это было последней нашей
надеждой... или предпоследней, мне этого знать не дано.
- Он сделал мать несчастной!
Да! Подумал он яростно, и я его ненавижу! Но ответил честно, как
подобает мужчине:
- Его просто убили, Торкас. Не думаю, чтобы он желал ей такой судьбы.
- Так кто он был: человек или бог?
- Человек, но его сделали богом. Погоди, Торкас, - сказал он устало,
- давай я расскажу тебе все. Я видел Энраса дважды, - сказал он, - но не