"Марк Мэннинг. Мототрек в ад " - читать интересную книгу автора

зорро-убийца. - Я вота, типа, коричневый, - трет себя по щеке. - Мне тоже,
что ли, в саду пить надо?
- Нет, нет, что вы, у нас летом бывает много вежливых пакистанских
джентльменов, никаких проблем, только чернушкам нельзя.
Мексиканец осклабился и улыбка его была оскалом кобры перед броском. А
фашистский ниггер Стаггерли аж речь толкнул от офигения.
- Я вырос на юге гребаных Соединенных Штатов, чертова сегрегация и
апартеид, Нельсон Мандела, Мартин Лютер Кинг и все черти преисподней, хотя в
принципе приятная погодка, приятный садик и все такое, давайте попьем на
воздухе как честные люди, - фашист Стаггерли успокоился, но страшный яд
черной злобы капнул ему в кровь и, как уже было сказано, Сезерлойд подписал
себе приговор и дело пахло керосином.
Двадцать кружек пива и реки текилы еще разгонят и раскумарят гнев
"Говностаев Сатаны", вы только подождите.
"Вечерний Звон" само собой во все глаза таращилась на байкеров, они все
такие кожаные и со свастиками, прямо как ее любимый братец со всем своим
военным немецким антуражем, но все ж таки не совсем такие, какая-то в них
гнильца, да-с! А между тем она гоняла свои телеги с девчатами, показала им
мальчика-с-пальчик в девять дюймов с большими шарами, типа к свадьбе хочу
технически подготовиться и все такое...
А байкеры-подонки побухали короче часика два и, наконец, Стаггерли
решил выступить с выходом. Заходит значит в бар и...
- Слушай, ты! - орет ему Сезерлойд. - Ты че, совсем? Я твоему
другу-азиату объяснил правила! - старик, значит, совсем страх потерял, сам
не врубается, чо щас будет.
А Стаггерли ему: "Ах ты пидор гнойный, щас вот нассу тебе всласть по
всему помещению", - и достает огромную черную колбасину, что твой сервелат
финский. Девчонки там, "Вечерний Звон" с подружками аж сатанеют от ужаса и
размеров небывалых африканских, а Стаггерли аккуратненько писает себе
вокруг, словно газон поливает. Уж кто сто пудово счастлив, так это Джонни
Пед, всю жизнь наверно мечтал, чтобы здоровенный ниггер обоссал его из
огромного черного брандспойта.
"Вечерний Звон", как самая умная, ломанулась к телефону в участок
накапать, значит-ца: "Сержант Вислозуб, у нас тут неприятности в "Козырной
Свинке", приезжайте поскорее! Вы ж меня знаете, я зря пургу гнать не буду!"
А Сезерлойд так и не врубился, что ему пиздец пришел и орет как
резаный:
- Ты, блин, какашка черная, тебе, блин, кто позволил ссать на моих
клиентов!
- Ниче, ниче, все нормально! - пропищал Джонни Пед, обтекающий и
счастливый. А тут и окно вылетело, и в провал Адольф Адольфович влетел, и
другое окно вылетело к чертовой матери. Эль Гомисидро один из своих ножичков
бросил и ладошку Сезерлойда к стене пришпилил как бабочку в гербарии или
вроде того. Сезерлойд, конечно, арию запел, словно Повар-отти на повороте
величайший самый.
И главное слово, конечно же, а кто тут еще главный, произнес Гомез
Гитлер:
- Де-е-евчо-о-онки, - звонко так, по-мексикански, с душой рявкнул, что
Джемма Троллоп враз обоссалась, аж из туфелек потекло, - снимайте трусы,
знакомиться будем.