"Томас Манн. Gladius Dei" - читать интересную книгу автора

- Ты его знаешь?
- Немного. Он, безусловно, сделает карьеру. Его уже два раза приглашали
на обед к регенту. Они начали прощаться, продолжая болтать.
- Будешь сегодня вечером в театре? - спросил один из них другого. -
Любительский кружок ставит "Мандрагору" Макиавелли!
- Браво! Вот, вероятно, будет занятно! Я собирался в кабаре художников,
но, вероятно, в конце концов предпочту достойного Никколо. До свиданья!
Они распрощались, отошли от окна и повернули в разные стороны. Их
сменили другие, в свою очередь принявшиеся внимательно разглядывать
нашумевшую картину. Только Иеронимус все не двигался с места, он стоял,
вытянув шею, и руки его судорожно сжимались, запахивая на груди плащ.
Теперь его брови не были вздернуты; они уже не выражали холодного, даже
злобного изумления, но мрачно хмурились; щеки, прикрытые черным капюшоном,
казались еще более впалыми, толстые губы побелели. Голова медленно
клонилась все ниже и ниже, пока наконец неподвижный взор не вперился в
картину совсем исподлобья. Ноздри его трепетали.
В этом положении он пробыл с четверть часа. Люди вокруг приходили и
уходили, он один не двигался с места. Наконец он медленно, медленно
повернулся и ушел, тяжело ступая на пятки.
Но облик мадонны сопутствовал ему. Преклонял ли он колени в прохладных
церквах, оставался ли в своей тесной, мрачной келье, - всегда и всюду
стояла она перед его возмущенной душой, полуобнаженная, прекрасная, со
своими страстными глазами, под которыми залегли темные тени, с загадочной
своей улыбкой. И никакими молитвами не мог он отогнать ее от себя.
А на третью ночь Иеронимус услыхал зов свыше, веление действовать,
поднять голос против безрассудного нечестия и кичливой красоты. Тщетно он,
подобно Моисею, отговаривался косноязычием; воля господня была непреклонна
и громогласно требовала, чтобы он преодолел свою робость, принес эту
жертву и отправился в стан ликующих врагов.
И утром он отправился в путь, ибо на то была воля господня, в
художественный магазин М.Блютенцвейга, в обширное предприятие, торгующее
красотой. Голова его была окутана капюшоном, руки плотно запахивали плащ
изнутри.


Становилось душно; небо было бледно-серое, надвигалась гроза. Снова,
как и в тот раз, множество людей теснилось перед окнами художественного
магазина, особенно там, где стояло изображение мадонны. Иеронимус окинул
ее беглым взглядом, затем нажал ручку стеклянной двери, завешенной
плакатами и художественными журналами, и, промолвив: "Да будет воля твоя!"
- вошел в магазин.
Молодая девушка, в дальнем углу за конторкой вписывавшая что-то в
бухгалтерскую книгу, миловидное создание с темными, зачесанными на уши
волосами и слишком большими ногами, подошла к нему и приветливо спросила,
что ему угодно.
- Благодарю вас, - тихо ответил Иеронимус и, вздернув брови, нахмурив
покатый лоб, серьезно посмотрел ей прямо в глаза. - Я не с вами хочу
говорить, а с владельцем магазина, господином Блютенцвейгом.
Она немного помедлила, затем отошла от него и снова принялась за
работу. Он стоял посреди магазина.