"Генрих Манн. Зрелые годы короля Генриха IV " - читать интересную книгу автора

что Морней, или добродетель, послан в Англию. Пока слух достигнет туда, он
превратится в глупую сплетню; если же у королевы Елизаветы все-таки
возникнут подозрения, Морней разуверит ее. Вместо одного отсутствующего
многие другие смотрели на него суровым или скорбным взглядом. Некоторых он
считал легковеснее. Роклор, привыкший блистать, честолюбивый Тюренн, у вас
хватает силы быть правдивыми и судить короля, который близок ко лжи!
Правда, его Агриппа представлялся, будто ничего не ведает, на деле же думал
перехитрить своего короля.
- Сир! - начал он. - Меня одолевают муки совести.
- Тебя, Агриппа?
- Меня. Кого же еще? Один друг из Парижа сообщил мне имена
заговорщиков и даже прислал их собственноручные письма, из коих явствует,
что они злоумышляют на жизнь вашего величества.
- Дай мне письма!
- Именно вам? Сир! Испанский посол заплатит мне больше, если я
уведомлю его, что этот замысел раскрыт. Но хотя я, как вам известно,
большой охотник до денег, мне никогда не придет в голову добывать их путем
сговора с врагами моей веры и моего короля.
- Ты предпочитаешь ждать, чтобы убийцы добрались до меня? Скажи уж
лучше, какую назначаешь мне цену?
Такой укоризны еще никогда не выражали глаза Агриппы. В минуту он,
казалось, вырос на три дюйма.
- Никакой. Все меры приняты, чтобы вы даже не узнали этих людей, если
бы они попались вам на глаза.
- Тогда я тебе не поверю, что мне грозила опасность.
- Сир! Как угодно! - заключил Агриппа дерзко и в то же время
саркастически, по своему обыкновению.
Но вскоре случилось так, что несколько испанских кавалеров по
поручению дона Филиппа явились к королю Французскому, осаждавшему свою
столицу, предложить ему в супруги инфанту. В жажде мира со своими
подданными, Генрих поспешил принять посредников. Только главного из них
привели к нему и при этом держали за руки, слева кто-то другой, а справа
Агриппа, который делал вид, будто это простая учтивость, а на самом деле
сжимал руку гостя как в тисках. Генрих понял. Он быстро выпроводил
самозваного посла и даже не спросил, что сталось потом с ним и с
остальными. Своему Агриппе д'Юбинье он не предложил награды за спасение
жизни и не подумал поблагодарить его за наглядный урок бескорыстия, прямоты
и неизменной верности своему делу.
Он полагал, что ему самому, как это ни прискорбно, вероломство суждено
богом, ибо он предназначен спасти королевство. "Я служу господу, пытался
Генрих оправдать свое вероломство, что было нелегко даже перед
всеведущим. - Я покоряюсь ему, когда грешу против памяти матери и адмирала
и всех наших борцов за веру, против исповедания пасторов и пренебрегая
памятью миллиона погибших за время религиозных войн". Тут он ощутил душой
небывалое, ужасающее одиночество. "Ни старые друзья, ни протестантская
партия, ни укрепленные города, где мы могли молиться, ни даже ты, Ла-Рошель
у моря! Ни душевная связь с людьми моей веры, ни псалом в разгаре битвы -
ничто не властно перед зовом королевства. Королевство - это больше, чем
убеждение или цель, больше даже, чем слава; это люди, подобные мне", - так
внушал он себе и тут только почувствовал, что спасен. "Да, люди, но я вижу