"Генрих Манн. Диана (Трилогия "Богини, или Три романа герцогини Асси", Книга 1)" - читать интересную книгу автора

перед ее только что оконченным портретом. Для нее все это были непонятные
глупости, и она высказывала это без всякого сострадания, с таким спокойным
видом, что у самых легкомысленных повес пробегал по спине холодок. Ее начали
бояться. Ей же доставлял живейшее удовольствие какой-нибудь новый сорт
мороженого или снег, падавший на меховой воротник ее кучера более густыми
хлопьями, чем обыкновенно. С большим участием, чем ко всем своим
поклонникам, она относилась к лорду Эппому, старому джентльмену, который
круглый год носил белые панталоны и красную гвоздику. Он приезжал к ней в
потертой одноколке, и ее смешило до слез, что ему приходилось преодолевать
подозрительное сопротивление слуг, чтобы проникнуть к ней и положить к ее
ногам ценный подарок. Она навестила его и вошла в его спальню: он спал в
гробу. Он галантно преподнес ей одно из заранее напечатанных приглашений на
похороны и сыграл в честь ее на шарманке собственноручно написанный
похоронный марш.
Она стала законодательницей мод. Костюм вакханки, который был на ней в
1870 году на балу в Опере, сделал ее знаменитостью. Разносчики на бульварах
продавали карикатуры на нее, в витринах красовались огромные фотографии
герцогини Асси. Во время одного празднества в Тюильри император долго не
сводил с нее своих тусклых глаз, с трудом подавляя светившееся в них
желание.
Война с Германией заставила ее остановиться среди танца, так как музыка
резко оборвалась. Сладострастно откинув убаюканные мелодией головы,
танцующие дамы прислушивались к раскатам отдаленного грома, и улыбка
медленно исчезала с их уст.


* * *

Герцог сейчас же увез ее. На следующее утро по приезде в Вену его нашли
в постели мертвым. Она продолжала путешествие в сопровождении трупа и
похоронила его в склепе Асси в Заре, на торжественном кладбище, навстречу
которому с мрачной пышностью движется шествие кипарисов. Затем она заперлась
в своем дворце. Общество далматской столицы стучалось в ее двери, но
герцогиня строго соблюдала траур.
Она чувствовала себя выбитой из колеи и более удивленной, чем
испуганной, случившимся. В первый раз она испытывала тревожное ощущение
чего-то неведомого, что подстерегало ее и к чему нельзя было отнестись
совершенно легко. Она думала, что провела протекшие годы там, где пульс
жизни бьется сильнее всего; теперь у нее было чувство, будто бальная музыка
и пустой смех заглушали все, что было бы важно услышать. И во внезапно
наступившей тишине она начала прислушиваться.
"Теперь я одна. Что же, что же теперь надо понять?"
На Пиацца делла Колонна в Заре понимать, очевидно, было нечего. Она
стала опять скучать, от чего отвыкла со времен Канн и, подобно остальным
женщинам, часами смотрела из-за запертых ставней на сонную, залитую солнцем
мостовую. Иногда мимо проходили придворные; ей казалось, что во время своего
кратковременного пребывания здесь с герцогом она видела их. Король проезжал
в коляске с Беатой Шнакен; герцогиня, одна в своих пустых залах, смеялась
над забавными историями, которые пересказывались во всех столицах.
Взаимная вражда туземных племен помешала далматам избрать монарха из