"Генрих Манн. Бедные (Трилогия "Империя", Книга 2)" - читать интересную книгу автора

отпрянул и пошатнулся, как будто пуля попала в него.
- Это он, - простонал Геслинг. - Я вижу его.
Горст и Крафт схватились за револьверы; но оказалось, что никто не
стрелял. Это Ганс Бук просто щелкнул языком.
Главный директор от страха решил уже прибегнуть к "моральным факторам",
о которых недавно упоминал его зять Бук. Не начать ли с них, прежде чем
прибегнуть к крайним мерам?
Поэтому он спросил Циллиха о священнике из Бейтендорфа. Однако
консисторский советник заявил, что давно порвал с этим вольнодумцем, который
держится только благодаря светским властям и их полнейшему равнодушию к
делам религии. При этом Циллих ткнул фабриканта пальцем в грудь.
"Но и от тебя мало толку", - подумал Геслинг.
Священник Лейдиц из Бейтендорфа не только враждовал с синодом, - не
было двора в его приходе, где бы он не был должен; на сей раз этот всеми
гонимый муж уже что-то пронюхал: в своей воскресной проповеди он, обращаясь
к рабочим, затронул некий весьма жгучий вопрос, после чего тот стал еще
более жгучим. Ибо Лейдиц подобрал из священного писания все, что только
можно было там найти по части поощрения, увы, мятежных настроений.
В результате в следующее воскресенье Геслинг решил лично все проверить,
отправился в церковь и убедился в том, что рабочим остается только звонить в
набат, призывая к восстанию.
Директор исчез, не дождавшись конца проповеди. А потом оказалось, что
его машина дожидается на улице, и директора в ней нет. Куда же мог он
исчезнуть?
Еще через неделю в воскресный день не только жены и старики, все
мужчины Гаузенфельда повалили в храм. Что бы это значило? Но священник пошел
на попятную, он уже не приводил тех страниц из писания, которые прежде
закладывал пальцем, он нашел другие. И они как бы сами раскрывались перед
ним, избитые, постылые; их слушали с раздражением.
- Знаем! Все это давно известно, - роптали мужчины и, не дождавшись
конца церковной службы, разошлись по домам.
А священник с осунувшимся вдруг лицом спрятался за книгой... Однако не
прошло и месяца, как все долги его были уплачены.
Теперь наступил черед Наполеона Фишера. "Их избраннику, - размышлял
Геслинг, - надо полагать, удастся их образумить. Этот старый честный бунтарь
знает, что за мной не пропадет".
Наконец прибыл член рейхстага. Главный директор встретил его на вокзале
и, прежде чем кто-либо успел заговорить с ним, увел в пустой зал ожидания.
Здесь депутат спросил:
- Что это вы опять затеваете против нас, господин доктор?
- Вы нужны мне, Фишер. Мы с вами уже не раз хоронили концы.
- Да, в былые времена я как-то напомнил вам об этом, но вы
рассердились, оттого что тогда я был всего-навсего вашим механиком. Вечно вы
стояли перед банкротством и спекулировали на мне, пролетарие! Эх, молодость,
молодость!
И оба стареющих дельца внимательно посмотрели друг на друга. Наполеон
Фишер, со своей седой гривой мятежника и лицом, изнуренным постоянными
воплями и проклятиями, - Фишер, которого даже враждебная пресса называла
вечно юным энтузиастом, ядовито поглядывал на Геслинга. А Дидерих Геслинг -
широкий в кости, лицо жесткое, волосы жидкие, под глазами мешки - только