"Х.Манкелль. Глухая стена" - читать интересную книгу автора

каждый день. И вряд ли им когда-нибудь удастся перекрыть канал поставок.
Вдобавок день был изрядно подпорчен перепалкой с прокурором,
исполнявшим обязанности Пера Окесона, который несколькими годами раньше
уехал в Судан и, видимо, уже не вернется. И отъезд Окесона, и регулярно
приходившие от него письма будили у комиссара гложущую зависть. Окесон
рискнул сделать шаг, о каком сам Валландер только мечтал. Скоро ему стукнет
пятьдесят. И он понимал, хоть и не желал полностью себе в этом признаться,
что большие, важные решения в его жизни уже позади. Он навсегда останется
полицейским. До пенсии можно сделать только одно: постараться повысить свой
профессионализм в расследовании преступлений. И передать кое-какой опыт
молодым коллегам. Но поворотных пунктов в его жизни не предвиделось. Ни в
Судане, ни в других местах его не ждут.
Когда зазвонил телефон, он стоял с курткой в руках.
И поначалу не сообразил, кто звонит.
Лишь немного погодя до него дошло, что это мать Стефана Фредмана. В
мозгу вихрем пронеслись образы воспоминаний. За несколько секунд перед ним
ожили события трехлетней давности.
Мальчишка, переодетый индейцем, попытался отомстить тем, кто довел до
безумия его сестру и ужасно напугал младшего брата. Одним из убитых оказался
его родной отец. Валландер, как наяву, увидел перед собой жуткую картину:
мальчишка, стоя на коленях, плакал над телом сестры. О последующих событиях
комиссар мало что знал. Разве только, что мальчишка попал не в тюрьму, а в
закрытое отделение психиатрической лечебницы.
Анетта Фредман позвонила, чтобы сообщить о смерти Стефана. Он покончил
с собой, бросился вниз с крыши клиники, где его держали под замком.
Валландер выразил соболезнования и в глубине души действительно чувствовал
печаль. Точнее, пожалуй, безнадежность и отчаяние. Но по-прежнему не
понимал, зачем она позвонила. Стоял с телефонной трубкой в руке, пытаясь
вспомнить, как Анетта выглядит. Ему довелось раза два-три встречаться с нею,
в пригороде Мальмё, когда они искали Стефана, стараясь примириться с мыслью,
что четырнадцатилетний подросток мог совершить столь жестокие деяния. Анетта
казалась тогда напуганной и подавленной. В ней сквозила неуловимая опаска,
словно она все время боялась, как бы не случилось самое страшное. И оно
вправду случилось. Валландер смутно припомнил, что у него тогда мелькнула
мысль, не страдает ли она какой-то зависимостью. В смысле, может, спиртным
злоупотребляет или глушит тревогу медикаментами? Кто знает. Да и попытки
вспомнить ее лицо успехом пока не увенчались. А голос в трубке звучал чуждо,
незнакомо.
В конце концов она сообщила о цели звонка.
Попросила Валландера прийти на похороны. Ведь почти никого больше не
будет. Только она да Йенс, младший брат Стефана. Что ни говори, Валландер
отнесся к ним по-хорошему, желал добра. И он обещал прийти. Хотя тут же
пожалел, что согласился. Но отступать было уже поздно.
После он попробовал выяснить, что, собственно, произошло с мальчишкой
после ареста. Поговорил с врачом из лечебницы, где находился Стефан. Все эти
годы мальчишка молчал, наглухо замкнулся в себе. Однако Валландеру
рассказали, что лицо у мертвого подростка на асфальте было в боевой
индейской раскраске, которая, смешавшись с кровью, превратилась в
устрашающую маску, и маска эта, пожалуй, говорила не столько о раздвоенной
личности Стефана, сколько об обществе, в каком он жил.