"Валерио Массимо Манфреди. Александр Македонский: Пределы мира ("Александр Македонский" #3) " - читать интересную книгу автора

все они подвергались опасности попасть в водоворот или в пасть крокодилам,
особенно многочисленным на этом участке реки; но все оказалось тщетно.
Парменион беспомощно взирал на трагедию с восточного берега реки, откуда
следил за переправой войска.
Вскоре об этом узнал Александр. Царь немедленно отдал приказ
финикийским и кипрским морякам попытаться извлечь из реки хотя бы тело
юноши, но и их усилия оказались напрасны. В тот же вечер после долгих часов
мучительных поисков, в которых принял участие и сам царь, Александр
отправился нанести визит старому военачальнику, который буквально окаменел
от горя.
- Как он? - спросил Александр у Филота, стоявшего у шатра, словно
оберегая одиночество своего отца.
Друг безутешно покачал головой.
Парменион молча сидел на земле в темноте, и во мраке виднелась лишь его
седая голова. Александр ощутил дрожь в коленях; он глубоко сочувствовал
этому отважному и преданному человеку, который столь часто раздражал его
своими призывами к благоразумию и непрестанными напоминаниями о величии его
отца. В этот момент старик напоминал вековой дуб, что долго бросал вызов
годам с их непогодами и ураганами и вдруг в одно мгновение был сокрушен
ударом молнии.
- Довольно печальный визит, Парменион, - неуверенно начал царь, не в
силах отвязаться от звучавшего в голове стишка, который в детстве часто
напевал при появлении седовласого воина на советах своего отца:

Старый солдат на войну торопился,
А сам-то на землю, на землю свалился!

Услышав голос своего царя, Парменион машинально встал и прерывающимся
голосом проговорил:
- Благодарю тебя за то, что пришел, государь.
- Мы сделали все, чтобы отыскать тело твоего сына. Я бы воздал ему
великие почести, я бы... я бы отдал что угодно, чтобы...
- Знаю, - ответил Парменион. - Как говорится, в мирное время сыновья
хоронят отцов, а во время войны отцы хоронят сыновей, но я всегда надеялся,
что меня это несчастье минует. Я всегда предполагал, что стрела или удар
меча раньше найдут меня. А вот...
- Это страшный рок, - проговорил Александр. Между тем его глаза
привыкли к темноте в шатре, и он смог различить искаженное горем лицо
Пармениона. С красными глазами, иссохшей морщинистой кожей, взъерошенными
волосами, военачальник словно в одночасье постарел на десять лет. Так он не
выглядел даже после самых суровых битв.
- Если бы он погиб в бою... - проговорил Парменион. - Если бы он погиб
с мечом в руке, это имело бы для меня какой-то смысл: все мы солдаты. Но
так... так... Утонуть в этой грязной реке, остаться на съедение речным
чудовищам! О боги, боги небесные, за что? За что?
Он закрыл лицо руками и заплакал. Его рыдания разрывали сердце. При
виде этого горя у Александра не нашлось слов. Он сумел лишь пробормотать:
- Я сожалею... Я сожалею, - и вышел, на прощание растерянно посмотрев
на Филота и подошедшего в это время Никанора, также сраженного горем и
усталостью, все еще мокрого и покрытого грязью.