"Рене Манфреди. Выше неба " - читать интересную книгу автора

истории, которые ей когда-то давно рассказывала бабушка. В них праведники
всегда попадали в рай, а грешники оставались на опустевшей земле. Вера
бабушки была немного наивной, но для Анны она была тесно связана с ощущением
тепла и надежности, которые царили в бабушкином доме в Ланкастере. Анна
часами могла гулять по полям, наслаждаясь видом окрестностей.
Родители Анны всегда отличались эклектичностью взглядов. Ее отец,
еврей, обратившийся в буддизм, преподавал историю культуры в Нью-Йоркском
университете. Мама преклонялась только перед своей карьерой физика. Однажды
отец взял ее на Седер к своим родителям, жившим в Манхэттене. Ей запомнилось
огромное количество женщин, хотя, конечно, там были и мужчины. Анне было лет
десять или одиннадцать, и она была просто очарована женщинами в черных
платьях и кружевных мантильях, которые подавали на стол яйца, сваренные
вкрутую, и соленую воду. Отец относился ко всему с ироничной насмешкой -
надев ермолку, он скосил глаза и показал дочери язык. Они ушли оттуда
пораньше, чтобы успеть на бруклинский поезд, и по дороге он выбросил ермолку
в мусорный бачок.
- Прости, милая. Я становлюсь старым и сентиментальным. - Отец пожал
плечами и улыбнулся. - Думаю, мне просто захотелось вернуться в детство.
Они с Анной рассмеялись. Анна так и не призналась ему, что была
восхищена - Седер показался ей прекрасным, и какая-то ее частичка никогда не
оправится от разочарования в отце за то, что тот скрывал от нее этот
благоговейный праздник, часть наследия ее семьи.
Она позвонила домой, чтобы проверить сообщения на автоответчике. Одно
было от Греты - подруга сообщала, что уже дома и Анне не нужно ее забирать.
Еще два сообщения были от дочери. Анна подумала, что надо бы перезвонить
Поппи сегодня вечером, раз уж та, несмотря на заявление, что молчание будет
расценено как "нет", звонила после этого уже три раза.
Должно быть, Поппи думала, что Анна все еще пытается принять решение,
хотя для Анны все давным-давно было ясно. Она больше никогда не хотела
встречаться с дочерью. Такие вещи не прощают.
Анна включила микроскоп, положила один из студенческих слайдов на
предметное стекло. Стекло было покрыто жирными пятнами и совершенно
непрозрачно. Как и остальные пять. Ничего не рассмотреть. Надо будет
повторить эту тему в понедельник. Анна вытащила из коробки с образцами слайд
СПИДа, настроила резкость. Она подумала о том, что сказал сегодня Ник насчет
усугубления отрицательных черт в характере больных. В глубине души Анне
хотелось отбросить психологию, этику, вообще все то, что родилось в
человеческих душах, пораженных страхом вируса, и разобраться с проблемой вот
так - на клеточном уровне. Было что-то страшное в ретровирусах, подобных
СПИДу, в том, что ДНК человека таяла, словно мороженое, заменяясь кодом
болезни. Что-то невыразимо завораживающее было в мысли о том, что во всех
тех людях, которых она видела сегодня на встрече в больнице, происходит
скрытый от глаз процесс вирусного кодирования, что все они медленно, но
неотвратимо, как в плохом фантастическом фильме, лишаются индивидуальности и
становятся одним человеком. Если бы люди могли видеть этот процесс
разрушения, развернувшийся сейчас на предметном стекле, это героическое
сражение каждой клетки организма, они бы гораздо легче мирились с приступами
гнева и капризами больных.
Дома ее ждала Грета. Когда-то Анна дала подруге ключи и сказала, что та
может воспользоваться ими в любое время. Но Анна почувствовала себя сбитой с