"Матиас Мальзье. Механика сердца " - читать интересную книгу автораждет, сидя на кровати. Теперь она дрожит, но на сей раз холод здесь ни при
чем. Она похожа на фарфоровую куклу, сбежавшую из магазина игрушек. А снегопад на улице все гуще и гуще. Серебристо-белые гирлянды плюща тянутся до самых крыш. Прозрачные розы льнут к окнам, озаряют своим мерцанием городские проспекты. Кошки, неподвижные, как гаргульи, замерли на карнизах, вонзив когти в водосточные желоба. Застыли и рыбы в реке, удивленно раззявив рты. Весь город попал во власть чародея-стеклодува, который дышит на него обжигающим холодом. Редкие храбрецы, посмевшие высунуть нос наружу, спустя несколько мгновений теряют способность двигаться, словно какой-то всемогущий волшебник парализовал их, чтобы сфотографировать. Другие семенят по льду и, невольно ускоряя шаг, переходят на скользящие па смертельно опасного балета. Они почти красивы, каждый в своем стиле, эти скрюченные ангелы с развевающимися шарфами-крыльями, эти танцовщицы из музыкальных шкатулок, чье вращение замедляется по мере того, как стихает последний вздох механизма. Всюду, куда ни глянь, прохожие - окоченевшие или готовые окоченеть - натыкаются на ледяные розарии фонтанов. И только башенные часы продолжают как ни в чем не бывало поддерживать биение сердца замерзающего города. "А ведь остерегали меня: не ходи на вершину Артурова холма. Говорили, что старуха ненормальная", - думает моя мать. Бедная девушка так бледна, словно уже умерла от холода. Если Докторше удастся починить мое сердце, то, боюсь, сердце моей матери задаст ей куда больше работы... Ну а я тем временем лежу совсем голенький на верстаке рядом с рабочим столом, мое тело заключено в металлический футляр и уже начинает зябнуть всерьез. Докторша Мадлен смастерила для него пару очков. Зеленая оправа - под цвет кошачьих глаз - чудо как хороша! Он созерцает эту сцену с пресыщенной миной знатока; для полноты картины ему не хватает лишь газеты с биржевыми сводками да сигары в зубах. Докторша Мадлен шарит на полке, перебирая механические часы, и вытаскивает несколько разных моделей. Прямоугольные - весьма строгого обличья - и симпатичные кругленькие, деревянные и металлические, простоватые и вычурные, претенциозные до самых кончиков стрелок. Одним ухом она вслушивается в стук моего забракованного сердца, другим - в тиканье часов. Слушает и недовольно щурится. Сейчас она похожа на тех привередливых старушонок, что добрых пятнадцать минут выбирают на рынке какой-нибудь помидор. Потом вдруг у нее загораются глаза. - Вот эти! - восклицает она, любовно поглаживая кончиками пальцев шестеренки стареньких ходиков с кукушкой. Часы невелики - примерно четыре сантиметра на восемь - и собраны целиком из дерева, если не считать механизма, циферблата и стрелок. Отделаны они грубовато, "зато прочные", - размышляет вслух Докторша. Кукушка - красного цвета, с черными глазками - не больше первой фаланги моего мизинца. Постоянно разинутый клювик придает ей вид мертвой птицы. - Эти часы послужат тебе надежным сердцем! И прекрасно подойдут к твоей птичьей головке, - говорит Мадлен, обращаясь ко мне. Я не очень-то доволен этой птичьей историей. Но, с другой стороны, Докторша пытается спасти мне жизнь, и тут уж не до капризов. Докторша Мадлен надевает белый фартук - так, все ясно, на этот раз она |
|
|