"Матиас Мальзье. Механика сердца " - читать интересную книгу автора

ждет, сидя на кровати. Теперь она дрожит, но на сей раз холод здесь ни при
чем. Она похожа на фарфоровую куклу, сбежавшую из магазина игрушек.
А снегопад на улице все гуще и гуще. Серебристо-белые гирлянды плюща
тянутся до самых крыш. Прозрачные розы льнут к окнам, озаряют своим
мерцанием городские проспекты. Кошки, неподвижные, как гаргульи, замерли на
карнизах, вонзив когти в водосточные желоба.
Застыли и рыбы в реке, удивленно раззявив рты. Весь город попал во
власть чародея-стеклодува, который дышит на него обжигающим холодом. Редкие
храбрецы, посмевшие высунуть нос наружу, спустя несколько мгновений теряют
способность двигаться, словно какой-то всемогущий волшебник парализовал их,
чтобы сфотографировать. Другие семенят по льду и, невольно ускоряя шаг,
переходят на скользящие па смертельно опасного балета. Они почти красивы,
каждый в своем стиле, эти скрюченные ангелы с развевающимися
шарфами-крыльями, эти танцовщицы из музыкальных шкатулок, чье вращение
замедляется по мере того, как стихает последний вздох механизма.
Всюду, куда ни глянь, прохожие - окоченевшие или готовые окоченеть -
натыкаются на ледяные розарии фонтанов. И только башенные часы продолжают
как ни в чем не бывало поддерживать биение сердца замерзающего города.

"А ведь остерегали меня: не ходи на вершину Артурова холма. Говорили,
что старуха ненормальная", - думает моя мать. Бедная девушка так бледна,
словно уже умерла от холода. Если Докторше удастся починить мое сердце, то,
боюсь, сердце моей матери задаст ей куда больше работы... Ну а я тем
временем лежу совсем голенький на верстаке рядом с рабочим столом, мое тело
заключено в металлический футляр и уже начинает зябнуть всерьез.
Дряхлый черный кот с повадками грума восседает на кухонном столе.
Докторша Мадлен смастерила для него пару очков. Зеленая оправа - под цвет
кошачьих глаз - чудо как хороша! Он созерцает эту сцену с пресыщенной миной
знатока; для полноты картины ему не хватает лишь газеты с биржевыми сводками
да сигары в зубах.
Докторша Мадлен шарит на полке, перебирая механические часы, и
вытаскивает несколько разных моделей. Прямоугольные - весьма строгого
обличья - и симпатичные кругленькие, деревянные и металлические, простоватые
и вычурные, претенциозные до самых кончиков стрелок. Одним ухом она
вслушивается в стук моего забракованного сердца, другим - в тиканье часов.
Слушает и недовольно щурится. Сейчас она похожа на тех привередливых
старушонок, что добрых пятнадцать минут выбирают на рынке какой-нибудь
помидор. Потом вдруг у нее загораются глаза.
- Вот эти! - восклицает она, любовно поглаживая кончиками пальцев
шестеренки стареньких ходиков с кукушкой.
Часы невелики - примерно четыре сантиметра на восемь - и собраны
целиком из дерева, если не считать механизма, циферблата и стрелок. Отделаны
они грубовато, "зато прочные", - размышляет вслух Докторша. Кукушка -
красного цвета, с черными глазками - не больше первой фаланги моего мизинца.
Постоянно разинутый клювик придает ей вид мертвой птицы.
- Эти часы послужат тебе надежным сердцем! И прекрасно подойдут к твоей
птичьей головке, - говорит Мадлен, обращаясь ко мне.
Я не очень-то доволен этой птичьей историей. Но, с другой стороны,
Докторша пытается спасти мне жизнь, и тут уж не до капризов.
Докторша Мадлен надевает белый фартук - так, все ясно, на этот раз она