"Матиас Мальзье. Механика сердца " - читать интересную книгу автора

и, надеюсь, не обижу:
я вас слышу в этот миг,
но, увы, почти не вижу
и, коль встречу здесь опять,
вряд ли вас смогу узнать.

- Не беда, что слабо зренье,
пусть огонь родится в тренье
наших рук и наших тел;
ровно в полночь вспыхнет пламя
и поднимется над нами,
чтоб твой взгляд всегда горел.

- Знаю, в песнях я пылаю,
но едва шарманки звук
стихнет, вмиг угаснет пламя,
и, усталыми глазами
обведя ваш тесный круг,
я увижу на мгновенье
только призрачные тени...

В тот самый момент, когда наши голоса сливаются в унисон, ее левый
каблучок застревает в щели между булыжниками; она клонится на бок, словно
волчок на исходе вращения, и с размаху падает на скользкую мостовую.
Нелепое, но страшное происшествие. Кровь брызжет на ее платьице из пушистых
перьев. Она похожа на раздавленную чайку. Но даже в этом истерзанном виде я
нахожу ее волнующе прекрасной. Двигаясь на ощупь, точно сомнамбула, она с
трудом надевает очки с перекошенными дужками. Мать сжимает ее руку куда
тверже, чем обычно делают родители, - скорее она поддерживает дочь.
Я пытаюсь хоть что-нибудь сказать девочке, но слова не идут у меня с
языка. Не могу понять, почему такие огромные дивные глаза настолько плохо
видят, что она спотыкается на ровном месте.
Докторша Мадлен и мать девочки перебрасываются несколькими словами -
обычно так разговаривают хозяйки двух собачек, которые рвутся друг к другу.
Сердце у меня колотится как сумасшедшее, мне уже трудно дышать,
кажется, что часы в груди разбухли и перекрыли горло. Откуда она возникла -
уже не вылупилась ли из яйца? Нельзя ли попробовать ее на вкус, - может, она
шоколадная? И вообще, что это за неразбериха?!
Я стараюсь поймать взгляд маленькой певицы, но ее волшебный ротик
властно притягивает мои собственные глаза. Никогда бы не подумал, что можно
столько времени любоваться чьими-то губами.
И вдруг кукушка у меня в груди начинает куковать - громко, гораздо
громче, чем во время приступов болезни. Такое ощущение, что шестеренки моих
часов крутятся с бешеной скоростью, как будто я проглотил вертолет. Эти
громкие мерные звуки разрывают мои барабанные перепонки, я затыкаю уши, но
им от этого, конечно, еще больней. Сейчас стрелки проткнут мне горло.
Докторша Мадлен пытается успокоить меня бережными, замедленными жестами, на
манер птицелова, который хочет достать из клетки напуганную канарейку. Мне
становится невыносимо жарко.
Ах, как я мечтаю выглядеть царственным беркутом или величественным