"Блаженны мертвые" - читать интересную книгу автора (Линдквист Юн Айвиде)

Фритьофу посвящается

ПОС. ТЭБИ КИРКБЮ, 00.52

Положив трубку, Флора вернулась в гостиную, бледная как полотно. Она подошла к двери спальни, прислушалась.

— Ну что? — спросила Эльви. — Они тебе поверили?

— Поверили, — ответила Флора. — Как миленькие.

— «Скорую» пришлют?

— Ага. — Флора присела на диван рядом с Эльви и принялась нервно постукивать ложечкой по чашке. — Только придется подождать... У них сейчас... слишком много вызовов.

Эльви мягко накрыла ее руку своей. Флора прекратила стучать.

— Что случилось? — спросила Эльви. — Что они сказали?

Флора покачала головой, покрутила ложку в руках.

— Такое по всему городу творится. Сотни подобных случаев. Или даже тысячи.

— Не может быть!

— Выходит, что может. Сказали, что все «Скорые» на вызовах, ездят по домам, забирают... А еще велели ничего не предпринимать, не трогать там или еще чего...

— Почему?

— Может, это инфекция... Они и сами толком не знают.

— Что это, интересно, за инфекция такая?

— Да я-то откуда знаю? Сказали — инфекция.

Эльви откинулась на спинку дивана, разглядывая хрустальную вазу на журнальном столике — подарок Маргареты и Йорана на сороковую годовщину их с Туре свадьбы. Фирменная вещь. Оррефорс. Уродство страшное. И стоит, небось, целое состояние. Через край уныло свешивались две увядшие розы. Сначала у Эльви задрожали губы. Затем уголки рта невольно поползли вверх, пока лицо ее не расплылось в улыбке.

— Бабуль, с тобой все в порядке?

Эльви с трудом сдерживала смех — да нет, чего уж там, ее так и подмывало вскочить с дивана и с радостным хохотом пуститься в пляс. Но, заметив настороженный взгляд внучки, Эльви поднесла руку к лицу, пытаясь стереть неуместную улыбку.

— Это же Второе Пришествие! — произнесла она, с трудом сдерживая ликование. — Неужели ты не понимаешь? Воскрешение мертвых! Иначе и быть не может!

Флора склонила голову набок:

— Думаешь?..

Эльви словно лишилась дара речи. Переполнявшие ее радость и возбуждение были столь велики, что она была не в состоянии выразить их словами, поэтому просто сказала:

— Знаешь, давай не будем об этом. Мне как-то не хочется сейчас это обсуждать. Мне нужно побыть одной.

— Одной? С чего это вдруг?

— Просто так. Совсем чуть-чуть, ладно?

— Да пожалуйста.

Флора отошла к окну, разглядывая смутные контуры ночного сада — а может, наблюдая за бабушкиным отражением в стекле.

В полной тишине Эльви предалась блаженным раздумьям. От нечего делать Флора открыла балконную дверь, тренькнувшую музыкальной подвеской, и вышла на веранду. Звук ее шагов, сопровождаемый мелодичным звоном, вскоре затих, и комната погрузилась в тишину.

Царствие божие. «И многие из спящих в прахе земли пробудятся...»[14]

Чувства, завладевшие Эльви, можно было описать одним словом — эйфория. Ее распирало от счастья, словно перед долгожданной поездкой в дальние страны — билет в кармане, вещи собраны... И вот, сидишь ты в предвкушении и рисуешь себе эти неизведанные дали...

Точно. Эльви попыталась представить те неведомые края, где всем им предстояло очутиться, — но этот пункт назначения не фигурировал в туристических каталогах, а воображение ей сейчас отказывало. Образ ускользал, отдельные штрихи никак не складывались в общую картину.

Но уже скоро, скоро...


Спустя несколько минут Эльви почувствовала легкий укол совести. Ей-то хорошо — а Флоре? Что-то сейчас творится с бедной девочкой? Она встала с дивана. Взгляд ее упал на кресло, подпирающее дверь в спальню, и в голове промелькнуло недоуменное: это еще зачем? — но она тут же вспомнила: ах да, Туре. Там, в комнате. За письменным столом. Шуршит бумагами. Как при жизни. Она вдруг замерла в сомнении.

А вдруг это — все и больше ничего не будет?

Узнав про разговор со «Скорой», Эльви тут же представила себе величественную процессию — полчища воскресших душ, торжественно шествующих по улицам города, возвещая начало новой жизни. Хотя, казалось бы, какая уж тут торжественность — она же видела, на что стал похож Туре. Она приложила ухо к двери — только шуршание бумаг. Отросшие ногти на босых ногах, ледяные руки, тошнотворный запах. Это вовсе не светлая ангельская сущность, а тленное тело, творящее хаос на своем пути.

Но ведь пути Господни...

Правильно, неисповедимы. Ну не дано нам знать, и все. Эльви только покачала головой, повторила вслух: «Нам знать не дано» — и решила больше об этом не думать. Она вышла на веранду в поисках Флоры.

Чернота августовской ночи окутывала сад. Ни звука, ни шороха.

«Ночь так тиха, что пламени свечи не всколыхнет»[15]. Когда глаза привыкли к темноте, Эльви разглядела силуэт Флоры — девочка сидела под яблоней, прислонившись спиной к широкому стволу. Эльви спустилась с крыльца, подошла ближе.

— Сидишь? — спросила она.

Вопрос был риторическим, и Флора пропустила его мимо ушей. Она встала, сорвала с ветки недозрелое яблоко и произнесла, задумчиво перекидывая его из одной руки в другую:

— Я вот думаю...

— Что?

Яблоко описало в воздухе дугу, блеснув в полосе света из окна гостиной, и смачно шлепнулось в ладонь Флоры.

— Да вот, я все думаю, что они теперь делать-то будут? — она засмеялась. — Это же весь мир вверх тормашками. Все к чертям собачим. Понимаешь? Все, что они там себе напридумывали, — пшик — и нету! Жизнь, смерть — все с ног на голову.

— Да уж, — согласилась Эльви.

Босые ноги Флоры утопали в мягкой траве. Внезапно размахнувшись, она что есть силы зашвырнула яблоко через забор — взмыв в воздух, оно с глухим стуком запрыгало по соседской крыше и скатилось по черепице вниз.

— Флора, детка, не надо так... — начала было Эльви.

— Нет, ты мне объясни! — Флора развела руки в стороны, словно принимая ночь в свои объятья. — Что они теперь делать-то будут?! Вызовут спецназ? Всех арестуют? Попросят Буша чуток побомбить?.. Нет, я хочу посмотреть, как они этот вопрос решат.

Флора сорвала еще одно яблоко и зашвырнула его в другую сторону. На этот раз — куда-то мимо соседских крыш.

— Флора...

Эльви попыталась взять ее за руку, но девочка увернулась.

— Нет, я не понимаю, — продолжала она. — Ты же вообще считаешь, что это Армагеддон, да? Я, конечно, не в теме, но там же вроде мертвецы оживают, небеса разверзаются, все по полной программе — кранты, короче. Так?

Эльви неохотно кивнула, задетая подобной трактовкой ее веры:

— Так...

— Ну вот. Я-то, конечно, во всю эту чушь не верю, но если допустить, что все действительно так, — какое тогда значение имеет какое-то дурацкое яблоко на соседской крыше?!

— Просто так не делают. Флора, прошу тебя, успокойся.

Флора расхохоталась, но уже без злобы. Она обняла бабушку, покачивая ее из стороны в сторону, как несмышленое дитя. Ничего, пускай. Эльви послушно раскачивалась в ее объятьях.

— Эх, бабуля, бабуля, — прошептала на ухо Флора. — Сама считаешь, что настал конец света, и мне еще советуешь успокоиться.

Эльви прыснула. А ведь, пожалуй, она права. Флора наконец выпустила ее из объятий, сделала шаг назад и молитвенно сложила ладони, словно в индийском приветствии.

— Бабуль, ты же сама говорила — мы с тобой верим в разные вещи. Но, знаешь, в одном я точно уверена — сейчас тут такое начнется!.. Слышала бы ты голос этой тетки из «Скорой» — как будто ей зомби в затылок дышат. Скоро здесь начнется такой бардак, все вверх дном. И знаешь — по-моему, это прекрасно!

«Скорая» подъехала незаметно — ни сирен, ни мигалки. Просто тихонько подкатила к дому, двери распахнулись, и из машины вылезли два санитара в голубых рубахах. Эльви и Флора направились к ним навстречу.

Было уже полвторого, и вид у ребят был плачевный, — должно быть, их подняли посреди ночи. Тот, что стоял с водительской стороны, кивком поздоровался с Эльви и указал на дом:

— Там?

— Да, — ответила Эльви. — Я... я его в спальне заперла.

— Не вы первая, уж вы мне поверьте.

Натянув резиновые перчатки, они поднялись на крыльцо. Эльви не совсем понимала, как ей себя вести. Пойти за ними и помочь или она будет только мешать?

Пока она переминалась с ноги на ногу, задняя дверь «Скорой» распахнулась и оттуда выпрыгнул еще один человек. Он выглядел намного старше санитаров и вообще не походил на медика. Это был довольно грузный мужчина в черной рубашке. Он огляделся по сторонам, изучая, куда он попал, и с удовольствием вдохнул свежий воздух — наверное, слишком долго сидел в машине.

Когда он обернулся, Эльви заметила белый прямоугольничек на воротнике и незаметно вытерла ладони о полы халата. Флора присвистнула, но сейчас Эльви было не до нее. У нее были дела поважнее.

Священник решительно зашагал к дому — даже на удивление бодро, учитывая его габариты — и протянул руку:

— Добрый вечер. Вернее, доброй ночи. Бернт Янсон.

Эльви пожала его жесткую горячую ладонь и представилась:

— Эльви Лундберг.

Бернт поздоровался с Флорой и продолжил:

— Вообще-то я служу священником при больнице Худдинге, а сегодня вот попросили поработать на «Скорой». — Лицо его сделалось серьезным. — Ну, как вы тут?

— Да ничего, — ответила Эльви. — Вроде держимся.

Бернт молча кивнул, ожидая продолжения. Когда его не последовало, священник заговорил сам:

— Да, странно все это. Для многих это ужасное потрясение.

Эльви не нашлась что ответить. Ее сейчас интересовал всего один вопрос. Его-то она и задала:

— Но как же такое возможно?

— Хороший вопрос, — произнес Бернт. — Естественно, всем нам хотелось бы получить ответ на него. Но увы, вынужден признать — у нас нет ответа.

— У кого же он есть, если не у вас?

Эльви повысила голос, так что Бернт смутился и непонимающе переспросил:

— В каком смысле?..

Эльви посмотрела на Флору, словно ища поддержки, забыв, что обращается не по адресу. От этого раздражение ее только усилилось. Она топнула ногой и возмущенно произнесла:

— Вы, служитель Шведской евангелической церкви, стоите передо мной и на полном серьезе заявляете, что вам не известно, что все это значит?! Может, мне вам Писание почитать? Оно-то у вас хоть с собой?

Бернт поднял руку, как будто защищаясь:

— Ах, вы об этом...

Флора отделилась от них и ушла в дом, но Эльви даже не обратила на это внимания.

— Да, представьте себе, именно об этом. Не хотите же вы сказать, что все это — просто необычное явление, как... ну скажем, снег в июне?! А как же тогда: «И Он в последний день восставит из праха распадающуюся кожу мою...»[16]

Бернт сложил руки замком в примиряющем жесте:

— Знаете, мне кажется, пока рано судить... об этих вещах. — Он огляделся по сторонам, почесал затылок и пробормотал себе под нос: — Но не исключено, что во всем этом действительно таится более глубокий смысл.

Эльви не сдавалась.

— Но вы-то — неужели вы сами в это не верите? — спросила она.

— Я? — Бернт оглянулся на припаркованную у ворот «Скорую», сделал шаг вперед и произнес над самым ее ухом: — Я — верю.

— Тогда в чем же дело?!

Бернт снова отступил. На лице его читалось облегчение, но говорил он по-прежнему вполголоса:

— Видите ли, подобные заявления в такой ситуации — это... как бы поточнее выразиться?... Не комильфо. Не затем я здесь. Представьте себе, я бы сейчас разъезжал по городу и проповедовал о Втором Пришествии. Думаю, меня бы не поняли.

Эльви пришлось с ним согласиться. Возможно, это попахивало трусостью, но в такую ночь люди меньше всего нуждались в проповедях.

— Значит, вы все же верите? — переспросила она. — В пришествие Христа, и что все это не просто так... Думаете, будет, как написано?

На сей раз Бернт не смог сдержаться. Лицо его расплылось в широкой радостной улыбке, и он прошептал:

— Да! Верю!

Эльви улыбнулась. По крайней мере, теперь их двое.

Санитары вышли из дома, поддерживая Туре с обеих сторон. На их лицах читалась плохо скрываемая брезгливость. Подойдя ближе, Эльви поняла, в чем дело. На вороте рубашки Туре проступило желтое пятно, а вокруг стоял запах тухлятины. Туре начал оттаивать.

— Ну, вот и они, — засуетился Бернт. — А это, значит...

— Туре, — отозвалась Эльви.

— Туре, — повторил он.

На пороге появилась Флора. Она успела побывать в спальне и собрать вещи. Подойдя к Бернту, она смерила его оценивающим взглядом, как, впрочем, и он ее — взгляд его на секунду задержался на портрете Мэрилина Мэнсона, и Эльви сосредоточилась, мысленно внушая Флоре, что сейчас не время для теологических дискуссий. Но интерес Флоры к священнику носил более прагматичный характер.

— И куда вы его теперь? — спросила она.

— Пока что — в больницу Дандерюд.

— А потом? Что вы с ними дальше-то делать будете?

Санитары пытались погрузить Туре в «Скорую», и Эльви одернула внучку:

— Флора, у них и без тебя много дел...

Флора повернулась к бабушке:

— А тебе самой разве неинтересно, что с ним будет?

— Вообще-то, — Бернт откашлялся, — это вполне понятный вопрос. Только вот, к сожалению, мы и сами не знаем. Могу лишь уверить, что делать с ним ничего не будут.

— В смысле? — переспросила Флора.

— Ну... — Бернт нахмурился, — может, конечно, вы и не это имели в виду, но полагаю, что...

— Да вам-то откуда знать?

Бернт бросил на Эльви взгляд, в котором явно читалось: «Ох уж эта молодежь», и та изобразила на лице сочувствие. Один из санитаров остался возле Туре, а второй подошел к ним со словами: «Груз к отправке готов!»

Бернт поморщился, но санитар только ухмыльнулся и добавил:

— Ну что, поехали?

— Да. — Бернт повернулся к Эльви: — Может, вы с нами? — Эльви покачала головой, и он добавил: — Ну, как знаете. В таком случае, с вами свяжутся... Как только разберутся...

Обменявшись с Эльви рукопожатием, он протянут руку Флоре. Сжав его ладонь в своей, девочка произнесла:

— Я с вами.

— Даже не знаю, — Бернт бросил вопросительный взгляд на Эльви, — не уверен, что мы можем взять вас с собой.

— Мне только до города, — ответила Флора. — Не подкинете? Водитель не против, я спросила.

Бернт повернулся к санитару за рулем «Скорой», и тот согласно кивнул. Бернт вздохнул и повернулся к Эльви:

— Ну, если вы не возражаете.

— Да нет, она вообще-то сама все за себя решает.

— Это я уже понял, — ответил Бернт.

Флора подошла к бабушке, обняла ее:

— Мне тут повидаться кое с кем надо.

— Что, прямо сейчас?

— Да. Если ты, конечно, справишься тут без меня.

— Я-то справлюсь.

Эльви осталась стоять у ворот, наблюдая, как Флора с Бернтом усаживаются в «Скорую». Она помахала внучке рукой, пытаясь отогнать от себя воспоминание о том тошнотворном запахе. Дверь закрылась. Заработал двигатель, на мгновение вспыхнула мигалка, но тут же погасла. «Скорая» медленно тронулась с места, дала задний ход, разворачиваясь на асфальтированной дорожке у дома напротив — как вдруг...

Глаза Эльви округлились, грудь пронзила острая боль, словно в сердце вогнали кол: Туре! Она пошатнулась, ухватившись одеревеневшими пальцами за прутья ворот. Эльви ясно ощущала присутствие Туре, как будто его душа вселилась в ее тело. В голове раздался его голос:

Мамочка, помоги! Мне отсюда не выбраться... не хочу никуда... хочу домой, мамочка...

Развернувшись, «Скорая» выехала на дорогу.

Мамочка... Она идет за мной...

Эльви почувствовала, как Туре покидает ее тело, словно змея сбрасывает кожу. Голос его по-прежнему звучал в ее голове, но теперь она различала и слабый голос Флоры:

Бабушка, ты меня слышишь? Это он к тебе обращается?..

Эльви почти физически ощущала, как ослабевает связь по мере того, как к ней возвращается власть над собственным телом. Она лишь успела ответить: «Я слышу», как ниточка, связывающая их, оборвалась, и она окончательно пришла в себя.

Она стояла, держась за ворота, провожая взглядом «Скорую», которая казалась сейчас расплывчатым белым пятном. Полчища непонятно откуда взявшейся мошкары заставили ее отвернуться. Голова болела так, что перед глазами поплыли кровавые круги.

И все же Эльви готова была поклясться: она что-то видела.

О том, чтобы поднять голову, не могло быть и речи. Что-то ей подсказывало — нельзя туда смотреть...

Боль продлилась всего несколько секунд и тут же прошла. Эльви выпрямилась и посмотрела вслед «Скорой», скрывшейся за поворотом.

Видение исчезло.

И все же Эльви точно знала, что видела ее. В ту самую секунду, когда скорая пропала из виду, она заметила краем глаза высокую худощавую женщину с темными волосами, возникшую за машиной и тянущую к ней руки, — но тут внезапная боль заставила Эльви отвернуться.

Она снова оглядела пустынную улицу. «Скорая» давно уже выехала на шоссе, а женщины и след простыл.

А вдруг она уже в машине?..

Эльви прижала ладонь ко лбу и изо всех сил попыталась сконцентрироваться:

Флора? Флора!

Ответа не было. Ни малейшего намека на контакт.

Как же она выглядела, та женщина? Во что была одета? Думать об этом почему-то не получалось. Эльви пыталась представить ее лицо или хотя бы фигуру, но мысли путались. Это было похоже на смутные детские воспоминания, когда помнишь какую-нибудь одну деталь, а все остальное оказывается в тени и никак его уже оттуда не выудить.

Ни одежды, ни лица. Как ластиком стерли. Но одно Эльви знала точно — в руках у нее что-то было. Что-то, поблескивающее в свете фонарей. Что-то тонкое. Из металла.

Эльви бросилась к дому, вспомнив о существовании более традиционных средств связи. Добежав до телефона, она набрала мобильный внучки.

«Абонент не отвечает или временно недоступен...