"Борис Малиновский. Участь свою не выбирали " - читать интересную книгу автора

тащили два трактора: отдельно - ствол, отдельно - лафет. Чтобы подготовить
орудие к стрельбе или к транспортировке, уходило много времени. Скорость
перевозки не превышала 6-7 километров в час. Через несколько дней наши
войска в районе Нарвы оказались в окружении, однако нас там уже не было...
В первых числах августа полк выгрузился недалеко от Тихвина. Чем ближе
подходили к городу, тем больше встречалось беженцев. Шли женщины, старики,
дети, с узлами и просто так. Среди уныло бредущей толпы двигались повозки.
Их тащили лошади, коровы, а то и люди. Зрелище было печальное, горькое.
Тихвин встретил нас едкой гарью: немецкие самолеты только что
разбомбили привокзальные склады, и они еще горели. Наших зениток в городе не
оказалось, и вражеские самолеты разбойничали безнаказанно.
В лесу за Тихвином разбили палаточный городок. Привели в порядок
материальную часть. Помылись в теплой застойной воде старого шлюза когда-то
действовавшего здесь канала. Можно бы и отдохнуть, но мы с нарастающей
тревогой читали сводки с фронта: враг приближался к Ленинграду, Киеву,
Одессе... Бойцы терялись в догадках: что случилось на западной границе?
Почему наши войска не выстояли, не ответили ударом на удар? Газеты ссылались
на внезапность нападения, а чаще просто обходили эти вопросы молчанием.
Согревала надежда: вот-вот отборные гитлеровские части выдохнутся, выступит
против Гитлера немецкий рабочий класс, и в войне совершится перелом:
Раза два я прошелся по окраинам старинного города с песчаными,
немощенными улицами. Две или три теплых августовских недели пролетели
незаметно. И вот опять эшелон...
Что мы окажемся на фронте, сомнений не было. Слишком тяжелое наступило
время, чтобы думать о чем-то другом.
Куда же все-таки перебрасывают нашу часть? Командование полка,
наверное, знало, но не ставило нас в известность. Бойцы внимательно следили
за станциями. На второй день я догадался: эшелоны пройдут через Иваново -
мой родной город! От радости не знал, что делать,- на одной из станций
пересел из теплушки в кабину автомашины, стоявшей на открытой поездной
платформе, и запел известную тогда всем "Катюшу". Впрочем, вряд ли это можно
назвать пением. В детстве я никогда не пел, да и сейчас не пою. Нет ни
голоса, ни слуха. В строю - после команды старшины: "Запевай!"'-только
открывал и закрывал рот, пытаясь создать видимость пения, чтобы не
заработать наряд вне очереди.
...Полный радостного ожидания, я перебрался обратно в теплушку и
забрался на нары, где уже спали остальные бойцы. Мне было не до сна. Перед
глазами стояли родные места, виделись родные лица...
В нашей семье я был третьим ребенком. По семейному преданию, отец после
моего рождения недовольно сказал: "Ну вот, опять мальчишка!" Зато потом
родилась девочка - моя сестра, а первенец, Костя, умер от скарлатины. Нас
снова осталось трое. Отец и мать работали учителями. Когда я родился, они
жили в селе Лух Ивановской области. Году в 1925-м наша семья перебралась в
город Родники, а в 1935-м - в Иваново. В школу пошел одновременно со старшим
братом Левой - я в первый, а он, подготовленный дома отцом,- сразу в
четвертый класс. Отец и мать очень любили нас. В дни болезней мама вся
отдавалась уходу за нами. Отец, внешне суровый и неласковый, был очень
добрым человеком. С мамой они жили так дружно, что в моей памяти нет случая
не только ссоры, но даже намека на недовольство друг другом. Единственными
замечаниями, которые позволял себе отец по отношению к матери, и то в