"Сергей Малицкий. Рвущаяся нить" - читать интересную книгу автора

была, ни смерти, ничего не боялась. А как голова прояснилась, только что не
обделалась! Пей, Зуев! Праздник у меня! Ты бы хоть подарил чего, что ли? Не
пьешь? А я еще выпью!
Она выпила еще рюмку, бросила в рот картошку, скривилась от боли и,
схватив всю кружку, сделала несколько жадных глотков. Зуев медленно поставил
стаканчик, взял в руку кусок хлеба.
-А я вот пью, Зуев! - оперлась она о гроб локтями, медленно и пьяно
моргнула длинными ресницами. - Пью!
-Мужика тебе надо, - сказал Зуев.
-Мужика? - усмехнулась она. - Так есть мужик! Или был. Здесь и был, три
дня назад. Такого, что ли? Так он второй раз не промахнется! Что за мужики
все, или сволочь, или размазня? Вот была бы я мужиком, я бы... Я бы уж не
промахнулась! Зуев! Выпей со мной! Хочешь, я на колени встану? Я все могу,
Зуев! А?
Она упала на колени и поползла, поползла вокруг стола живой пьяной
змеей молодой плоти, и Зуев, спасаясь от этой змеи, взял стаканчик и,
опрокинув обжигающую жидкость в полумертвое нутро, начал подниматься,
цепляясь за скатерть и сгребая со стола тарелки и чашки.
-Ну, ты, Зуев, молоток!
Она придержала скатерть и, обдав запахом влажного женского тела и
самогона, поймала его, валящегося в пустоту гнилым бревном.
-Куда собрался-то, праздник в самом разгаре?
-Надо мне, - чувствуя пробивающий холодный пот, ответил Зуев, - во двор
мне надо.
-А подарок? Что ж ты, мужик? Не обижай!
Зуев вытащил из кармана кулак и разжал в ее ладонь. Звякнули друг об
друга желтая гильза и серая пуля.
-Зуев! - закричала она вслед. - Это не твой подарок, Зуев! Не твой это
подарок!

23.

Он сидел у родника до темноты. Мысли путались в голове. Но думать ни о
чем не хотелось. Сердца в груди не было. Зуев гладил себя по ребрам, но
ничего не отзывалось оттуда. Может, это уже смерть? Но смерть не такая!
Тысячи раз он видел смерть! И вкус, и цвет, и запах у смерти другой! А
может, он и не должен чувствовать? Так горит же глотка от этой дури! Яблочка
бы сейчас! Желтого на просвет! Теплого от осеннего солнца! Сладкого, со
слабым привкусом аниса! Лизнуть его, бросить в чай, положить под подушку!
Запах его глотать! Высыпать лукошко на пол! Порезать, разложить на газеты на
противнях, задохнуться в аромате!
Заунывно загудел забравшийся от отчаянья в ухо измученный комар. Зуев
опустил ладони в воду и, поймав лоскут холодного зеркала, выпил. Жжение
утихло. Он посмотрел на руки, блеснувшие каплями в вечерних просветах между
осинами. Что ж, идти надо. Где ж ты, Пашка? Что ж ты так? Что ж ты так с
ним? Какая там смерть? Давно он уже умер. Вместе с Пашкой и умер. За день до
того письма, в котором Пашка адрес прислать обещал. Умер, когда проснулся
ночью в пустой избе от родного голоса, от дикой боли в сердце, от слез,
хлынувших по щекам, от пустоты. Тогда он умер. Двадцать лет уже как умер.
Просто забыт тут всеми, кроме...