"Сергей Малицкий. Рвущаяся нить" - читать интересную книгу автора

заойкала, попав на крапиву босыми ногами, но не остановилась, а только
замолчала на несколько мгновений, чтобы затем добавить в голос плаксивые
нотки.
-Ты вообще хоть знаешь, что такое женщина? С женщиной так нельзя!
Молчать нельзя! Уходить нельзя! Стрелять в женщину нельзя! По буеракам
водить босую нельзя! Да стой же!
Он остановился, обернулся. Она сидела на траве, подтянув под себя
обожженные крапивой ноги, терла их ладонями и плакала.
-Чего смотришь? Дурак! Больно же!
-Крапива! - объяснил Зуев.
-Куда ты уходишь!? Почему вы все уходите!?
Зуев вздохнул, оглянулся. Потянулся к высокому кусту с темными листьями
и черными ягодами, наклонил одну ветвь прямо к ее лицу.
-Держи.
-Что это?
-Ягода.
-Как называется?
-Где как. У нас пирусом зовут... Звали.
-Ничего. Куда идешь-то?
Зуев сорвал одну ягоду, вторую, положил в рот. Ничего не почувствовал.
И это уже ему не дано.
-Никуда. Тут сад был знатный.
Он сделал несколько шагов в сторону, потянулся к старой яблоне, поймал
в ладонь ветку.
-Семен сажал. Антоновка. Завязалась. Яблоки будут. Антоновка - первые
яблоки! Желтеют, как сахар становятся! Хоть суши, хоть варенье вари. А если
свежее, да порезать, да в чай под кипяток, просто заграница!
-Ты хоть за границей-то был?
Зуев не ответил. Катя очень любила яблоки с этой яблони. И когда
умирала, все просила яблочко. Только разве найдешь его в мае месяце? Еще и
до скороспелки не меньше месяца, а она лежит серой тенью и шепчет: "Петя,
яблочка хочется".
-Алло! Зуев! Ты здесь или где? Я спрашиваю, ты за границей был или нет?
-Был, - ответил Зуев.
-Это где же?
-В Польше.
-Челнок, что ль?
-Что? - переспросил Зуев и вспомнил вдруг, как он почти мальчишкой,
семнадцатилетним солдатиком, ходил за самогоном в польскую деревню и
заставлял старого поляка тут же на крыльце собственного дома пробовать
вынесенный самогон. Отравиться боялся. А ведь мог еще тогда. Тогда еще мог
умереть. Тогда бы не было ничего. Пашки бы не было. Его и сейчас нет. Или
может есть? Может, забыл отца своего, но жив? Хорошо бы, если забыл!
-Тебе сколько лет, Петр?
-Семьдесят два.
-Когда родился-то?
Зуев помолчал, пытаясь вернуться из поднимающегося в голове тумана.
Ведь не праздновал никогда. Так.
-В середине октября. Пятнадцатого числа.
-Весы, значит? Тогда понятно. Все выметено, разложено по полочкам, по