"Я больше не коп" - читать интересную книгу автора (Квин Эллери)

Пятница НА ДНЕ

Мелоун открыл глаза на рассвете. В это время года солнце вставало чуть позже шести тридцати, значит, сейчас, очевидно, было начало седьмого. Да, петух старика Тайрелла уже кукарекает. Он был уже не молод и годился только на роль будильника, но Тайреллы обратились за помощью к старой знахарке, все еще рассчитывая получать яйца. Кто—то должен объяснить всем четырем старикам, включая петуха, что надеяться уже не на что…

Мелоун сел, дрожа всем телом, — в доме было холодно, а он спал без одеяла. «Когда я последний раз спал в кровати?» — думал Мелоун, потягиваясь и разминая мышцы.

Он прислушался. Эллен и Барбара дышали ровно и спокойно, как будто наступил самый обычный день. В доме было тихо. Значит, «три медведя» тоже спят.

Интересно, где?

Поднявшись бесшумно — не только из—за Эллен и Барбары, — Мелоун нащупал ногой дыру в полу и прикрыл крысиный скелет половицей, благодаря Бога за то, что ему не пришлось ею воспользоваться. Хинч, должно быть, отсыпается, прикончив бутылку скотча, подаренную Доном.

«Возможно, мы трое могли бы выбраться отсюда прямо сейчас, — подумал Мелоун. — Достаточно выскользнуть из дома, спуститься с холма в участок — тогда мы будем в полной безопасности под защитой Джона, и этот кошмар кончится!»

Неужели все так просто?

Мелоуну понадобилось две минуты, чтобы открыть дверь спальни.

Его глаза привыкли к полумраку, и он медленно двинулся по коридору в одних носках, идя вдоль стены, чтобы не скрипел пол.

Добравшись до комнаты Барбары, Мелоун обнаружил дверь закрытой. Он осторожно повернул фарфоровую ручку и слегка толкнул дверь, но она не поддалась. Вряд ли в комнате Фуриа или Хинч — должно быть, там женщина. Но почему она заперлась? Если бы Голди занималась любовью с Фуриа, их наверняка было бы слышно сквозь стену. Очевидно, она не доверяет Хинчу.

Дверь в гостевую спальню на другой стороне коридора была полуоткрыта. Неужели там спят двое мужчин? Мелоун был озадачен. Хинч с его сломанным носом и брюхом, наполненным скотчем, храпел бы как паровоз.

Мелоун на цыпочках пересек коридор, снова прислушался и заглянул в комнату. Она была пуста, но одна из раскладушек исчезла.

Значит, они спят внизу.

Мелоун вышел на лестничную площадку и рискнул заглянуть через перила в гостиную и через арку в прихожую. Они перетащили диван из гостиной в прихожую и поставили его поперек входной двери. На диване свернулась, как кошка, маленькая фигурка, прикрытая вязаным шерстяным платком Эллен.

При виде беззащитного Фуриа Мелоун стиснул перила, и они скрипнули. Фуриа моментально проснулся. Полицейский кольт в его руке казался огромным. Мелоун отступил к стене, затаив дыхание.

Вскоре он услышал, как Фуриа снова улегся спать.

Должно быть. Хинч расположился в кухне на раскладушке, взятой из гостевой спальни, блокировав заднюю дверь, как Фуриа блокировал переднюю. Мелоун напряг слух и услышал храп. Вероятно, Хинч пьян. Но Фуриа спит чутко, как кот…

Мелоун вернулся к Эллен и Барбаре. Эллен тут же проснулась и села в кровати.

— Лоуни?

Ужас в ее голосе подействовал на него как удар током. Подойдя к кровати, он погладил спутанные волосы жены и прошептал:

— Все в порядке, милая. Ложись и спи.

Она со вздохом повиновалась.

Стоя у окна, Мелоун задумался о предложении Эллен насчет веревки из простыней. Но Эллен и Бибби не могли бы выбраться из окна бесшумно, и это дорого бы обошлось.

Мелоун стал размышлять о том, правильны ли выводы, сделанные им прошлой ночью. Сработает ли его план, или это еще одна несбыточная мечта?

Голди не спрятала бы деньги там, где Фуриа мог найти их. Значит, хижина отпадает. То же самое относится к «крайслеру». У себя на теле она тоже не могла прятать столько купюр.

Тогда где?

Приготовила ли Голди место заранее, пока они устраивались в своем убежище на озере Болсам? Но она не могла знать, что они застрянут в Нью—Брэдфорде из—за того, что Пикни так быстро найдет тело Тома Хауленда и дороги так скоро перекроют. И даже если она это предвидела, это не выглядело обманом, спланированным до убийства и ограбления. Чулок на голове, мужские перчатки и боты… Должно быть, Голди купила их вчера в городе, когда ездила туда с Хинчем, в каком—нибудь магазине, где ее не могли узнать, — например, у Джо Бэррона, который прожил в Нью—Брэдфорде всего два года. Похоже, все пришло ей в голову под влиянием минуты.

Если так, то тайник для денег тоже был выбран под влиянием минуты.

Голди достаточно умна, чтобы найти место, где Фуриа не сможет добраться до денег ни при каких условиях. Даже если он заподозрит ее и силой заставит сказать, где они спрятаны. Это как раз в ее духе.

«Никто в городе не знает, что «Ацтек» ограбила банда, включающая женщину, кроме Эллен, Бибби и меня, а мы не в счет, — думал Мелоун. — Именно так должна была рассуждать Голди. Поэтому она могла приехать вчера в город, почти не рискуя, что ее узнают. А если бы узнали, что из того? Она вернулась навестить свою семью. Ничто не связывало ее с преступлением. Значит, я должен найти место, которое выбрала бы такая смышленая особа, как Голди. Но с чего начать?»

На этом этапе Мелоун прекратил размышления.

Всему свое время.

Приложив ухо к двери, Мелоун услышал, как женщина спускается вниз, свист чайника в кухне и тягучий голос Фуриа. Эллен объясняла происходящее Барбаре.

— Я знала, что это плохие люди, — сказала Барбара взрослым голосом, который использовала, когда что—то не одобряла. — Домой меня забрал папа?

— Да, дорогая. Как твоя голова?

— Так себе. Знаешь, что они делали, мама? Та леди дала мне виски. Она сказала, что это меня усыпит. Я не хотела пить — вино противно пахло, — но она меня заставила.

— Знаю, малышка. Не думай об этом.

— Почему я спала этой ночью в вашей кровати?

— Они сейчас в нашем доме, Бибби, — сказал Мелоун. — Я хочу, чтобы ты и мама оставались в этой комнате. Веди себя тихо и делай то, что скажет мама.

— Куда ты идешь, папа?

— Я должен выйти ненадолго.

— Я не хочу, чтобы ты уходил.

— Не капризничай. — Мелоун повернулся к двери.

— Я умираю с голоду. — Последнее время это была ее любимая фраза.

— Позже я принесу тебе завтрак. Эллен, я пойду вниз.

— Лоуни, ради бога…

— Не волнуйся. Просто оставайся здесь, если они тебя не позовут. Делай все, что они скажут. Не серди их, — попросил Мелоун.

— Что ты собираешься делать?

— Попытаюсь уговорить Фуриа отпустить меня в город.

— Думаешь, он согласится?

— У него остаетесь ты и Бибби.

— Тебя не будет долго?

— Не знаю. Вернусь, как только смогу.

Открыв дверь, Мелоун услышал ворчанье Хинча и саркастический смех Голди. Поцеловав Барбару и Эллен, он быстро вышел, чтобы больше не смотреть на их лица.

Троица пила на кухне кофе. Кухня выглядела как поле битвы. Они выдвинули все ящики и выпотрошили все шкафы. Посуда, кастрюли, сковородки и коробки с крупой валялись повсюду, как непогребенные мертвецы. Дверца холодильника была открыта, и Мелоун увидел, что половина мясных запасов Эллен исчезла.

— Смотрите—ка, кто это! — воскликнула Голди. Она показалась Мелоуну настороженной.

— Кто тебе разрешил спускаться, легавый? — буркнул Хинч. Его глаза были налиты кровью, а на щеках появилась рыжеватая щетина.

— Засохни, Хинч. — Фуриа посмотрел на Мелоуна поверх ободка чашки. — Куда—то собрался? — Мелоун надел хороший гражданский костюм с галстуком.

— Я бы хотел поговорить с вами.

— Умный легавый! Я так и думал, что у тебя развяжется язык.

— Я расскажу вам все, что знаю, мистер Фуриа. Но…

— Для начала скажи, где ты спрятал мою добычу.

— Я же говорил, что не брал ее. Прежде всего, у меня не было времени.

Мелоун старался не смотреть на револьвер, лежащий на столе рядом с чашкой Фуриа. Ружье и пистолет были у Хинча.

— О'кей, у тебя не было времени. Но у твоей миссис оно было. Куда она спрятала бабки?

— Она тоже их не брала. Не знаю, как мне убедить вас, мистер Фуриа. Ведь у вас была наша дочь, а Эллен не выжила из ума. Послушайте, я знаю этот город вдоль и поперек. Если какой—нибудь местный воришка украл вчера сумку, что, по—моему, и произошло, я бы мог попытаться его выследить, если бы вы выпустили меня из дому. Я хочу, чтобы вы получили ваши деньги и как можно скорее убрались отсюда.

— Это трюк! — зарычал Хинч. — Не слушай его, Фур. Не знаю, почему ты не даешь мне выколотить из него правду.

— Потому что он не из тех, у кого ее легко выколотить, — отозвался Фуриа. — Пей свой кофе, Хинч. Голди, ты тоже думаешь, что это уловка?

Голди пожала плечами. Она не причесалась и походила на ведьму.

— Я думаю, что взяли деньги они. Он пытается выиграть время.

— Не знаю. — Фуриа потянул себя за длинный нос и побарабанил по столу пальцами. Он смыл с рук сажу, и они снова были чистыми и опрятными. — А если они тебя увидят?

— Кто? — спросил Мелоун.

— Твои дружки — легавые. Я хотел, чтобы ты сказался больным.

— В этом нет надобности, — быстро возразил Мелоун. — На службе грипп, и я четыре дня работал в две смены. Шеф предоставил мне пару дней для отдыха, так что никто ничего не заподозрит, если я появлюсь в городе в штатском.

— Насчет этого он не врет, — сказал Фуриа. — Я читал вчера в нью—брэдфордской газете, что грипп свалил копов.

— Все равно мне это не нравится, — заявила Голди.

— А тебя кто спрашивает?

— Ты.

— Пожалуй, я его выпущу. Он не станет разыгрывать героя, когда у нас его жена и девчонка. Подожди минутку, легавый. — Фуриа подобрал револьвер. — Сходи наверх, Голди, и убедись, что с ними все о'кей.

Голди поднялась из—за стола и прошла мимо Мелоуна, даже не взглянув на него.

— Все в порядке, — сообщила она, спустившись.

— Ладно. — Фуриа кивнул. — Если ты считаешь, что это дело рук кого—то постороннего, Мелоун, докажи это. Даю тебе время до часу дня. Ты либо принесешь мне деньги, либо скажешь, где они, если желаешь добра миссис и девчонке. Да, еще одно.

— Что? — спросил Мелоун.

— Не вздумай привести кого—нибудь с собой или сделать так, чтобы за тобой потянулся хвост. Выбрось это из головы, если не хочешь, чтобы мы с Хинчем размазали по полу мозги твоей жены и дочери. Усек?

— Усек.

Воршеки жили в Лощине, возле излучины Тонекенеке. Это был поселок бедняков, но обладающий своеобразной, хотя и безликой красотой, неведомой трущобам больших городов. Грязные дети играли на замусоренном ландшафте или на камнях речного русла во время засухи, а ветер колыхал белье на веревках, но на задних дворах весной цвели магнолии, а летом повсюду зеленели огороды, похожие на японские сады.

Питер Воршек работал в инкубаторных помещениях птицефермы Херли, а миссис Воршек гладила белье для дам из Нью—Брэдфорда, чтобы пополнить семейный бюджет, отдавая все свободное время церкви. Их дочь Нанетт трудилась за ткацким станком на нью—брэдфордской прядильной фабрике, а вечерами сидела с детьми клиентов, к которым особенно благоволила. Воршеки были словацкого или чешского происхождения — Мелоун никогда не знал, какого именно. Старик, от которого пахло куриным пометом, говорил с акцентом и испытывал свойственный европейским крестьянам благоговейный страх перед властью. Он всегда называл Мелоуна «мистер полицман».

Мелоун остановил «сааб» у калитки и вышел. Нанетт в свитере и слаксах телесного цвета сидела на крыльце, читая журнал о кино.

Она походила на сестру.

— Мистер Мелоун! — Нанетт вскочила на ноги. — Что—нибудь не так с Бибби? В среду вечером мне пришлось уйти рано, моя мама заболела. Она до сих пор больна, поэтому я и торчу дома…

— Знаю, — кивнул Мелоун. — Жена мне говорила.

— А что с вашей головой?

— Небольшой несчастный случай. Не возражаешь, Нанетт, если я присяду на минуту?

— Конечно нет.

Нанетт опустилась на качалку — она выглядела польщенной. Мелоун сел на стул, разглядывая ее. Нанетт была крупной девушкой — крупнее Голди — с невзрачным лицом, курносым носом, торчащими скулами и гладкими каштановыми волосами. Мелоун видел Нанетт минимум раз в неделю после того, как она окончила школу, но никогда к ней особо не присматривался. Бибби ее обожала, на нее можно было положиться, а больше ничего от нее не требовалось. Среди парней ходили разговоры, что Нанетт невозможно закадрить, так как старики слишком долго держали ее на коротком поводке, превратив в синий чулок. Но Мелоуну казалось, что он видит огонек в карих глазах девушки.

«Ее удивляет, почему я здесь. Она бы выглядела испуганной, если бы была сообщницей Голди и двух бандитов. Я был прав — ей, по—видимому, даже неизвестно, что ее сестра в городе».

— Отец работает, а мать в постели, — сказала Нанетт, глядя в пол и почему—то покраснев. — Хотите ее повидать, мистер Мелоун?

— Я пришел повидать тебя, — отозвался Мелоун. — Надеялся, что ты дома, зная, что миссис Воршек болеет. — Он заставил себя улыбнуться.

— А миссис Мелоун знает, что вы здесь?

— Да, а что?

— О, ничего.

«Господи, да она ко мне неравнодушна, а я все эти годы ничего не замечал! Это поможет найти к ней подход».

— Нанетт.

Она подняла взгляд.

— Сколько времени ты меня знаешь?

Девушка хихикнула:

— Странный вопрос, мистер Мелоун. Уже годы.

— Я когда—нибудь пытался приставать к тебе?

— Вы? Конечно нет!

— Ты когда—нибудь ловила меня на лжи или попытке воспользоваться твоим положением?

— Нет.

— Ты мне доверяешь, Нанетт?

— Разумеется.

— Я очень рад, потому что собираюсь тоже тебе довериться. Дело очень важное. Обо всем я не могу рассказать даже тебе. Мне нужны сведения.

— От меня?

— От твоей сестры Голди.

Нанетт побледнела.

— Подождите минутку, — прошептала она, вскочила с кресла, вбежала в дом и вскоре вернулась. — Все в порядке — мама спит. — Она придвинула качалку ближе к столу Мелоуна, села на край и стиснула колени большими руками. — У Голди неприятности?

— Да. Но я не могу сказать тебе, какие. Могу только попросить тебя помочь мне.

— Вы хотите, чтобы я навредила собственной сестре?

— Неприятности, которые случились с Голди, таковы, Нанетт, что ей все равно из них не выбраться. Что бы ты ни сделала или ни отказалась делать, рано или поздно ей придется за это расплачиваться. Так что навредить сестре ты не можешь, но можешь помочь Бибби, миссис Мелоун и мне. У нас тоже большие неприятности, но не по нашей вине.

— Из—за Голди?

Мелоун не ответил.

— Я не понимаю…

— Я бы очень хотел объяснить тебе все, Нанетт, но не могу этого сделать. Ты поможешь нам?

Она начала быстро раскачиваться в кресле, сжав губы. Мелоун терпеливо ждал.

— Это навредит Голди?

— Я уже сказал тебе: ничто не может навредить ей больше, чем она сама навредила себе. Ты должна поверить мне на слово, Нанетт, и понять, что твоя сестра угодила в яму, которую сама вырыла. Но ты можешь помочь людям, которые всегда хорошо с тобой обращались.

— Голди в Нью—Брэдфорде, верно?

— Я этого не говорил. Я вообще ничего не говорил и не собираюсь. Посмотри на меня, Нанетт.

Девушка повиновалась.

— Я в отчаянном положении.

Что бы Нанетт ни увидела в его глазах, это заставило ее перестать раскачиваться. Она посмотрела через перила крыльца на холмы.

— Думаю, я всегда знала, что Голди плохо кончит. Когда я была девочкой, то всегда завидовала ей, так как она была гораздо красивее и умнее меня и все мальчишки заглядывались на нее. К тому же Голди не боялась наших родителей. Как—то она нагрубила отцу, он ударил ее изо всех сил, а она даже не заплакала. Голди казалась мне такой смелой… Что вы хотите знать, мистер Мелоун?

— Когда ты последний раз видела ее?

— Несколько лет назад.

— А, скажем, минувшим летом?

— В этом году? Нет.

— Она когда—нибудь писала тебе?

— Нечасто, но регулярно. Из разных мест. Отец уходит на работу до прихода почтальона, и я по утрам заглядываю в ящик раньше мамы, чтобы проверить, нет ли письма от Голди. Мама бы тут же его разорвала. Мои родители очень старомодные — с тех пор, как Голди сбежала, они даже не позволяют мне упоминать ее имя. Правда, нашей фамилией она больше не пользуется — называет себя Голди Вандербилт, не знаю почему.

— У тебя сохранились какие—нибудь ее письма? — небрежно осведомился Мелоун.

«Господи, хоть бы это было так!»

— Сохранились все, — ответила Нанетт. — Я держу их в моем старом ящике с игрушками на чердаке, к которому мама годами не прикасалась.

— Не мог бы я взглянуть на ее последнее письмо?

Нанетт молча встала и вошла в дом. Мелоун сидел на крыльце, устремив невидящий взгляд на полунагие ивы, склонившиеся над рекой, и думая о своих бедах.

«Даже если мое предположение оправдается, это еще не конец. Торопиться нельзя, а у меня времени только до часу дня…»

Нанетт вернулась, сжимая в красных руках сложенный конверт. Мелоун никогда не замечал, что у нее обгрызаны все ногти.

— Мама просыпается, — шепнула она. — Лучше уходите, мистер Мелоун. Не хочу, чтобы мне пришлось объяснять, почему вы здесь. — Она сунула ему в руку конверт. — Спрячьте его.

Мелоун, не взглянув на конверт, положил его в карман.

— Письмо не отпечатано на машинке?

— Голди не умеет печатать.

— Не знаю, как отблагодарить тебя, Нанетт.

— Уходите, мистер Мелоун!

В ста ярдах от поворота на шоссе Мелоун остановил «сааб» и выключил мотор.

Конверт был дешевым, но бумага плотной, пахнущей духами и с золотой монограммой «ГВ». Конверт проштемпелевали в Джерси—Сити 23 октября, обратный адрес в верхнем левом углу гласил: «Г. Вандербилт, Бостон, Массачусетс, 02100, до востребования». Письмо было менее чем месячной давности. «Видит Бог, я не эксперт, — подумал Мелоун, — но это должно сработать».

Он прочитал текст. Голди упоминала о своей «работе», не уточняя, какого она характера (что это за работа, простирающаяся от Джерси—Сити до Бостона?), богатом дружке, также не называя имени, шикарных ночных клубах, роскошных платьях и тому подобном. Ни слова о Фуриа, Хинче и грязной жизни, которую вела эта троица, — только волшебная сказка, рассчитанная (наряду с элегантной бумагой) на то, чтобы впечатлить младшую сестру и, может быть, убедить ее последовать примеру «Голди Вандербилт», окончательно разбив сердца родителей.

Вот стерва!

К счастью, Голди не могла одурачить никого, кроме себя. Возможно, Нанетт раньше ей завидовала, но теперь она понимала, что все это выдумки. Вероятно, она ожидала надушенных писем так же, как повторного показа «Белоснежки» или какого—нибудь костюмного фильма в кинотеатре.

Мелоун аккуратно спрятал письмо, завел «сааб» и поехал в город.

Он ждал на кожаной скамье за стальными перилами, покуда Уолли Бэгшотт отказывал в ссуде нервной молодой паре. Уоллес Л. Бэгшотт был президентом Национального банка округа Тогас, основанного его прадедом в дни процветания гранитной каменоломни и нужды в столбах для привязки лошадей. Один из Бэгшоттов построил Нью—Брэдфорд — их старый дом, датированный 1694 годом, который все еще стоял на площади, был открыт для экскурсий раз в году, а двойную статую Зебидайи и Зиппоры Бэгшоттов облюбовали скворцы.

Бэгшотт выпроводил молодую пару и улыбнулся Мелоуну:

— Пришел меня повидать?

Кожа банкира была загорелой в результате того, что все свободное время он проводил на поле для гольфа. Служащие за глаза называли его Весельчак, а клиенты — Уолли Нож, причем иногда не за глаза.

— Ты выглядишь как будто орден вот—вот получишь. Что с тобой случилось?

— Можешь не верить, но я упал с лестницы, Уолли…

— А почему ты не в униформе? Может, Джон тебя уволил? В таком случае мое предложение все еще в силе…

— Я не на службе, — сказал Мелоун, проходя за перила. — Уолли, мне нужно поговорить с тобой.

— Присаживайся. — Банкир сел, продолжая улыбаться. — Хотя, если ты пришел насчет ссуды, должен сразу тебе сказать…

— Нет—нет, я не собираюсь просить ссуду.

— Слава богу! А то дела обстоят так, что нам приходится жадничать. Садись же, Уэс! — Мелоун повиновался. — Как твоя прекрасная половина? Ты подцепил лакомый кусочек. Каждый раз, когда Эллен приходит в банк, мои кассиры пялятся на нее. И не только кассиры, если ты понимаешь, что я имею в виду. Ха—ха!

— Слушай, Уолли… — начал Мелоун.

— Не обижайся, Уэс. Мой девиз — богатством надо делиться. Кстати, какая жуткая история приключилась с Томом Хаулендом, верно? Говорят, он сам был замешан в ограблении.

— Не знаю. Уолли, я пришел просить об одолжении.

— О! — Бэгшотт тотчас перестал улыбаться.

— Мне нужно изучить документацию относительно твоих сейфов.

— Зачем?

— Не могу ничего объяснить, кроме того, что это важно.

— Ну, не знаю. Ты не в униформе…

— Скажем, это секретное задание.

— Не шутишь? — Банкир склонился вперед. — Это как—то связано с ограблением?

Мелоун промолчал.

— Ладно, не говори, если не можешь. Хорошо, Уэс. Учитывая, что ты служитель закона…

— И еще одно, Уолли. Должен просить тебя никому об этом не рассказывать.

— Ты меня знаешь, приятель. — Бэгшотт подмигнул. — Я умею держать язык за зубами.

Махнув рукой с масонским перстнем, он направился в отдел сейфов, отпустил дежурившую там женщину и отпер ящик.

— Регистрационная картотека здесь.

— Клиенты расписываются на этих карточках, когда хотят заглянуть в свой сейф?

— Разве тебя не это интересует?

— Да. Но кроме этого, недавние заявления на аренду сейфов.

— Насколько недавние?

— Вчерашние.

Банкир казался удивленным.

— Вчерашние?

Мелоун кивнул.

— Ты хочешь сказать…

— Я ничего не хочу сказать. Просто позволь мне взглянуть на них, если не возражаешь.

Бэгшотт достал три карточки. Он так живо ощущал горячее дыхание преступления, что нарушил собственное правило никогда не выглядеть обеспокоенным.

— Вчера арендовали три новых сейфа, — сообщил он, оглядевшись вокруг. — Их еще даже не внесли в общую картотеку.

— Я бы хотел посмотреть карточки в одной из этих кабинок.

— Ради бога.

— Один.

Бэгшотт нахмурился и быстро отошел.

Мелоун шагнул в ближайшую свободную кабинку и закрыл дверь, потом сел за стол, включил лампу, разложил перед собой карточки и достал из кармана письмо Голди.

Он сразу нашел, что искал. «Георгина Валенсиа. «Каскады». Саутвилл». «Каскады» — это жилой квартал, построенный двадцать лет назад в деревне Саутвилл, обслуживаемой по договору полицией Нью—Брэдфорда. Мелоун знал каждую семью в Саутвилле. Никого с такой фамилией там не было. Значит, «Георгина Валенсиа» — вымышленное имя.

К тому же инициалы, буквы «Г» и «В» в подписях на заявлении и карточках, внешне были абсолютно идентичны тем же буквам в письме Голди.

Сомнений не было. «Георгина Валенсиа» и есть Голди Воршек, она же Голди Вандербилт.

«Выходит, я был прав. Голди украла похищенное жалованье и спрятала его в единственное место, куда никто другой не сможет добраться, — в банковский сейф. Значит, я вернул деньги. Ну, не совсем вернул, но знаю, где могу забрать их. Правда, чтобы сделать это…»

Мелоун спрятал письмо, собрал карточки, выключил свет и вышел. Бэгшотт сидел за своим столом, разговаривая по телефону. При виде Мелоуна он сразу вернул трубку на рычаг.

— Я бы хотел заглянуть в один из твоих сейфов, — сказал Мелоун, положив карточки на стол.

Банкир нервно огляделся.

— Конечно, Уэс. Присаживайся. Как только ты принесешь мне выписанный судьей ордер…

Мелоун опустился на стул.

— А без ордера никак нельзя?

— Я не могу, Уэс. Ты знаешь закон.

— А как насчет этих карточек? Если бы я мог их позаимствовать на несколько часов…

Банкир уставился на него рыбьими глазами.

— В этом есть что—то странное, Уэс. Тебе известно, что я не могу позволить вынести официальные документы из банка. Что происходит?

— Не могу тебе объяснить.

— О каком сейфе идет речь?

Мелоун встал и вышел.

Приехав в закусочную Элвуда, Мелоун опустился на табурет. Время завтраков миновало, и закусочная была почти пустой. Он радовался, что никто не включал музыкальный автомат, так как в голове у него бушевала буря.

Только сейчас Мелоун почувствовал, что проголодался. Сколько же времени он не ел?

— Доброе утро, Уэс, — поздоровался Эйв Элвуд, помахивая тряпкой. — Что—нибудь выпьешь?

— Обойдусь без алкоголя, — отозвался Мелоун. — Пшенную кашу с сосиской, несколько тостов и кофе.

— Проголодался, — усмехнулся старик. — Как будто ешь последний раз.

Мелоун постарался оценить шутку.

— И исхудал. Просто стыд, как вас мучают. — Качая головой, Элвуд удалился в кухню.

«Что верно, то верно, Эйв, — подумал Мелоун. — Что же мне теперь делать? Я не могу обратиться к судье, не сообщив, зачем мне нужен ордер, а если я это сделаю, то отправлю Эллен и Бибби прямиком на кладбище. Судья Трюдо строго придерживается буквы закона, люди для него ничего не значат — он тут же прикажет полиции штата окружить дом. Значит, я не могу забраться в сейф и предъявить деньги Фуриа. Я даже не могу заполучить банковские формуляры и заявление Голди об аренде сейфа. А без доказательств она обведет Фуриа вокруг пальца, и он поверит ей — ведь с ним спит она, а не я. Он может так взбелениться, что тут же прикончит нас троих. Получается, что выхода нет. Я сделал все, что мог сделать в одиночку».

Ему внезапно пришло в голову, что он действовал в одиночку всю жизнь.

«Эллен не только в шутку называла меня «Мелоун рейнджер». Она сразу меня раскусила. Уэс Мелоун один против всего мира. Он ни у кого ничего не просит — даже у единственного человека в мире, которого уважает и которому доверяет. Лоуни слишком горд, а может, слишком озлоблен — на отца, каждую ночь укладывавшегося в постель, не давая никому ничего — ни слова, ни взгляда, на мать, проклинающую жизнь, но берущую все, что может, обеими руками, перепачканными табаком. Давая, ты одерживаешь верх над миром, а беря, ползаешь перед ним на брюхе.

Но так ли это? Означает ли быть неудачником, если ты просишь о помощи, когда больше не в силах справляться сам? Разве вся корпоративная система в морской пехоте не основана на принципе «я здесь, братишка»?

Вот почему я паршивый коп, паршивый муж и отец. Вот почему даже Джон и Эллен иногда смотрят на меня так странно. Бибби слишком мала, чтобы это понимать. Я обманывал и себя, и их.

Но теперь у меня нет выхода. Я приперт к стене вместе с Эллен и Бибби. Их жизни поставлены на карту».

Мелоун посмотрел на часы. Десять минут двенадцатого.

Меньше двух часов до установленного срока.

Он положил на стойку пару долларовых купюр, не ожидая сдачи, так как боялся передумать, и выбежал из закусочной.

Джон Секко встал и начал ходить по комнате. Он ненавидел свой кабинет и старался проводить в нем как можно меньше времени. Кабинет находился рядом с тремя камерами, был немногим больше их, с такими же побеленными пустыми стенами и разве только без решеток. Секко выглядел почти таким же усталым, как Мелоун.

— Если хочешь получить мой значок, Джон… — наконец заговорил Мелоун.

Шеф остановился. Его черные брови взметнулись к седой шевелюре.

— О чем ты?

— Я должен был сразу обратиться к тебе, будучи служителем закона…

— Ты не только служитель закона, но также муж Эллен и отец Барбары. За кого ты меня принимаешь? На твоем месте я поступил бы точно так же. — Он сел на вращающийся стул, откинувшись на спинку. — Нужно подумать как следует, Уэс. Мы не можем позволить себе ошибку. Основная проблема — Эллен и Барбара. И ты, если ты туда вернешься.

— Никаких «если», Джон. Я не могу оставить их одних.

Секко медленно кивнул.

— Вопрос в том, Уэс, как схватить эту троицу, не рискуя жизнью твоей семьи и твоей собственной.

— Такого вопроса нет, — сказал Мелоун. — Я тоже об этом думал. Это невозможно.

Шеф, казалось, собирался возразить, но не стал этого делать.

— В каком смысле невозможно? — спросил он.

— В самом прямом. Поверь мне, Джон, пока у них пушки, Эллен и Бибби, выхода нет. При любой нашей попытке они их пристрелят. Или пригрозят это сделать, если мы не отпустим их вместе с Эллен и Бибби в качестве заложников. Фуриа нечего терять. Убив одного человека, он запросто может убить еще двух или трех. Ты не знаешь этого типа, Джон. При любом осложнении он начнет стрельбу. Сомневаюсь, что его можно взять живым.

— Тогда что ты предлагаешь, Уэс?

— Отдать ему деньги.

Секко отвел взгляд.

— Нужно достать их из банковского сейфа. Если ты поговоришь с судьей Трюдо, он, может быть, согласится. Трюдо обязан тебе, Джон, — если бы не ты, он никогда не стал бы судьей. Получи у него ордер, забери деньги из сейфа и предложи Фуриа двадцать четыре тысячи в обмен на Эллен и Бибби. Дай ему гарантию безопасности и время для ухода. Ему нужны лишь деньги. Только так с ним можно договориться.

Мелоун умолк.

Шеф ничего не сказал.

— Ты не пойдешь на это.

— Нет, Уэс, не пойду. И знаешь почему?

— Почему?

— Потому что не в моей власти сделать то, что ты хочешь. Деньги принадлежат «Ацтеку».

— К черту «Ацтек».

— Это не так просто. На твоем месте, Уэс, я бы чувствовал то же самое. Но я отвечаю перед законом. Это не мои деньги, и я не могу ими распоряжаться.

— Тогда обратись к Кертису Пикни! Что значат паршивые двадцать четыре тысячи баксов в сравнении с двумя жизнями? Даже Пикни должен это понять!

— Они принадлежат не Пикни, а его компании. И «Ацтек» не может принять такое решение. Они застрахованы от ограблений, поэтому решать должна страховая компания. По—твоему, она согласится на сделку с грабителями за ее счет? Ты бы понял это, если бы не пришел в отчаяние.

— Ты должен сделать это для меня, Джон, — хрипло сказал Мелоун. — Мне наплевать, чьи это деньги. Если бы я мог позаимствовать двадцать четыре тысячи в банке или частной финансовой компании, я бы сделал это сразу же, даже если бы это означало попасть в кабалу до конца дней. Но ты знаешь, что ни Уолли Бэгшотт, ни кто другой не одолжит такую сумму человеку с моим жалованьем и без всякой гарантии. Даже продажа моего дома не поможет — вся его незаложенная стоимость составляет меньше шести тысяч долларов. Ради бога, Джон!..

Секко покачал головой. Мелоун стиснул кулаки.

— Я впервые обращаюсь с просьбой к тебе и вообще кому бы то ни было, и ты мне отказываешь!

— Я не могу этого сделать, — сказал Секко. — Я офицер полиции, ответственный за соблюдение закона в Нью—Брэдфорде, Уэс. Я приносил присягу и не могу брать чужие деньги и вступать в сделку с бандой, разыскиваемой за убийство и ограбление, — меня самого обвинят в заговоре и краже в особо крупных размерах. И даже если бы я согласился, ты думаешь, что эта шайка поверит, будто шеф полиции станет придерживаться условий подобной сделки? Уходя, они прихватят с собой Эллен и Барбару в качестве живого щита. Нет, должен быть какой—то другой выход…

Зазвонил телефон.

— Да? — Лицо Секко окаменело. — Да, Эллен, он здесь.

Мелоун выпучил глаза. Секко протянул ему трубку.

— Что случилось, Эллен? — прошептал Мелоун.

— Я ищу тебя по всему городу. — Он не узнавал ее голос, звучащий как автомат. — Они ушли.

— Ушли?

— Фуриа занервничал. Женщина убедила его, что тебе нельзя доверять. Поэтому они ушли и забрали с собой Бибби…

— Забрали Бибби? — Мелоун провел рукой по лбу.

Эллен заплакала.

— Они объяснили, как с ними связаться? Они вернулись в хижину на озере?

— Я не знаю, Лоуни…

— Перестань плакать, Эллен! Я должен знать точно, что они говорили.

— Фуриа сказал, что ты должен доставить деньги домой к завтрашнему полудню и ждать, пока они с нами свяжутся, не сообщая ничего полиции, иначе мы больше никогда не увидим Бибби. Это наш последний шанс…

— Я вернусь, как только смогу.

Мелоун положил трубку.

— Я все слышал, — пробормотал шеф Секко. — Я дам тебе столько времени, сколько ты захочешь, Уэс, — не буду ничего предпринимать и не скажу никому ни слова без твоего разрешения. Если я могу чем—то помочь, кроме…

— Иди к черту, — прервал Мелоун и вышел.

Он подползал к хижине, понимая, что осторожность не требуется, и надеясь, что это не так, но обнаружил там только мусорный ящик, полный пустых бутылок и консервных банок, и грязные тарелки в раковине.

Мелоун обыскал хижину в поисках какого—нибудь указателя на местопребывание шайки, но не нашел ничего. Почти теряя способность мыслить здраво, он выбежал из хижины и начал бегать по грязным дорогам вдоль озера, ища автомобиль в кустах или какие—нибудь признаки жизни.

Наконец, уже в сумерках, Мелоун сел в «сааб» и медленно поехал назад в город.

«Сначала мне дали деньги, но я потерял Бибби. Потом я вернул Бибби, но потерял деньги. Теперь я потерял все».