"Сергей Малицкий. Возвращение Алателя ("Арбан Саеш" #1) " - читать интересную книгу автора

бок и смотрел через пыльное стекло наружу. За окном сначала сияла
оглушительная летняя жара, ближе к Ташкенту уже отцветала торопливая весна,
а еще через некоторое время мимо застывшего в Сашкином представлении поезда
побежала назад коричневая, сбрызнутая зеленью, неприветливая степь. Из
утреннего тумана внезапно вынырнул уже совсем зимний Гурьев с бабушками,
которые бегали под вагонными окнами, шумно предлагая какую-то снедь. Но вот
и они остались позади.
В Волгограде поезд стоял двадцать минут. Сашка выбрался на заснеженный
перрон, пробежал по переходу на вокзал, купил заскорузлую кулебяку, бутылку
кефира, давясь, затолкал в себя нехитрую еду у буфетного столика и вернулся
в вагон перед самым отходом. Стараясь не встречаться ни с кем взглядом,
забрался на место, лег и закрыл глаза. Поезд дернуло, вагоны заскрипели и
покатили. На изгибе путей у кургана в окне мелькнул тепловоз, затем сумрак
сгустился, и больше видно ничего не было. Сашка лежал на животе, ощущая
правой щекой каждое вздрагивание состава, и старался не шевелиться, чтобы
боль не разорвала его на части. Колеса стучали, за бледной занавеской
мелькали огни полустанков, но боль не уходила. Она накапливалась. И когда,
подтягивая колени к груди, он уже начинал задыхаться, все та же сухая
жесткая рука пожилой узбечки коснулась его затылка и стала медленно гладить
короткие волосы. Усталый голос прорезался через плацкартный полумрак и
незнакомыми словами принялся объяснять простые и понятные вещи, успокаивая и
жалея. Слезы наконец выкатились из глаз, и боль утихла.
Проснулся он рано. Узбечки уже не было. Внизу, заставив узкое купе
корзинами, сидели две немолодые женщины. Они старательно завтракали, вяло
переругиваясь с солдатами, которые с похмельными лицами тоскливо шатались по
вагону. До Москвы было еще далеко, но народ уже собирался. Сашка спустился
вниз, свернул матрац, осторожно ступая между корзин, сел у окна и устремил
взгляд на появляющиеся из-за придорожных кустов белые поля, покрытые
грязными пятнами ранней весны.
Он был растерян. Сквозь горе отчетливо проступало одиночество. Кроме
тетки у него не осталось никого. Сашка чувствовал, что потеря отца,
разбившегося на стареньком жигуленке шесть лет назад, по-настоящему
отозвалась в нем только теперь. В тот год обнаружилось, что мать - слабое и
несчастное существо, и Сашке пришлось срочно повзрослеть. Он постарался
заполнить собой пустоту, образовавшуюся в их жизни. И последнее время,
вплоть до ухода в армию прошлой осенью, он думал, что все наладилось. Что
горе, захлестнувшее мать, утихло. Она сама уже не казалась ему похожей на
колеблющийся язычок пламени. Шесть лет он внушал матери, что его
собственное, Сашкино, существование без нее невозможно. Иногда смотрел на ее
склоненную голову и говорил про себя, "ты нужна мне, ты нужна мне". И
однажды она почувствовала что-то, подняла голову и сказала: "Я знаю".
Тогда словно счастье вернулось в их дом. Даже Сашкины проводы в армию
не были грустными. Так же как и письма, которые он получал от нее не реже
раза в неделю. И вдруг смерть. Почему?
Он вновь задавал себе этот вопрос, потому что нелепость произошедшего
не давала ему возможности приникнуть к своей боли, сжать ее в ладонях и
согревать, согревать, согревать. До тех пор, пока она не перестанет биться,
пока не замрет, не отпустит, не задышит ровно и глубоко. Станет привычной.
Сашка поежился, застегнул пуговицу рубашки, прижался щекой к холодному
стеклу и стал вполголоса читать любимые строчки. Строчки, которые наполняли