"Олег Малахов. Inanity" - читать интересную книгу автора

она уедет, чтобы расписаться на стене плача в клозете Азовского моря. Где-то
в народных поверьях она выискала некогда затерянную истину, гласящую о ее и
чьей-то удивительной жизнях, вроде бы стремящихся соединиться и превратиться
в организм без имен и тел.
Пьер уже начал осмотр. Опять не реагировали зрачки на лучики его
фонарика. Слабо двигалось глазное яблоко. Инертны нервы на коленях и
ступнях. Лицо в пиявках. Они не позволяли есть и пить. Немного воздуха
проникало сквозь частично свободные ноздри. Я возненавидел пиявок, и в
образе Климентины я узнавал самую надоедливую пиявку, то и дело
преграждавшую кислороду доступ в мои легкие. Как я мог не любить воздух, и
как необычно было ненавидеть существо, претендующее на вдыхаемый мной
воздух. Начинаю дыхание - Пьер уже говорит о преграде.
Мертвенно бледный я наконец проснулся и на счастье встаю в бархат ковра
возле постели Сюзан.В
- Кофе, чай, у меня чайника нет, в пакетиках, без кофеина. Черт, не
найду фильтры. У меня засорился. А, поцелуй меня, сюда.. делай.
- Я уже не могу.
- Всегда так.
- Позвони мне на выходных, представься Жозефиной.

Апулей был в расстройстве. Он стоял на одной из площадей Венесуэлы,
гордился своей скромностью. Истосковавшись по родине, вспоминая родной
уголок бабушкиного дома с видом на дожди с солнцем, когда зрел виноград, и
никто не говорил. Апулей начал играть на гитаре интенсивные и напряженные
партии. Молодые безумцы начали обступать его и выкрикивали слова страсти и
свободы. Среди собравшейся молодежи оказался Чарльз Майкл Китридж Томпсон IV
и его возлюбленная Ким, менявшая иногда свое имя на Кэли. Они слушали Апулея
и с содроганием познавали свои первоочередные желания, а они были просты и
обыденны, но хотелось заняться их воплощением по-особенному, и сделали они
это практически там, не отходя далеко, лишь забежав в подъезд одного из
старых домов, где не было лифтов, но был чердак, который насквозь был
пронизан далеко не свежим ветром города, но куда доносились звучания гитары
Апулея. После обоюдных удовлетворений им показалось, что именно в тот самый
момент, когда им не терпелось покинуть площадь, зародилось желание разрушить
канон, о существовании которого они и не догадывались. Им захотелось
разделаться с музыкой точно так же, как они разделывались друг с другом,
бессознательно и ненасытно, в любых удобных, и зачастую совсем неудобных
местах.
Они напились пива, и, схватив Апулея за руку, потащили его в ночь без
ночлегов и безрассудства. Он пил самый вкусный портер, и Ким кричала, о том,
что у каждого своя вселенная, и вопрошала небо, сталкивающее жаждущих высоты
с высоких этажей, превращая их полеты в эскизы, во что же тогда превращается
их совместное движение в уличной дымке, если у каждого своя вселенная.
Неужели ты не мог придумать себе более простое имя. Хочу, чтобы ты был
Фрэнком Первым, а не Томпсоном Четвертым. Мне легче будет писать тебе
записки на уроках. Но не становись дельфином. Хорошо, что ты вернулся в мою
комнату тогда, в день дурачества и преображений. Ты на время превратился в
котенка, и никто в общежитии не мог поймать тебя, и накормить тебя было
немыслимо сложным занятием, ты подружился со всеми мышами на нижних этажах,
и они все чаще посещали мою комнату, но ты же знал, как я боюсь их, но ты