"Олег Малахов. Течение" - читать интересную книгу автора

несите его. Я продиктую вам его по буквам.
От тебя остаются сухие цветы. Твоя кожа. Она сладка. Что-то большее
будет сказано...

Я начинаю писать книгу. Книгу и не книгу вовсе, просто заголовок к
первой странице моего дневника. Вот первые слова этого заголовка. Я
обозреваю кокарду на шлеме полицейского. Он улыбается. Блестят матово
большие пуговицы на его черном кителе. Рация прикреплена к воротнику. Он
приковывает мой взгляд. Вскоре мне все это надоедает. Мне надоедает сама
мысль о том, что мне все надоедает. Отчетливость послания умаляет силу
воздействия. Лишь определенная узловатость и аморфность соединительных
элементов написанного выстраивает нестройную, но незыблемо всепоглощающую
культурологическую цепочку. Стратегия заключается в отсутствии какой-либо
стратегии, в единице, дублирующей реальную структуру мировой целостности,
наделяющей ее разобщенностью и отслеживающей хаотичность процессов. Хаос
развивает свою закономерность.
Предо мной предстало человечество. Руки и стеклоподъемники, простые и
исконно сложные системы, детские аппликации, открытки. Я помнил все,
ассоциативный ряд развивался. Пабло уже выспался и ждал пробуждения Марии.
Общению у них обычно отводилось 2-3 часа, потом Пабло уходил в город, а
Мария оставалась и обеспечивала уют. Она никогда не была в городе, Пабло не
находил это необходимым. Мария умирала завтра.
(Последний свет романтизма.) Желательно не плакать при расставании.
Насладившись однако хоть раз сладостью плача, невозможно отказаться от
стройности чувств и подытоживания процессов. Максимилиан знал, что это
нельзя назвать книгой. Книга - это бурлеск. Мысли плодятся, ты купаешься в
кофе, а бармен знает каждый твой жест и угадывает каждое твое желание, а
женщина рядом умеет молчать и ни за что не бросит тебя до тех пор, пока ты
этого не захочешь, твой громкий голос, вызывающий голос будет раздражать
окружающих, а твои скромные, но искрящиеся болезненно глаза сводят с ума
молоденьких девушек, пугают и приводят в бешенство их кавалеров, машины
замечают тебя, а ты не видишь даже людей на улице, крики в след, а ты и не
идешь вовсе, а внутри зданий еда кажется блевотиной, а блевотина -
экскрементами, и дыхание учащается во время оргазма с молодой учительницей,
случайно оказавшейся с тобой в лифте любого учреждения, и это ее дыхание, ее
оргазм, ее стоны, а руки беспрестанно наносят слой совести на вечно плоскую
и пустую поверхность, плохие сигареты, дешевая выпивка, дорогая одежда,
парадоксальный выигрыш на скачках, незакономерная эйфория, палата, койка,
друг болеет, а все-таки за окном плывет новое слово, а друг радуется, а
слово неизменно подчиняет клетки мозга, пыльная дорога, дождь превращает
пыль в грязь, сломана последняя зубная щетка, ночлег в траве прокуренного
парка, привкус гашиша, стойкость безумства...безумства.
Я - кусочек секса в твоих глазах. Ты - танец с чужым мужчиной. Комочек
строк, красное платье и интересные облака. Твоя одежда всегда превращала
меня в слабого и беззащитного землемера. Ты станешь ей. Она пригласила
домой. Последний раз я был у нее дома тем самым утром, памятным мне,
которому предшествовала та самая ночь у того самого гнусного лицемера, чьей
квартирой я воспользовался. У нее дома все было знакомым, и глаза помогли
осознать, что мне нужно было все это увидеть снова. Но ее глаза не
соглашались со мной. Ее глаза просто отказались от игры. Она умирала завтра.