"Олег Малахов. Пенистый напиток" - читать интересную книгу автора

поэкзистенциализировать. А русые волосы добавляли надежды, произнося: "Я ни
разу не видела мужчин, которые плачут весь вечер." Кто-то сказал: "Сегодня
будут молодые команды... Это хорошо. На молодых интереснее." Протухшие
молодые команды не имели лидеров, и молодежь искала. Плоский стресс. Обрести
личность - укусить еего за ногу (практически, совершить половое сношение).
Мне говорили, все получится, я твердел, постель голодала, поступись стуком
пальцев, подытожив гром музыки, и в глотках кофейной массы догадайся, что
отображают усмешки судьбоносности. Пубиртация. Радость. Откуда-то
уверенность в исконности выбора. Папенькость в структуре головного шлема. В
символике трассы на Вышгород ради сюрприза, а не ради жизни. Не задевайте
меня ногами, которые даны вам лишь для ходьбы, а не для касания меня. Я не
хочу ваших паразитических реалий, используйте алкоголь во время концерта, не
топите ласку рядом в ритуале поиска своих компаний. Не гнездитесь в ячейках
моей пустоты.
Легкий на подъем, гипнотизируемый соотечественник кашляет всегда
по-разному, трет нос, щипает зад. Рукам не хватает того, что там есть. Под
названием искусства, под не запломбированным зубом, под карнизом карниза -
снег или день, или необорванный в голосе голос. Плавно почесывая клавиши и
струны, корчатся иезуиты в масках, наступили на корнеплод, втоптав глубже.
Мне казалось, что мы справимся, она волновалась, и волнение - волнами;
помочь ей - ладонью черпать сладкую воду, солодом увлажняя фразы. Я хотел, я
пытался, она жаловалась, жалела, жалась в переходе, ей не жилось, ее дрожь
требовала острых слов, согласных окончаний. Саван рвался. Соколиные гнезда
силились слиться с древесным миром моего видения.


Будни секретаря.

Звонили непрестанно. Дрожь. Лучший способ избыть гнет скуки. Я налил
горячей воды себе в кружку и растворил в ней чай. Приятно начинать чаем
день. Беспокойство по поводу сложного компромисса чрезвычайно безотчетно
вдохновляло и успокаивало. Деловой ежедневник использовался не по
назначению. Мне назначено. Я сообщу. Присаживайтесь. Стынут ноги. Сесть и
остаться безгневно в мозгу клиентов. Надо бы опрокинуть чашки и восстановить
цепочки. Лучше ехать в сторону Гданьска и воплощать проекты. А мне звонят из
Донецка и объявляют новый номер телефона.
Сидячая работа. Я устала. Кофе не помог. Выпив горячий шоколад, доживаю
до обеда. Перерыв сокращен. Сорванцы в бейсболках носятся за окном. Я почти
в подвале, или я вижу куски солнца, ныряющие в небосвод.
(Ты вытащил счастливый билет или ты не на своем месте.)

Беззвучность.

Она звонкая, хотя ей не нужен мой быстротечный поток.
Девушка на роликах проплыла в мельтешащем лицами-улицами городском
просторе. Девушка улыбалась и плыла. Она разгонялась и прыгала. Защищены
колени и запястья... Она недоступна. Я в черном плаще и со сгустком бровей.
Я не узнает меня, а ведь я думал о ее плавных движениях, о мимике, которая
струилась из ее лица и текла внутри человеческих глаз. Она светилась черной
спортивной одеждой. Подросток с рюкзаком на плечах, в современных очках... Я