"Королевы-соперницы" - читать интересную книгу автора (Морган Фиделис)

Глава восьмая Изумление

Северную сторону Линкольнз-Инн-филдс составляла череда элегантных домов, называвшаяся Ньюменз-роу. Судья жил в его западном углу. Элпью проводила графиню до парадного входа, а сама в одиночестве пошла на Джермен-стрит.

Графиня постучала. Лакей открыл дверь и проводил графиню в дом.

Не прошло и нескольких минут, как ее пригласили к высокопоставленному лицу. Он сидел в изящном резном кресле и курил длинную трубку. Когда графиня вошла, судья поднялся и предложил ей кресло по другую сторону камина.

— Итак, графиня! Кажется, я не имел удовольствия встречаться с вами раньше. Чем могу служить?

— Я пришла, чтобы рассказать об убийстве. Или скорее о связанных между собой убийствах, незаконной церемонии венчания, побеге заключенного из Тауэра, подкупе и продажности в высших сферах, краже со взломом и похищении.

— Помилуйте! — Судья выпустил большое облако синеватого дыма. — Да у вас просто каталог преступлений. Вы собираетесь продержать меня на службе до самой моей смерти?

— Я знала одну из убитых женщин. И меня ужасают не только сами преступления, но и та цепь безобразий, которую оставляет за собой виновный в этих ужасных злодеяниях.

Судья позвонил в маленький ручной колокольчик, вошел слуга.

— Пожалуйста, принеси нам чай и печенье, Том. — Он посмотрел на графиню. — Или вы предпочитаете стаканчик бренди?

— Бренди? Днем? — Графиня неловко поерзала в кресле. Неужели он принимает ее за ненормальную старую пьяницу? — Нет, спасибо, милорд, я с удовольствием выпью чаю.

Когда слуга ушел, судья наклонился к графине через разделявший их столик. — Назовите его!

— Кого назвать?

— Полагаю, вы кого-то подозреваете. Так кто же этот злодей, который оставляет за собой цепь безобразий?

— Некий титулованный джентльмен, сэр. Молодой человек, обладающий высокомерием и уверенностью человека, который считает себя выше закона, милорд.

— Выше закона, подумать только! — Дверь открылась, и вошел Том с чайным подносом. Он молча расставил чашки и удалился. — Боюсь, я не одобряю пребывание в городе такого отчаянного молодчика. Назовите же его, графиня. Позвольте нам схватить этого повесу и восстановить покой в потревоженном мире.

— Этот человек — предводитель титиров, — сказала графиня, поднося чашку к губам. — Лорд Рейкуэлл.

— Джайлз Рейкуэлл! — Судья осушил свою чашку, снова взял трубку и набил ее табаком. Зажег от огня в камине бумажный жгут и раскуривал трубку, пока не пополз витой полоской синий дымок. — Спасибо за сообщенные сведения. Они очень полезны.

— Хотите услышать подробности? — Графине не верилось, что судья так спокойно воспринял ее слова. — Мне известны время, места...

— В этом нет необходимости, графиня. Мы осведомлены о скверном поведении Рейкуэлла и его мальчиков-полуночников. — Он поднялся и открыл для графини дверь. — Я разберусь в этом деле. Очень любезно с вашей стороны, что вы пришли сюда. Лондонцы могут спать спокойно, пока такие люди, как вы, будут проявлять подобную бдительность.

Не успела графиня опомниться, как снова очутилась на улице.

Поднявшись по своей лесенке, фонарщик менял свечу в одном из фонарей на площади. Как странно, подумала графиня, что лучше всего защищены элегантные и свободные от преступников улицы. Вероятно, это применимо и к людям: лучше всех защищены наиболее могущественные. Потому что в глубине души графиня понимала — ее визит был бессмыслен. Этот человек не собирался воспользоваться ее информацией, и лорд Рейкуэлл мог не бояться, что его арестует лорд судья Ингрем.

— Он снова приходил, — сердито заметил Годфри, когда Элпью вошла в дом. — Все вынюхивает. Битый час стоял на улице. А когда я окликнул его, быстренько смылся.

— Как выглядит этот человек?

— Обыкновенно, — ответил Годфри и пошевелил угли в очаге, пока они не разгорелись, давая тепло. — Седеющие волосы, среднего роста, одежда потертая. Чуть моложе меня.

Элпью положила купленную графиней книгу на кровать хозяйки. Ее так и подмывало развернуть и посмотреть приобретение в надежде, что там окажется какая-нибудь многообещающая работа по философии, но решила, что лучше дождаться возвращения графини. Элпью обратила внимание, что подписи под рисунками Лампоне с изображением Страстей часто цитировали Декарта, а также Гоббса, и теперь после прочтения «Левиафана» и возвращения его на место — под ножку кровати Годфри она надеялась снова заполучить какой-нибудь труд этого мыслителя.

В этот момент Элпью услышала низкий булькающий звук, доносившийся из-под кровати графини.

— Что это? — Но не успела она наклониться и посмотреть, как оттуда выскочил песик Ребекки, вцепился Элпью в подол и принялся трепать его, как крысу. — Какого черта?

— Ой, сегодня днем он сидел на крыльце. — Годфри оторвал собачонку от Элпью и посадил себе на колени. Песик немедленно успокоился, когда Годфри стал поглаживать его по голове. — Ее ищет, что тут гадать. Не волнуйся, малыш, я потом отнесу тебя к ней домой и прослежу, чтобы та девчонка тебя покормила. — Он еще погладил пса, и Элпью заметила, что на глазах у старика выступили слезы. Отвернувшись, она захлопотала по хозяйству.

— Я все думаю о ней, — произнес Годфри. — И о чудовище, которое такое творит.

Лицо Годфри приняло обычное брюзгливое выражение, но от Элпью не ускользнули ни прерывающийся голос, ни дрожащий подбородок. Интересно, а это какая Страсть, подумала Элпью. Не прятал ли Годфри печаль, чтобы не показаться чувствительным?

Она положила руку на плечо старика и, сев рядом с ним, уставилась на огонь.

Уже темнело, когда графиня добралась до дома, запыхавшаяся и промокшая.

— Разверзлись хляби небесные. — Она отряхнула одежду и поманила Элпью. — Быстрей. Мне нужно попасть в дом констебля, прежде чем его вызовут на обычные ночные происшествия.

— А что судья, мадам? — Элпью схватила их плащи. — Это он направил вас к констеблю?

— Нет. У судьи не больше стремления расследовать преступления Рейкуэлла, чем у меня стать членом парламента. Поэтому мы пойдем к констеблю и опознаем труп. Возможно, узнав, кто убитая, слуги закона немного зашевелятся.

— Графиня, какая приятная неожиданность. — Констебль провел их в холл. — Так что случилось? Кража со взломом? Разбойники на мирных улицах Сент-Джеймса?

— Нет, констебль, — сказала графиня. — Мы пришли в связи с телом женщины, которое нашли в парке прошлой ночью. Нам кажется, мы можем опознать убитую.

— Ах да, дама в зеленом плаще. — Он понизил голос. — Я бы не стал так уж волноваться на ее счет. Это верно, миледи, ее убили, но...

— Но что?

— Я бы не стал связываться с подобными ей. Эти шлюхи сами напрашиваются на неприятности. Невозможно рыскать в поисках мужчин в уединенных местах и не пострадать.

— Но...

— Во всяком случае, я убежден, даже лучше, что она умерла. Можно сказать, слава Богу — отмучилась.

— Простите, констебль, я не совсем вас понимаю.

— Ей все равно уже оставалось немного! — Графиню чуть не свалило с ног прогорклое дыхание констебля, зашептавшего ей в лицо. — Вопрос нескольких недель, мне сказали, и мы так и так получили бы труп.

— Констебль, я понятия не имею, о чем вы говорите. Почему она должна была умереть?

— Потому что не смогла бы больше жить.

— Вы хотите сказать, ее преследовали? — Элпью вспомнила о человеке, который, по словам Годфри, следил за их домом. — Ее убийца все равно настиг бы ее?

— В каком-то смысле да.

— Что ж, констебль, окажите нам любезность, назвав имя злодея. Надеюсь, вы засадили его под замок?

— Вы не поняли, мадам. Я говорю, что она все равно умерла бы, это правда, но ее убийца — не мужчина...

— Женщина? — ахнула Элпью.

— Она была разрушена, миледи. — Нахмурившись, констебль зашептал графине на ухо. — Французским подарком, мадам, неаполитанской язвой. — Он выпрямился. — А если по-английски, графиня: люэсом!

— Я отказываюсь понимать вас, сударь. — Графиня отодвинулась и прочистила ухо, забрызганное слюной констебля. — Пообещав английский язык, так и скажите по-английски.

— Простите, миледи, да, конечно. По-английски. Ну, понимаете, умершую, может, и убили, но, по словам хирурга, который осматривал тело, в убийстве не было необходимости.

Графиня уставилась на констебля в полном недоумении.

— Несчастная женщина, — продолжал он, — все равно вскоре умерла бы и без помощи убийцы, ибо у нее была последняя стадия испанской оспы!

— Испанская оспа! — тихонько воскликнула Элпью. — Вы хотите сказать, что у нее был сифилис?

— Насквозь проедена им, леди. — Констебль скривился от отвращения. — Мы поняли это, едва сняли с нее одежду. Никогда не видел тела в таком жутком состоянии. Нарывы, язвы... ф-фу! — Он передернулся.

Ребекка поражена сифилисом! Графиня была не в состоянии в это поверить. Как могла такая умная и красивая девушка допустить, чтобы с ней случилось нечто подобное? И такая новость оскорбит ее память. Графиня увлекла Элпью к двери.

— Я ошиблась, констебль. Леди, которую мы ищем, не может быть той, о ком вы говорите. Идем, Элпью. Простите, что отняла у вас время, сударь.

Дождь лил как из ведра. Накинув капюшоны, графиня и Элпью прижались друг к другу.

— Непредвиденный поворот, графиня. Почему вы ему не сказали?

— Ребекка мертва, но она была знаменитостью. Думаю, что, сообщив констеблю, чье это тело и кто, следовательно, был заражен сифилисом, я лишь дам жителям Лондона совершенно необязательную пищу для пересудов.

Элпью, осознававшая всю иронию такого решения (потому что разве они с графиней не зарабатывали себе на жизнь распространением подобных историй), тем не менее согласилась, прикидывая, не придержит ли графиня эти сведения для читателей «Глашатая», с тем чтобы опубликовать их попозже.

— Я волнуюсь за Годфри. — Графиня нетвердой походкой двинулась под дождем дальше. — Его первого мы должны оградить от этой ужасной новости. Пока он хотя бы не оправится от первого удара.

Остаток пути они шли молча. Добравшись до Джермен-стрит, сыщицы обнаружили Годфри, прятавшегося в подворотне на некотором расстоянии от их дома. Старик выскочил и преградил женщинам путь.

— Он снова здесь! Тот соглядатай! — Годфри мотнул головой.

Прищурившись, графиня разглядела мужчину в длинном плаще и грубой войлочной шляпе, стоявшего под проливным дождем и не сводившего глаз с окон второго этажа в доме графини.

— Господи, мадам, — Элпью схватила графиню за руку, — я его знаю. Это чокнутый из театра. Он забрался в дамскую гримуборную... зовут его Никам.

— Ты уверена, Элпью? А ты, Годфри, уверен, что это тот самый человек, которого ты видел под нашими окнами?

— Это точно он.

— Значит, это один и тот же субъект. — Графиня притаилась в подворотне, выглядывая на улицу. — Мне казалось, что принят закон, запрещающий мужчинам проходить за кулисы?

— Да, но он как-то проник туда. В разгар спектакля, мадам. Я помню, что Ребекка испугалась, и я его выпроводила. Но он явно со странностями. Следит за ней. Он сам в этом признался.

— Идемте, друзья мои, лучше поговорим с ним и выясним, почему он торчит здесь целыми днями, разглядывая наши грязные створчатые окна. Элпью, обогни церковь и отрежь ему дорогу с той стороны.

Элпью бросилась выполнять.

— Так, Годфри, очень важно завести его в дом тихо. Нам ни к чему, чтобы сбежалась стража и схватила нас за нарушение общественного спокойствия.

Через пару минут они схватили и втащили промокшего и ошеломленного мужчину в переднюю гостиную и усадили там. Графиня заперла дверь на ключ, а ключ положила в карман. Годфри зажег свечу.

— Ну? — Элпью, подбоченившись, встала перед задержанным. — Зачем ты следишь за домом миледи? Ты грабитель? Если мы захотим, то можем сдать тебя властям, и ты окажешься в тюрьме. Поэтому, если не хочешь провести эту ночь на каменном полу в Брайдуэлле, давай выкладывай, что ты замышляешь.

— Я тебя знаю. — Он пристально посмотрел на Элпью. — Ты актриса, да? Я встречал тебя с ней.

— С ней? — набросилась на него графиня. — А кто такая «она»? Султанша Месопотамии?

— Она это играла? — Мужчина задумался. — Султанша Месопотамии? Что это за пьеса? Не помню такую.

— Значит, вы называете себя актером, мистер?.. — Графиня улыбнулась. — Простите... как вас зовут?

— Роупер, мадам. Никам Роупер.

— Так вот, Никам... надеюсь, вы не возражаете, если я буду называть вас просто Никам?

— Нет. — Мужчина закрутился на стуле. — Куда вы ее спрятали?

— Как я могу ответить на этот вопрос, если мы не знаем, о ком вы говорите?

— Вы знаете о ком... — Мужчина испустил звучный вздох. — О Бекки. О великой Бекки Монтегю.

— Так, значит, это ты? — Годфри бросился к мужчине и схватил его за галстук. — Зачем, о, зачем ты это сделал?

Мужчина схватил Годфри за локти, пытаясь его побороть. Элпью кинулась было их разнимать, но графиня удержала ее, приложив палец к губам и оставив эту парочку мериться силами в мерцающем свете свечи.

— Я ничего такого не делал...

— Тогда что ты задумал, подлая крыса, день и ночь болтаясь около дома моей госпожи?

— Раз так, а чем ты с ней занимаешься? Я знаю, что она несколько раз оставалась с тобой в этом доме. Какие у тебя на нее права? Она моя.

— Моя! — прорычал Годфри.

— Моя! — завопил Никам Роупер.

— Ты прикончил ее, да? — Лицо Годфри потемнело. — Ты пошел в парк и...

Графиня вскрикнула. Было необходимо прервать Годфри, прежде чем он сообщит Никаму, что Ребекка убита. Мужчины тут же повернулись к ней.

— Я только знаю, что с тех пор, как она сюда пришла, я потерял ее из виду. — Никам Роупер заплакал. — Я всегда знал, где она, днем и ночью, в «Линкольнз-Инн» или в Лаймхаусе, но теперь, если только вы не заперли ее на чердаке или не похоронили мертвую под полом, она исчезла с лица земли.

Годфри сильно встряхнул Никама.

— Отпусти его, Годфри. Думаю, мистер Роупер и без того расстроен. — Графиня указала на сундучок с чаем. — Элпью! Приготовь чаю для нашего гостя. Годфри, пожалуйста, помоги Элпью с чайником для воды, ты же знаешь, какой он тяжелый.

Элпью увела Годфри из комнаты и тихонько прикрыла дверь.

— Даже этой ее мрачной девчонки нигде нет. — Никам Роупер тяжело опустился на стул. — Я ходил к ней домой. Но там никого нет.

Графиня присела на соседний стул.

— И как давно вы следите за Бекки, Никам?

— Я не слежу за ней. — Он возмущенно посмотрел на графиню. — Я провожаю ее. Иногда она в одиночку ходит в темные и опасные места, и мне нравится думать, что я ее добровольный личный телохранитель.

— Очень похвально, Никам.

— В смысле, пока она не станет моей.

— Вашей?

— Я ей говорил, писал ей. Если она согласится меня взять, я избавлюсь от своей жены и женюсь на ней.

— Избавитесь? Вы убьете ее или просто потребуете развода?

— Какой смысл с вами говорить? — Никам хотел было встать. — Вы не понимаете.

Графиня действительно совершенно ничего не понимала. Она наклонилась к своему собеседнику.

— Вы упомянули, что она ездила из «Линкольнз-Инн» в Лаймхаус, Никам. Это вы для красного словца сказали?

— Вы никогда о них не слышали? Первый — это театр рядом с конторами юристов, второй — квартал, где полно матросов, сразу за Уоппинг-Уолл.

— Слышала и про тот, и про другой.

— Понимаете, она собиралась выйти за меня. Я мог предложить ей красивый дом. Я живу в Сити, в одном из переулков рядом с Патерностер-роу.

— Как мило!

Графиня знала этот район. Все переулки там были темными отвратительными щелями. Сам Патерностер-роу представлял собой торговую улочку, где обосновались галантерейщики, книгопродавцы и несколько сомнительных таверн. Были здесь заведения с дурной репутацией: гадалки, аптекари, которые специализировались на ядах и любовных зельях, и сводни, с готовностью делавшие аборты, когда составленные ими союзы приводили к нежелательными последствиям.

— Вы там же и работаете?

— Я удалился от дел. — Мужчина повесил голову. — С тех пор как умерла моя жена. У нас был маленький магазин, мы торговали рыбой.

— Рыбой! Чудесно. — Графиня просияла. — Обожаю рыбу. — О чем болтает этот тип? Минуту назад он говорил, что избавится от жены.

— О да, мы торговали самой разной рыбой: лещом, треской, тунцом, палтусом, пикшей, карпом, форелью, угрями...

— Как это, должно быть, увлекательно. — Взяв на заметку несколько новых названий рыб для будущих встреч с мистером Сиббером, графиня остановила Никама, прежде чем он перечислил всех морских и речных обитателей. — Я просто слюной истекаю при мысли о вашей изумительной рыбе. Но вернемся к вашей жене...

— Я не собираюсь говорить о своей жене с такими, как вы. — Лицо Никама помрачнело. — Вы никогда не поймете...

— Тогда давайте поговорим о Бекки. Мы тоже ее потеряли, Никам, и хотели бы знать, когда вы видели ее в последний раз?

— Это было... — Никам нахмурил брови, потирая переносицу большим и указательным пальцами. — Это было вчера. В предыдущий вечер она посетила праздник на «Причуде». Я видел, как она вышла отсюда и села на козлы кареты с парнем, который часто ее возит.

— С Джемми?

— Это он. Довольно приятный человек. Кажется, он какой-то ее родственник.

Графиня кивнула:

— Двоюродный брат.

— Нет, нет. Больше чем брат, я бы сказал.

— Не любовник, часом?

— Возьмите свои слова назад, мадам! — Никам вскочил. — Вы недостойная сплетница. Я не потерплю подобных выражений.

— Простите! — Графиня подняла руки. — Просто из-за ее недавнего брака с лордом Рейкуэллом...

— Этот брак, мадам, фикция. — Стоя у камина, Никам холодно смотрел на графиню. — Я точно знаю и абсолютно уверен, что моя Бекки никогда, никогда не выйдет замуж за такого мерзавца.

— Мистер Роупер! — Графиня подняла подрисованные брови. — Я была свидетельницей. Я лично присутствовала на церемонии.

— Нет, нет, нет, нет, нет и нет. — Никам Роупер поджал губы и решительно покачал головой. — Мне наверняка известно, что Бекки ни за что не вышла бы за этого человека даже под дулом пистолета.

— Любовь — странная вещь, мистер Роупер. Она бросает в объятия друг к другу самых неподходящих людей.

— Я слышал, как Бекки говорила этой бедной несчастной миссис Лукас, как сильно она его презирает. Они с миссис Лукас устроили заговор.

— Заговор? — Графиня подошла поближе. — Ребекка и Анна?

— О, понимаю! Вы об этом не знаете. — Он с непринужденным видом уселся на стул. — Тогда я обладаю над вами властью. Теперь вы будете меня слушать.

— Что за заговор?

— Насколько я понял, он каким-то образом связан с доходом миссис Лукас.

— С ее спектаклем-бенефисом?

— Думаю, да. — Никам Роупер пожал плечами. — Я слышал слово «доход».

— Где проходил этот разговор?

— Как-то вечером, несколько месяцев назад, они сидели на площади за стаканом эля. Немного раньше этот мерзавец уже пронесся по площади со своей шайкой, переворачивая лотки и бесчинствуя, как обычно. Я сидел рядом с актрисами и слышал, как они смеялись, предвкушая, как используют его в своих целях. Выставят круглым дураком и олухом перед его друзьями.

Вошли Годфри и Элпью с чайным подносом.

— Мистер Роупер рассказывает мне о своей рыбной лавке, Элпью.

Годфри расставил чашки и разлил чай, а Элпью положила сахар.

— Похоже, он вел чудесную жизнь в очаровательном домике рядом с Патерностер-роу со своей покойной милой женой.

— Пруденс. Она действительно была милой женщиной. — Никам взял чашку. — Это поистине удовольствие — находиться в кругу поклонников великой Бекки. Вы видели ее в «Прямодушном»? У нее там была великолепная роль Фиделии, которая без конца издевается над своим возлюбленным.

— Вы это видели, — проговорил Годфри. — Я только читал. Но знаю, что она была восхитительна.

— О да. — Никам отхлебнул чаю. — Это была ее лучшая роль. Я наслаждался сценой, где она пирует с матросами. Она очень похоже изображала моряка. Но с другой стороны, Бекки — знаток в этом деле. О морской жизни ей известно не понаслышке.

Элпью и графиня прыснули чаем в чашки.

— Какое отношение Ребекка Монтегю имеет к морским делам?

— Но вы же наверняка знаете. — Никам озадаченно посмотрел на них. — Ее родители связаны с морем.

— С морем?..

— Ее отец был адвокатом...

— Нет. Оба по морской части. Отец был боцманом, а мать отвечала на корабле за продовольствие.

Графиня и Элпью одновременно воскликнули:

— Боцман!

— Поставщик продовольствия!

— Да. Из Лаймхауса. Они так гордятся дочерью.

Поднявшись, графиня в упор посмотрела на Никама.

— Откуда вам это известно?

— Почти каждое воскресенье она туда ездила. Джемми возил Бекки и обедал с ее родителями. Иногда я брал кружку или две пива в таверне по соседству с их скромным домиком и разговаривал с местными жителями. Все они знают Бекки.

На следующее утро Элпью постучала в коттедж при конюшне, в котором жил кучер герцогини де Пигаль. Подкупив его пакетиком чая и пообещав еще, графиня, Годфри, Элпью и Никам разместились в большой карете герцогини и отправились в долгое путешествие до квартала Лаймхаус.

— Мы уже в Шотландии? — крикнула графиня, когда они отъехали на полмили от Тауэра. Она вслух читала надписи на каменных столбах, отмечавших мили. — Рэдклифф-хай-вей, Экзекъюшн-док, Уоппинг-Уолл... Никогда не слышала о таких местах. Кучер знает, куда мы едем?

— Не волнуйтесь, графиня. — Никам выглянул из кареты. — Бекки всегда ездила именно этим путем.

На Шедуэлском рынке слышались крики торговок:

— Кильки, мидии, свиные ножки, серый горох и печеные бараньи головы.

— Слава Богу, мы здесь не едим, — промолвила графиня, обмахиваясь веером и глазея в окно. — Мы углубляемся в дебри сельской местности, Элпью. Я это чувствую.

— Нет, мадам. Уверяю вас, Лаймхаус находится на самой восточной окраине столицы.

— Что это было? — вскрикнула графиня, хватаясь за кожаную ручку, когда колеса кареты перевалились через какую-то большую кучу. — Собака?

— Нет, мадам. Просто здесь очень плохие дороги.

— Безобразие! — Графиня упала на сиденье. — По-моему, вы сказали, что мы едем не в деревню?

Пока они, подпрыгивая, катили по Грейвел-лейн, Элпью не на шутку переживала за карету. Ей совсем не хотелось возиться с графиней, если карета перевернется или потеряет колесо в этих суровых краях. Не улыбалась ей и перспектива искать деньги на вытаскивание и починку кареты. Одна покраска будет стоит целое состояние, не говоря уже о подновлении гербов на дверцах.

Карета покачнулась и опасно накренилась, прежде чем обрести равновесие. Кучер выругался. Элпью высунула голову:

— Все в порядке?

Он указал на проехавшую мимо карету.

— Женщина правит! — проворчал он. — Едет посередине дороги. И слишком быстро.

Элпью проводила взглядом быстро удалявшуюся в сторону Лондона облезлую старую карету и вернулась на свое место.

Чем дальше на восток, тем дома вдоль дороги становились все беднее и беднее. Женщины с младенцами на руках разглядывали катившую мимо них элегантную карету.

— Посмотри на их удивленные лица, Элпью, — обратила внимание графиня. — Можно подумать, они никогда раньше не видели герцогской кареты. Мы словно яркая звезда, только что появившаяся на востоке.

Карета остановилась, затем резко свернула влево — они подъехали к речным верфям.

— Мы уже на месте? — Графиня как будто задерживала дыхание.

— Осталось совсем немного, — сказал Никам.

Графиня с ворчанием бросила на Годфри грозный взгляд.

— Я больше ни минуты не вынесу этой вони! — воскликнула она, разворачивая веер.

— Не смотрите на меня, — попросил Годфри, пиная Элпью.

Графиня принялась лихорадочно обмахиваться.

— Во имя неба, что может так вонять?

— Да что угодно, — ответил Никам. — Дубильные мастерские, пивоварни Шедуэлла или печи для сушки известняка в Лаймхаусе...

— Фу! — зашипела графиня. — Чума на это место. От него несет, как от белья старой проститутки.

— Не говоря уже о литейных мастерских, где делают якоря, гвозди и цепи. Или сараях, где плетут веревки, изготовляют такелаж и шьют паруса... есть еще бойни и солильни, где солят и вялят мясо для дальних плаваний, мельница для черного пороха...

— О, «Черный порох»! — включился в разговор Годфри. — У нас его целый ящик. Очень вкусно.

Никам посмотрел на него как на ненормального.

Справа потянулись доки, заполненные самыми разными судами — от бригов, баркентин, фрегатов и военных кораблей до самых скромных барж, яхт и катеров акцизного ведомства.

— Мне всегда хотелось отправиться в плавание по морю! — вскричал Годфри. — Вы только посмотрите на этих парней, снующих по всем этим фок- и грот-мачтам. Вот жизнь для настоящего мужчины.

Элпью содрогнулась, вспомнив свое путешествие в Америку и обратно.

— Дальше не проехать. — Карета остановилась, и кучер крикнул: — Здесь дорога заканчивается!

Никам выпрыгнул наружу.

— Вот мы и на месте.

Графиня выглянула из кареты. Ухабистая дорога резко обрывалась, и впереди лежали только мили болот.

— Это Собачий остров.

Хмыкнув, графиня поджала губы и осторожно ступила на болотистую лужайку.

— Судя по отсутствию собак, даже им не по душе это место. — Повернувшись спиной к верфям и набережной, она подвергла осмотру ряд домов по другую сторону дороги. Бросила взгляд на Никама. — И вы хотите убедить меня, что великая актриса и модная лондонская знаменитость Ребекка Монтегю родом из этого унылого, застроенного лачугами квартала, населенного земноводными существами?

Никам весело кивнул, указывая на последний в ряду дом. Графиня окинула его взглядом. По соседству с ним действительно располагалась таверна.

— Годфри! — Она достала несколько пенни. — Пригласи мистера Роупера в таверну и угости кружкой эля, пока мы с Элпью наведем справки в этом доме, который, к счастью, кажется довольно приличным... — Она обозрела безлюдный пейзаж. — По сравнению...

Дом был двухэтажным, с новыми створчатыми окнами, в отличие от соседних — с облупившимися рамами. На крыше развевался красный флаг с желтым якорем и рукой, сжимающей абордажную саблю. На обшитой панелями двери красовалась блестящая латунная колотушка, которой Элпью энергично и постучала.

Дверь открыл здоровенный, смуглый, похожий на медведя мужчина в синей куртке и парусиновых брюках.

— Надеюсь, я не ошиблась адресом, — сказала Элпью. — Потому что я привезла из Лондона свою госпожу, графиню Эшби де ла Зуш, навестить вас по делу, связанному с мистрис Ребеккой Монтегю, актрисой.

— Бекс! — ответил мужчина, широко улыбаясь. — Вот это да, Сэл, к нам приехали друзья Бекс.

Он провел их в темную гостиную, отделанную изумительными индийскими шелками и обставленную резной мебелью, куда почти сразу же неторопливо вошла дородная, румяная женщина.

— Благородные дамы, — проговорила она, — чувствуйте себя как дома, и прошу, Джейк, принеси дамам — подругам Бек чего-нибудь промочить горло. — Она указала на два больших полированных бочонка, обитых тканью и снабженных резными спинками. — Прошу садиться. Христианки вы, язычницы или вероотступницы, но странно, что две такие любительницы рома ни с того ни с сего приехали за столько лиг посетить нашу скромную шлюпку.

Графиня обратила внимание на причудливую одежду этих двух морских волков и задалась вопросом, кто скорее покажется любителем рома, если их перенести в цивилизованную обстановку Сент-Джеймса?

Через несколько минут появился Джейк, неся чашу с ромовым пуншем, такую большую, что графиня невольно подумала, не предназначалась ли она для купания. Джейк поставил свою ношу на круглый столик, украшенный делениями компаса. Сэл повернула его и наполнила два стакана.

— Никто не желает выкурить по трубочке? — осведомился Джейк. — У меня лучший виргинский табак.

Графиня и Элпью слабо покачали головами.

— Я предпочитаю кружку пунша или флипа[34] вашему дурацкому зеленому чаю, а вы? — поинтересовалась Сэл, делая солидный глоток устрашающе пахнувшего напитка. — По мне, так чай — это всего лишь вода да сахар, а ваш черный чай — и вовсе сущая отрава, меня от него всегда мутит. — Она откинулась, нянча в руках бокал. — Тряско ехать-то сюда в карете. Все ухабы небось пересчитали. Лучше б наняли лихтер. А то в карете и трюма, считай, нет — негде груз разместить, и балласт плохо распределен для путешествия по нашей местности.

Джейк выпустил клуб сизого дыма.

— После такого плавания у вас, наверное, все кишки заплелись. Предложить вам тарелочку бургу?

— Бургу?

— Да, это славная морская еда — густая овсяная каша, посоленная и сдобренная сливочным маслом и сахаром.

Элпью решительно отказалась.

— А салмагунди? Моя хозяйка Сэл готовит лучшее салмагунди севернее Биская.

— Только отборные продукты. — Сэл заулыбалась, потирая руки. — Голуби, селедка, солонина, маринованная капуста, манго, анчоусы, оливки и крутые яйца.

— Нет, спасибо. Мы недавно ели. — От одной мысли о миске салмагунди к горлу графини подкатила тошнота. — Так вот, насчет Ребекки...

— Ха, красотка Бек — это наша девочка!

— Она... — Графиня замолчала, не в силах выложить страшную новость без подготовки, — ...пропала.

Джейк и Сэл переглянулись.

— Пропала?

— Да. У нее вышла серьезная ссора с известным негодяем, Рейкуэллом, и с тех пор ее не видели.

На лице Сэл отразилась тревога.

— А когда это произошло?

— Позавчера утром.

— Ничего с ней не случится. — Сэл со вздохом расслабилась. — Она умеет за себя постоять. Она пришла в этот мир во время шторма у берегов Северной Африки, и после детства, проведенного у мачты, я думаю, она сумеет дать отпор такому развратнику.

— Это может оказаться более серьезным, чем вы думаете...

— Ох уж мне эти сухопутные жители! Наша Бекки сумеет протащить под килем ему подобных. — Джейк похлопал себя по ноздре. — Нет лекарства, нет и платы, если вы меня понимаете.

— Мне кажется, вы не сознаете, — вступила Элпью, — насколько опасным может быть этот Рейкуэлл.

— О, наша Бек завяжет его двойным морским и вздернет на брам-стеньге быстрее, чем с ним расправятся его дружки, не о чем и говорить.

— Но...

— Я не спорю, она зачерпнула кормой, и здорово зачерпнула, но она скоро пройдет через полосу штиля, и попутный ветер снова наполнит ее паруса.

— Мне очень жаль. — Графиня наконец смогла вставить слово. — Боюсь, у меня для вас очень печальная новость.

— Видимо, эта ее никуда не годная лодчонка подняла паруса и покинула порт, — проворчал Джейк. — У нее всегда был мрачный вид мятежницы.

— Прошу прощения?

— Да Сара. Эта угрюмая девица, которая присматривала за лондонской квартирой Бек.

— Боюсь, дело обстоит гораздо хуже. — Графиня заговорила тихо, но твердо. — Позапрошлым вечером нам с Элпью выпала страшная участь обнаружить в Сент-Джеймсском парке тело. И я боюсь, что тело принадлежало Ребекке, и она была действительно мертва, так как голова была отделена от тела.

Джейк и Сэл молча смотрели в пол.

— Может, вы ошиблись, графиня? — проговорила Сэл.

— Я бы предположил, что тело принадлежит кому-то другому, — добавил Джейк. — И он забыл, где его оставил.

— Возможно, — произнесла графиня. Как можно что-то растолковать людям, которые говорят на этом непостижимом жаргоне? Она ухватилась за соломинку. — Может, это вы ошибаетесь, мистер Монтегю. Я надеялась, вы скажете, что ваша Бек — не Ребекка Монтегю, знаменитая актриса.

— Наша дочь — актриса, ваша светлость. Горожане называют ее Роксаной после того, как она сыграла эту роль. Я понимаю, это кажется невероятным, что такие скромные моряки могли произвести на свет столь красивое и талантливое дитя, но Ребекка Монтегю — это действительно наша Бек. — Он выпустил новый клуб дыма. — И, к вашему сведению, я не мистер Монтегю. Меня знают под именем Джейк Суньига.

— Испанская фамилия?

— Мой прапрадед плавал с «Армадой», потерпел кораблекрушение и осел в Корнуолле. Смуглая кожа и огненный взгляд достались нашей Бек от него. Она изменила фамилию для театра, чтобы звучало больше по-лондонски, если вы меня понимаете. — Он вынул новый лист табака и свернул его на колене.

— Уверяю вас, графиня, Джейк прав, наша Бек жива, — сказала, поднимаясь, Сэл. — Можете в этом не сомневаться.

— Но, — настаивала графиня, — мы же видели ее тело. Без головы.

— Бедняжка! — вздохнул Джейк. — Знавал я крепких мужчин, которым с пьяных глаз казалось, что они видят русалок, сирен, василисков и всякую прочую нечисть.

— Выпейте еще пунша, — сказала Сэл, беря черпак. — Глоточек нашего лекарства творит чудеса.

— Мне кажется, вы не понимаете, что мы пытаемся вам сказать, миссис Суньига. Ребекка Монтегю мертва. Ее убили.

— Бек — это передняя шкаторина, графиня, это правда. Но, как говорит Сэл, это ваше тело не может принадлежать ей, клянусь вам.

Внезапно сверху застучали. Глаза всех присутствующих устремились к потолку.

— А, старая обезьяна на юте требует внимания Сэл. — Мистер Суньига поднялся и распахнул дверь. — В нашем вороньем гнезде живет платный гость. Думаю, он хочет еще миску салмагунди. А вам лучше возвращаться домой, потому что сегодня может подуть слабый Борей, но, попомните мои слова, ветер меняется на юго-западный и не сулит ничего хорошего. Спасибо вам за заботу. Мы передадим Бек, что вы о ней спрашивали, когда она в следующий раз бросит якорь в нашей гавани.

— Последнее, мистер Суньига. — Элпью повернулась уже у двери. — Вы не знаете, сегодня никакой корабль не отплыл в Новый Свет?

— В Новый Свет? Нет. Уже много недель ни одного не было. И ни сегодня, и ни завтра ни один капитан не поставит паруса. По моим расчетам, скоро будет шторм, такой, что и дьяволу башку оторвет. Так что, если вы хотите отправиться в Америку, придется немного подождать.

— Они ненормальные. Полные безумцы. — Графиня уселась в карету и принялась обмахиваться с устрашающей скоростью.

— Почему вы так уверены, что это родители Ребекки? — спросила Никама Элпью, когда карета тронулась в обратный путь. — Что-то с трудом в это верится.

— Я знаю. Я же сказал, что она навещает их каждую неделю. Летом, когда театр закрывается, чаще.

— В этой таверне тоже полно сумасшедших, — вставил Годфри. — Все говорят на каком-то немыслимом языке. Они, наверное, московиты.

— Они просто моряки со своим морским жаргоном, — объяснила Элпью. — В доках все говорят на таком чудном английском.

— На английском! — проворчал Годфри. — Единственное английское слово, которое я смог разобрать, было «сумасшедший». Я только удивляюсь, как у них хватает наглости называть других сумасшедшими, когда сами они несут какую-то околесицу.

— О, Годфри! — Графиня издала сдавленный смешок. — Они думали, что ты сумасшедший?

— Нет, не я. Они сказали, что тип, который живет рядом, сбежал из Бедлама.

— Что ж, — проговорила графиня, — если они имели в виду мистера Суньигу, они не ошиблись.

— Мадам... — Никам напрягся. — Я вызову вас на бой, если вы позволите себе непочтительно отзываться о родителях Ребекки. Как и обо всем, что связано с ней.

— Так, сударь. — Поджав губы, графиня повернулась к Никаму. — Вы, кажется, живете в Сити, поэтому мы можем высадить вас у вашего дома.

— Я бы предпочел пойти пешком. — Никам тоже плотно сжал губы и крепко ухватился за кожаную ручку на двери. — Меня вполне устроит, если вы довезете меня до вашего дома...

— Я настаиваю.

— Это будет неудобно... — Никам заерзал на сиденье и как будто разволновался. — Моя жена...

— Но разве вы не вдовец?

— Это сложно объяснить... — Никам поджал губы и стал смотреть в окошко кареты.

— Уверена, что это так. Вашей жене, без сомнения, не известно о вашем намерении жениться на мистрис Монтегю?

— Моя жена умерла. И я непременно должен найти дорогую Бек. — Никам сердито посмотрел на графиню, словно предлагая возразить ему. — Вы не понимаете, но я чувствую, что ее постигло огромное несчастье.

— О, ясно! — Годфри бросил в его сторону мрачный взгляд. — Это был ты, скажешь, нет? — Внезапно он вскочил со своего места и снова схватил Никама за воротник. — Это сделал ты.

Графиня попыталась оттащить Годфри, а Элпью во весь голос стала звать кучера. Карета остановилась, кучер спрыгнул на землю и открыл дверцу.

— Требуется моя помощь, леди?

Графиня толкнула Годфри к открытой двери.

— Мой слуга предпочитает проделать остаток пути наверху, вместе с вами.

— Ничего подобного, — фыркнул Годфри. — Пусть он туда лезет.

— Хорошо, Годфри, — сказала графиня. — Ты останешься здесь. Я вижу, где мы находимся, я выйду, и Никам выйдет вместе со мной.

Она протянула руку, и кучер помог ей сойти на булыжную мостовую.

— Элпью, — приказала она, — проследи, чтобы карету благополучно поставили в каретный сарай герцогини, и жди меня дома. — Она захлопнула дверцу, кучер тем временем забрался наверх, на свое место.

— Но, мадам... — Элпью высунула голову в окошко. — Что мне там делать?

Графиня сложила руки рупором и крикнула вслед карете, уносившейся по Литтл-Тауэр-хилл:

— Ты должна ждать меня!.. Итак, Никам... — Графиня взяла его под руку и потихоньку пошла к Львиным воротам. — Кого же вы подозреваете?

— В причинении зла Бекки? — Рука Никама дрогнула. — Лорда Рейкуэлла, мадам.

Графиня кивнула и нащупала в кармане деньги для уплаты за вход в Тауэр.

— И в чем именно вы его подозреваете?

— Мне кажется, он проделал с Ребеккой какую-то шутку!

— Шутку?

Им преградил дорогу йомен и спросил, есть ли у них оружие.

— Куда вы меня ведете, графиня? Она здесь?

— Молчите... — Графиня кивнула и шагнула вперед, чтобы ее обыскали. — Скажите мне, йомен, где я могу найти вашего товарища, стражника по фамилии Джонс?

Никам потянул ее назад.

— Это какая-то ловушка?

— Идемте, Никам. Доверьтесь мне.

Никам неохотно дал себя обыскать.

— Если вам нужен Джонс, придется подождать там. — Йомен указал на большую пушку на лафете, стоявшую чуть впереди, на горке, ведущей к лужайке.

Дожидаясь Джонса, графиня негромко обратилась к старику:

— Я подумала, Никам, что Тауэр — самое удобное место для разговора, потому что здесь, как ни странно, мы в безопасности. Внутри этих древних стен никто не может вас арестовать, поэтому вы можете спокойно рассказать мне все, каким бы преступным это ни было, и я ничего не смогу с этим поделать.

Никам молча присел на пушку.

— Клянусь вам, Никам, если даже вы скажете, что убили ее и бросили тело в Темзу, вас не смогут арестовать, пока вы в Тауэре.

Никам смотрел себе под ноги. Графиня поняла, что он совсем не хочет ей помогать.

— Тогда ответьте мне на простой вопрос. Почему вы ее преследуете?

— Потому что она красивая.

— А где она сейчас?

— А где ей быть? В своей коже.

— Тогда где ее голова?

— На плечах, я думаю.

— А где ее тело?

— Графиня, если бы я это знал, я бы не провел последний день, рыская по городу.

— И где же вы рыскали?

— Я был у вашего дома, где, как мне известно, она провела две предыдущие ночи. У дома Рейкуэлла, после того как прочел «Глашатая». У театра. У ее квартиры на Литтл-Харт-стрит.

— И что вы видели во всех этих местах?

Он снова уставился в землю и принялся мыском башмака вдавливать в траву камешек.

— Что вы видели?

Он поджал губы и передернул плечами. Графиня не отступала:

— Что-то подозрительное, если судить по вашему поведению.

— Я бы не сказал.

— Напоминаю вам, Никам, в этих величественных стенах никто не может быть арестован. Поэтому, что бы вы ни сказали, это безопасно.

— Если вы так настаиваете... Но я удивлен, что вы так доверяете... кто может знать, что случится, как только мы снова окажемся за пределами этих стен?

— Мне вы можете доверять, Никам.

— Тогда объясните мне такую вещь. — Никам посмотрел графине прямо в глаза. — Что вы с Элпью делали в квартире мистрис Монтегю вчера, что заставило вас выскочить оттуда, словно за вами черти гнались?

— Все очень просто, — ответила графиня. — Элпью очень боится собаки мистрис Монтегю, а она бросилась на нее из-за полога кровати и напугала до полусмерти.

— Рыжик? — Никам нахмурился. — Рыжик все еще в ее комнатах, а не с ней? Это действительно странно, потому что Бек всюду, кроме сцены, бывает со своим любимцем.

Графиня увидела йомена Джонса, спускавшегося с пригорка, и поторопилась удалить Никама, прежде чем примется за расспросы джентльмена стражника.

— Никам, спасибо, что уделили мне время. Я вижу, что вы также, как и мы, искренни в своем желании найти мистрис Монтегю.

Никам кивнул, почесал подбородок.

— Так я могу идти?

— Если только вы обещаете держать нас в курсе всего, что сможете узнать. — Графиня схватила его за руку на манер купцов, ударяющих по рукам при совершении сделки. — Этим рукопожатием мы заключаем договор. Нам надо как можно больше узнать о ее служанке Саре. Мы должны разыскать эту девчонку, чтобы она помогла нам найти свою хозяйку. И побыстрее. Я знаю, что вы поможете.

Йомен Джонс был от них уже в двух шагах.

— Вот вам, Никам, шиллинг за ваши труды. И я буду с нетерпением ждать новых сообщений. Вы зайдете ко мне на Джермен-стрит?

Взяв деньги, Никам побежал прочь.

— И, Никам, — крикнула графиня, — если мы что-то узнаем, мы вас навестим!

— Не стоит беспокоиться. — Никам остановился. — Я буду ежедневно заглядывать к вам во время своих обходов.

Элпью и Годфри покинули карету у дома графини. Поблагодарив кучера, Элпью повернулась к двери.

На крыльце сидел, сердито глядя на нее, пес Ребекки — Рыжик. Он был весь в грязи, а когда Элпью попыталась подойти к двери, оскалил зубы.

— Как ты сюда попал? — Годфри почесал песика за ушами.

— Займись этим чудовищем, Бога ради, чтобы мы могли войти.

Годфри открыл дверь, и Рыжик впереди всех прямиком побежал на кухню.

— Значит, Рыжик хочет кушать? — засюсюкал Годфри, открывая дверь в кладовку. Пес лениво проследовал внутрь, встал на задние лапы и замахал передними. — Ты этого хочешь? — Годфри указал на буханку хлеба. Пес перестал сигналить. — Этого? — Годфри взял банку с печеньем «узелки» с корицей, которые напекла Ребекка. Рыжик тявкнул и принялся подпрыгивать. — Прямо как человек, — умилился Годфри, бросая печенье, которое пес поймал на лету.

Элпью подивилась, где Годфри мог видеть людей, которые вели бы себя подобным образом, разве только акробатов на прошлой Варфоломеевской ярмарке, хотя те, наверное, ожидали большего вознаграждения, чем печенье.

— Я хочу научить его нескольким трюкам, — признался Годфри, почесывая подбородок. — Буду водить Рыжика на Ковент-Гарден-Пьяцца и заработаю целое состояние, если научу его карточным фокусам или прыжкам через кольца. — Он хлопнул в ладоши. — Иди сюда, малыш, Годфри за тобой поухаживает.

Пес неторопливо вернулся в кухню, бросил взгляд на Элпью и зарычал, потом, скаля зубы и лая, стал наскакивать на нее, пока она не ушла из кухни, захлопнув за собой дверь.

Элпью поднялась наверх, в комнату, которую заняла Ребекка. Взятая напрокат мебель все еще стояла там. Элпью задумалась, где актриса ее взяла и как скоро застучат к ним в парадную дверь, требуя оплаты. Маленькая кровать Сары была приставлена к более внушительному ложу Ребекки, образуя вместе с ним букву «Т». Элпью произвела небольшой обыск, надеясь найти что-нибудь серьезное, письмо, например, которое подсказало бы им разгадку.

Тонкое льняное белье Ребекки и пара платьев висели на гвозде, вбитом в облупившуюся стену. На пыльном полу стояли изящные атласные туфли, башмаки на толстой деревянной подошве для грязной погоды высились у двери. На столике не было ничего, кроме графининой свечки. Ни письменного прибора, ни баночек с гримом, ни книг.

Убегая, Сара, по-видимому, забрала с собой все свои пожитки.

Элпью спустилась вниз. Как странно чувствуешь себя, шаря в вещах умершего человека. Она поежилась и вошла в кухню.

Годфри деловито насаживал куски хлеба на большие вилки, которые графиня несколько лет назад стащила у паркового сторожа. Тот собирал ими опавшие листья.

— Хотите тост?

Элпью села на кровать и вздохнула:

— Нет, спасибо. Хочу прилечь и подумать. Может, поработаю над Страстями. — Она легла и открыла книгу. — Что это за запах? — Она принюхалась и повернулась на бок. — Фу! Это ты, Годфри? — Сморщившись, Элпью повернулась к стене и вдохнула. — Господи, Годфри, откуда он идет? — Она снова опустила голову на подушку и тут же села на кровати. — От моей постели. — Она вскочила и присмотрелась к покрывалу. — Это же моча! — Обернувшись, она злобно посмотрела на Рыжика, который, задрав заднюю ногу, энергично вылизывал под хвостом. — Мерзкая тварь! Он надул на мою подушку!

— Он не хотел ничего плохого. Бедняжечка. — Годфри сердито посмотрел на Элпью. — Он потерял хозяйку, которая была чудесной женщиной. Так что оставьте его в покое.

Пес перестал вылизываться и заворчал в сторону Элпью.

— С меня довольно. — Она схватила книгу трудов Гоббса. — Я ухожу наверх.

— Рейкуэлл! — Йомен Джонс вел графиню по спиральной лестнице в свою комнату в Бошампской башне. — Его трудно забыть. Ужасный тип, но обладает неким странным обаянием.

— В каком смысле странным?

— Скажем так, я ни разу не поддался его чарам, графиня. И по какой-то причине оказался единственным. Но что касается его последнего вечера здесь, то я все помню. Я стоял на страже. Его комната находится прямо над моей. Вместе с несколькими другими заключенными он пошел на службу в часовню. Его не было в комнате примерно полчаса, потом он вернулся.

— Почему вы так хорошо это запомнили?

— Мне показалось странным, что этот юноша вдруг сделался таким набожным, чего раньше за ним не водилось. Но мой товарищ, йомен Партридж, объяснил, что в тот вечер Рейкуэллом овладела суеверная убежденность, будто если он посетит службу, то суд закончится благополучно. Так и получилось. Я готов был поклясться, что его приговорят за убийство. Но нет! Как и раньше, их светлости посчитали возможным оправдать его.

— Почему, по-вашему, это произошло?

— Кто знает? Похоже, у него был очень хороший адвокат.

— Почему вы так думаете?

— О, он трудился день и ночь, чтобы услужить его светлости. Приходил сюда даже после полуночи накануне суда с бумагами и шкатулками.

— А зачем?

— Наверное, какое-то последнее прошение. Смягчающие обстоятельства. Я помню, слышал, как дежуривший со мной тюремный надзиратель отодвинул внизу засов, впустил адвоката и тот поднялся по этой лестнице.

— Он долго там пробыл?

— Всего несколько минут. Помню, мне стало жаль его. Я представил, как он тащится по городу среди ночи ради этого негодяя Рейкуэлла. Да еще в такой холод. Этот бедолага завернулся в длинный плащ, обмотался шарфом, а шляпу надвинул на глаза. И громкие голоса я слышал. Рейкуэлл орал, что это недостаточно хорошо и тому подобное. Я бы сказал ему, куда это засунуть.

— Вы не проводите меня в часовню?

Часовня Святого Петра в оковах стояла сразу за эшафотом.

— Здесь отлетело немало знаменитых голов, — заметил йомен Джонс, возвращаясь к заученному повествованию. — Леди Джейн Грей, Эссекс, Анна Болейн, Катрин Ховард. В этих стенах было осуществлено всего семь казней. Все довольно неприятные для тех монархов, по чьему приказу они выполнялись.

— А кто же остальные?

— Маргарет Поул, семидесятилетняя леди, которой боялся Генрих Восьмой, придворная дама Катрин Ховард и лорд Гастингс за заговор против Ричарда Третьего. Полный список тех, кто здесь похоронен, поражает воображение: Томас Мор, епископ Фишер... — Хотя в часовне было пусто, йомен понизил голос, когда они поднялись на паперть. — Герцог Монмутский и надзиратель за кровавой расправой над ним и его сподвижниками, судья Джеффрис ...хотя его семья несколько лет назад забрала тело. — Он открыл тяжелую дверь, ведущую непосредственно в часовню. — Только когда герцог Монмутский лишился головы, сообразили, что с него никогда не писали портретов, поэтому голову быстренько пришили на место и привели портретиста. Оттого-то на картине у него такое бледное лицо.

Графиня посмотрела в сторону алтаря. Все так, как она и ожидала. Массивная деревянная запрестольная перегородка не пускала свет в алтарь, по обе стороны от прохода тянулись громоздкие ряды-кабинки, одни футов шести высотой, другие пониже, с красными шторами на латунных перекладинах.

— Как видите, часовню обновили, снабдив современными деталями. — Йомен по-прежнему придерживался заученного рассказа для сопровождения экскурсий.

Графиня и сама видела, что в часовне, как и в большинстве городских церквей, небольшие компании, которые не хотели смешиваться с простонародьем, могли разместиться отдельно, наподобие того, как постоянные члены суда имели личные столовые комнаты. Графиня заглянула в пару из них.

— А куда помещают заключенных? Думаю, сложно обеспечить их охрану.

— Их сажают на места духовенства, как и других...

— Других?

— Йоменов, губернатора, лейтенанта и других официальных лиц его величества.

— А если узник убежит?..

— О, волноваться не о чем, графиня, потому что их пересчитывают при входе и выходе, и мы тут же видим, если кто-то отстал.

Но графиня выяснила о Рейкуэлле все, что нужно, и теперь точно знала: это он стащил с нее парик у Йорк-Билдингс в ночь, когда убили Анну Лукас.

Элпью рассматривала кровать Ребекки. Она казалась весьма удобной. Можно лечь и почитать. Когда Элпью уже присела на одеяло и принялась расшнуровывать ботинки, она вспомнила слова констебля и вскочила. «Ее тело было изъедено язвами...» Внезапно дорогая перина и мягкие шерстяные одеяла утратили все свое очарование. Элпью посмотрела на маленькую кровать Сары. Простыни казались не очень-то чистыми. Вместе взятое, это привело Элпью к решению: нужно как можно скорее перестирать все постельное белье.

Она стала осторожно снимать с кровати простыни и кидать в кучу, которой они с Годфри займутся попозже.

Когда Элпью добралась до последней простыни на Сариной кровати, на пол упал клочок бумаги, обмотанный зеленой лентой. Элпью развернула его. Там не было ничего, кроме нескольких букв:

Она сунула бумажку в карман.

Садясь на Сарин матрас, Элпью обратила внимание, что каркас кровати украшен по центру петлями. Элпью потянула за край деревянной кровати, и он стал подниматься. Вся конструкция убиралась в квадратный ящик размером с сундук, с какими обычно путешествуют джентльмены. Элпью никогда не видела ничего подобного и понадеялась, что за мебелью никто не придет, потому что решила оставить складную кровать себе. Закрепив ее в сложенном виде, она уселась на нее и взялась за книгу. Но в этот момент внизу хлопнула дверь — пришла графиня.

Элпью поспешила на кухню.

Графиня, не снимая плаща, стояла у задней двери и в изумлении смотрела на Годфри, который подметал двор огромной метлой.

— Годфри? Что тут происходит?

С беззубой ухмылкой Годфри поднял глаза, нанося завершающий штрих веником.

— Навожу чистоту и порядок, — проворчал он.

— Наводишь чистоту и порядок? — Принюхавшись, графиня воздела руки. — Мы теперь будем жить с такой вонью, пока не выйдет солнце и не высушит все это?

— Я лишь следовал указаниям. — Годфри опорожнил ведро в яму нужника.

— Годфри, ты совсем спятил? Я не приказывала тебе мыть двор.

Пес Ребекки подпрыгнул и уперся передними лапами в юбки графини, оставляя на ткани грязные потеки.

— Тьфу! Только этого не хватало! Это животное до сих пор здесь?

— Я за ним ухаживаю. Он умный и принадлежал ей. — Годфри бросил веник, подхватил песика на руки и проследовал мимо графини в кухню. — Я выполнил всю эту работу, чтобы доставить вам удовольствие. — Он пинком опрокинул ведро. — Рыжику нужно погулять. Я пошел в парк.

Элпью подошла к ведру и увидела лежавший рядом печатный листок.

Графиня взяла листок.

— Какая-то неподходящая смесь для наведения чистоты на мощеном дворе.

— Годфри! — Элпью помахала листком. — Кто тебе это дал?

Годфри смущенно помялся.

— Он выпал из книги.

— Из какой?

Книги валялись по всей кухне, стопками стояли у стен, подпирали всю мебель. Элпью проследила взгляд старика, устремленный на кровать графини. Там лежала книга, а страницы «Глашатая», в которые она была завернута, валялись на графининой подушке.

— Мне пришлось развернуть, потому что пес ее скреб, а мне не хотелось, чтобы Рыжик попортил книгу, прежде чем ее светлость вернется домой. Я пытался убрать книгу на каминную полку, но малыш Рыжик так игриво шнырял у меня под ногами, что я уронил книгу и эта страница выпала. Я прочел, что там написано, и подумал, что ее светлость, должно быть, принесла эту книгу для меня, а я вот не обратил на нее внимания, потому что побоялся, вы рассердитесь из-за собаки и не разрешите мне ее оставить. Поэтому я решил сделать что-нибудь хорошее, чтобы ее светлость была хотя бы довольна мной. — И Годфри с Рыжиком на руках вышел в коридор.

Элпью открыла книгу на титульном листе. Это оказалась брошюра, которую графиня купила не глядя, чтобы задобрить книготорговца из магазина под квартирой Ребекки:

Элпью снова посмотрела на рецепт, с помощью которого Годфри приготовил свое чистящее средство.

Крошечными буковками внизу страницы было припечатано: «Ошибка: страница 49». Элпью раскрыла книгу на указанной странице. Она была пуста. Элпью расхохоталась.

Графиня, все еще отчищавшая следы собачьих лап со своей юбки, подняла глаза.

— Может, поделишься шуткой, Элпью?

Та подала книгу своей госпоже.

— Тайный недуг... — Графиня с отвращением перелистала страницы. — Зачем Годфри эта книжонка? — Она прочла: — «Сифилисом можно заразиться через совокупление, взаимное сосание, нескромные поцелуи, флирт, пот, дыхание или полежав на простынях больной особы». О Боже, Элпью! Что за гадость! Годфри развращен и заразен! Я никогда не считала его дамским угодником. — Она стала читать дальше: — «Инфекция проявляет себя болью в интимных местах, хроническим уретритом и гнойной чесоткой». Ох, какая мерзость! «Со временем появляется головокружение, шум в ушах, ослабление слуха, портится кожа, наблюдается хрипота, покраснение век, и в конце концов, если ее не остановить, болезнь поражает голову...» — Графиня ахнула и положила книгу. — Этот недуг, как видно, поразил мозги Годфри. Иначе с какой стати мыть двор этим сиропом?

— Его действия доказывают его чистоту, миледи. Книга ваша, и он не понял в ней даже той малости, которую прочел.

— Элпью, перестань говорить загадками, прошу тебя.

— Он принял одно слово за другое. — Элпью взяла книгу и нашла нужную страницу. — Послушайте! «Сифилисом также можно заразиться через содомию и поцелуи, если у кого-либо из партнеров имеется язва в горле или во рту, из которой выделяется вязкая слизь...»

— Поторопись, Элпью. — Графиня обмахивалась с устрашающей скоростью. — Пока меня не вырвало.

Элпью продолжила:

— «...но главным признаком инфекции является воспаление хозяйства».

— Хозяйства? — Графиня устремила взор вниз, а затем указала себе между ног. — Ты хочешь сказать, что Годфри подумал?..

— Бедный Годфри! — Элпью покачала головой и посмотрела на блестящие, липкие каменные плиты, которыми был замощен двор. — Годфри принял свой член за задний двор.