"Людмила Макарова. Другое утро " - читать интересную книгу автора

что если мы и вылезем из этой ямы, так только благодаря женщинам, которые
хоть и выгрызают зубами свои копейки, а все равно рожают. А, извините, не
таким, которые вместо того, чтобы детей воспитывать, по командировкам
шляются.
- А это не ваше дело решать, кому по командировкам шляться, а кому
детей воспитывать! Тоже мне, вершитель судеб человеческих! - уже не
возмутилась, а рассвирепела Ира. - Жене своей указывайте, а остальные в
ваших ценных указаниях не нуждаются! Ненавижу таких, как вы, которые лезут
куда не просят!
Аксенов испугался. Не ее свирепости, конечно, а за нее. Ее буквально
колотило, и голос срывался, а ведь он ничего особенного не сказал.
Попытался успокоить, а вышло еще хуже:
- Простите, я не хотел вас обидеть. Просто всю жизнь удивляюсь
женщинам, которые в командировки ездят, а вы совсем не похожи на женщину, у
которой нет детей. Наверное, ребенка бабушке подкидываете? У вас мальчик
или девочка?
- Девочка, - по инерции ответила Ира и захлебнулась обидой. Обидой, от
которой не можешь дышать и говорить, только махать руками. Обидой, которая
всегда живет внутри и требует своего кусочка мести. Бесспорно, этот человек
силен, еще как! Он умеет спрашивать так, что нельзя не ответить и соврать
нельзя. Он в полной уверенности в своем праве казнить и миловать, осуждать
и восхвалять, запросто, мимоходом, тычет пальцем в чужую еле затянувшуюся
рану.
Она с болью выдохнула Воздух и как можно более размеренно, без
интонации, сказала:
- Девочка. Только я ее не у бабушки, а на кладбище оставляю. Сектор Б
дробь 2416.
Положа руку на сердце, она рассчитывала на эффект мести - задеть,
усовестить, обвиноватить. Но эффект получился совсем другим. Аксенов не
спешил с извинениями. Что в них проку? Он сделал единственное, что может
предложить один человек другому для того, чтобы облегчить боль. Он
переместился с корточек на колени, поближе к ней, взял ее руки в свои и
попросил:
- Расскажите...
От прикосновения его длинных жестких пальцев Ира расплакалась, сжала
их как спасательный круг и, в паузах глотая слезы, рассказала:
- Она только девять месяцев прожила. Такая веселая красивая девочка -
как солнышко светилась.
Катюшка. Только-только ходить начала. Мы все забавлялись - протягивали
ей какую-нибудь игрушку или лакомство и зазывали. А она не идет, а бежит,
пытается равновесие удержать и руки вперед тянет. Смешно.
А один раз среди ночи поднялась температура. В больницу забрали. А
меня не пустили с ней. Утром мы пришли - говорят, умерла. ОРЗ.
Представляете? От ОРЗ умерла.
Ира подняла на Аксенова глаза - он просто принимал все, что она
говорила, без оценок, без суждений - и решилась рассказать то, что не
говорила никому:
- Странно, но я знала, что она умерла, еще когда утром мы с мужем шли
в больницу. Неизвестно откуда знала. Это было хуже всего - никто еще не
сказал, а ты уже знаешь. Как будто так должно быть! Как будто так