"Норман Мейлер. Вечера в древности (fb2)" - читать интересную книгу автора (Мейлер Норман)

ОДИН

Словно старик, чье горло подобно горшку с мокротой, Мененхетет забулькал, смеясь над теми грязными проделками, что нас ожидали. — Поставь перед Ра одну из богинь, — сказал он, — или скользкую от грязи старую свинью — для Него все было едино. Они все ему нравились. Единственной Его заботой было найти себе жену похолодней, чтобы та могла переносить Его пыл. Поэтому он и остановил Свой выбор на Богине неба. — Мененхетет снова зашелся смехом. — Ра мог придавать Своему члену любую из сорока двух форм, присущих разным животным: барану, быку, бегемоту, льву — выбирай любого! — но однажды он сделал ошибку, сказав Нут, что ему не нравится утолять Свою страсть с коровой. Разумеется, Она избрала Своим местопребыванием тело коровы. В браке всегда так бывает. — Он кивнул. — Как только ей представлялась возможность, Нут устремлялась вниз, чтобы вываляться в грязи с Гебом. Какое скотство! Для женщины нет мести слаще той, когда измены происходят прямо под носом у ее мужа. Ра так разъярился, что в течение следующих пяти ночей в Ее чрево попало пять младенцев. Ра и Геб просто не слезали с Нее, так что от земли шел пар, а небо было затянуто густым туманом.

Теперь Мененхетет умолк. На его лицо легла тень грусти, словно то, о чем он собирался рассказать далее, нельзя было назвать забавным. — Так вот, — сказал он, — зачал ли этих пятерых отпрысков Ра (чьими детьми Их немедленно объявили), или они произошли от Геба, навсегда останется тайной, однако от того или другого, но Нут в первый час родила Осириса, во второй — Хора, в третий из бока матери вырвался Сет, проделав таким образом в небе прореху, через которую могут ударять молнии. Исида вышла с влагой росы, а Нефтиде, рожденной последней, было дано Тайное Имя — Победа, ибо Она была самой прекрасной. Однако Ей суждено было выйти замуж за Своего брата Сета, тогда как Исида обручилась с Осирисом (хотя об Исиде и Осирисе говорили, что Они любили друг друга еще во чреве матери). В подобных обстоятельствах как можно спрашивать, кто кому приходился наполовину братом или сестрой?

В этом месте рассказа его голос зазвучал так близко к моему уху, что я уже перестал понимать, каким образом мне передается его знание. Когда я закрыл глаза, мне даже ненадолго показалось, что все это происходит со мной, и я, конечно, смог услышать голос Ра.

«Я гляжу на Моих детей, — кричал Он, — и не знаю, Они Мои или Они ползучие отродья каверн Геба. Если я прокляну Их, я причиню ущерб Себе, так как не знаю, незаслуженным ли будет Мое проклятье или недостаточно действенным».

Три брата — Хор, Осирис и Сет — и сестры — Исида и Нефтида — жили в доме, полном дурных предзнаменований. Даже будучи детьми, Они играли в измену и мечтали об убийствах. Проклятье Ра перешло как в союз Исиды и Осириса, так и в брак Сета и Нефтиды.

Однако какими же они были разными. Исида любила Осириса, находя Его привлекательнее Себя, тогда как Нефтида была несчастна. Плоть Сета опаляла ее нутро. Под огнем Его рвения, Ее жгли раскаленные камни пустыни. «Как могу Я носить имя Победа, — спрашивала Нефтида, — если Мое чрево горит, когда Он входит в Меня?» Осирис же был прохладен, как тень оазиса. Его пальцы были нежны, когда он передавал Ей блюдо. И пришла ночь, когда Нефтида изменила Своему мужу с Осирисом.

Надо сказать, что у Сета было растение, расцветавшее каждую ночь, когда Он возвращался домой, однако в этот вечер голова цветка поникла.

«Подними свое лицо, — сказал Сет, — ибо Я здесь».

В ответ растение зачахло. Теперь Сет знал, что Нефтида была с Осирисом, и, когда Она вернулась домой, Он увидел, что ночь с Его братом была для Нее прекраснее любого часа, проведенного с Ним. Потом Нефтида призналась, что зачала, но с такой радостью в голосе, какой Он никогда еще не слыхал. Стыд взрастил ненависть Сета. Он совокуплялся с Нефтидой каждую ночь, а мысли об Осирисе подхлестывали Его бедра, превращая их движения в бешеный галоп. Он трудился с таким усердием, чтобы погубить плод Ее чрева, что мать стала чувствовать отвращение к тому, что носила. В час родов Нефтида плакала и не могла смотреть на лицо младенца. Зачатое в красоте, это создание появилось на свет столь же уродливым, как надругательство над Ее чревом. Низменная злоба отразилась в лице новорожденного, от которого исходил дурной запах — родился Анубис, Бог с головой шакала. Нефтида отнесла этого Анубиса в пустыню и беззащитного оставила его там. Однако Ее сестра Исида решительно воспротивилась тому, чтобы младенец пропал. Пусть Анубис и был доказательством самого вероломного часа в жизни Ее мужа, все равно Исида знала, что он не должен погибнуть.

Тут Мененхетет сказал вслух: — Кто бы ни родился от предательства, он не должен погибнуть насильственной смертью.

— Почему же? — спросил я.

— Потому что, когда люди умирают в ярости, зачинаются злые духи.

Мне не понравилось то, что он сказал. Как пришел мой собственный конец? Чтобы скрыть свою неловкость, я сказал ему: — О тебе говорили, что ты убивал всякого раба, который не хотел работать.

— Это было в золотых копях, и я не убивал их. Они умирали от тяжкого труда. Кроме того, я никогда не говорил, что не хочу плодить злых духов, — ответил Мененхетет Первый и вздрогнул. Его шепот был похож на звук закипающей воды. Однако я видел все то, что он мог сказать, и очень отчетливо. Так я узнал, как Исида, охотясь с собаками, которым дали понюхать простыни со следами родов, вскоре нашла ребенка. Мененхетет Первый понюхал свой палец, и я почувствовал запах свернувшейся крови. Он едва улыбнулся, показав по ходу рассказа свои возможности.

— Исида, — продолжал он, — воспитала ребенка своим стражем. К тому же Анубис — шакал, который держит весы правосудия. Перед ним предстают мертвые. Ты и это забыл? — Не дождавшись от меня ответа, он кивнул. — На одной их чаше помещают сердце покойного, на другую кладут перо истины, и горе умершему, если чаши не уравновешиваются. Анубис может судить подобные дела. Первый день Его собственной жизни не обещал и того недолгого срока, что дан перу. Ты еще можешь предстать перед Анубисом. — Мененхетет улыбнулся, но когда я не ответил, просто пожал плечами и вновь вернулся к рассказу. — Представь себе убийственную ярость Сета, — сказал он. — Ублюдок Его жены все же остался в живых. Сет поклялся отомстить, и эта клятва не должна была утратить силу, сколько бы лет Ему не пришлось ждать, а их оказалось немало. Ибо Осирис был не только первым, но и величайшим Царем Египта. Он научил нас, как выращивать пшеницу и варить пиво из ячменя; возделывать поля, разводить хороший виноград и делать доброе вино. Он даже научил нас, как готовить закваску и находить семь сил и духов души в кубке колоби. Однако затем Осирис отправился путешествовать за Великую Зелень, чтобы передавать свои знания в менее просвещенные земли, и это оказалось безрассудством. Он был столь почитаем при каждом дворе, что ко времени Его возвращения в Египет Он стал слишком много думать о Своей красоте.

В первый месяц после Его возвращения Сет пригласил Его на великий праздник и возбудил тщеславие Осириса рассказами о великолепном сундуке, который Он сделал таким образом, чтобы он соответствовал телу Бога, самого близкого к Атуму.

Сет повелел принести сундук и приказал семидесяти двум Богам Своего Двора по очереди лечь в него. Сундук не подошел ни одному из них. Не пришелся он по размеру и самому Сету. Наконец настал черед Осириса, и сундук оказался ему точно впору. «Ты так прекрасен», — сказал Сет, когда Его брат лег в него. Тут Он захлопнул крышку. Семеро Его воинов запечатали ее расплавленным металлом.

Тотчас же они отнесли сундук к Нилу и спустили его на воду. В полдень, когда солнце было в знаке Скорпиона, он отплыл от берега. И Осириса не стало.

Узнав об этом, Исида издала крик, ставший частью того вопля, который вырывается у мужчин, когда они зрят собственные раны, и принялась искать гроб в болотах и трясинах Дельты.

И будто страдая от того же потрясения, я передвинулся и сел, прислонясь щекой к прохладному дереву гроба бедного Мени, действительно несчастного Мени! Ибо кто был он, как не я сам! Когда Мененхетет продолжил свой рассказ, я подумал, что, наверное, дополз до конца ветки одного сна и, упав с нее, погрузился в другой, так как я вернулся в поток его слов после того, как гроб Осириса уже спустился по водам Нила и был в открытом море, на пути к Библу [9] у побережья Финикии. Там я услышал всплеск последней волны, когда зыбь подняла гроб на ветки вечнозеленого тамариска, который рос на прибрежных камнях. И вот, как только Осирис причалил к нему, этот жалкий куст, перекрученный всеми ветрами, стал разрастаться, и его ствол мощно обхватил гроб и поднялся на невиданную высоту, так что его заметил Царь Библа и сразу вслед за тем приказал срубить дерево, чтобы сделать из него центральную колонну в своем новом дворце.

К этому берегу пришла Исида, ведомая своими семью скорпионами, и, когда Она прибыла ко двору Библа и Царица приняла Ее, от Исиды исходило нежнейшее благоухание, более прекрасное, чем ароматы любого сада.

Для этой Царицы — Астарты — высшим мерилом знатности была совершенная внешность. Она горячо желала, чтобы ее окружали люди столь же прелестные, как она сама. Поэтому она обрадовалась Исиде, и они так нежно полюбили друг друга, что Исида смогла даже уговорить Царицу обратиться к Царю с просьбой срубить колонну и таким образом освободить Ее мужа из гроба. Просьба эта была поистине царской. Пришлось бы разрушить самый большой зал дворца в Библе. Однако с того самого дня, как он срубил дерево, чтобы построить покои, этот Царь, Мелькарт, стал втайне бояться тишины своего дворца. Поэтому он согласился.

Однако, когда сундук открыли, Осирис был найден в самом неприглядном виде. Его лицо было покрыто червями. Исида издала скорбный вопль, и так силен был звук ее голоса, что младший сын Мелькарта умер от испуга. Из его ушей хлынула кровь.

Царь не стал сильно сокрушаться из-за этой смерти. Он отнюдь не был убежден в своем отцовстве, ибо, как только срубили великолепное дерево, его поразило любовное бессилие. Теперь же он ощутил, что к нему вновь вернулось желание обладать своей супругой, и он увел Царицу в свои покои и попытался стать счастливым, но не смог. Он боялся доставить себе удовольствие сразу же после такой смерти. Оно могло стоить еще одной. Однако затем Мелькарт понял, что не доверяет ни одному из своих сыновей, и потому был готов, сразу же как Исида соберется в дорогу, отправить с Ней старшего из своих мальчиков как члена корабельной команды.

Ее корабль еще был виден с берега, когда над телом в гробу начали совершать обряды. Освободив из шва Своей юбки семерых скорпионов, Исида велела им поглотить червей, поселившихся на лице и членах Осириса. Скорпионы заработали со скоростью ветра в парусах и к вечеру были уже круглыми, как голубиные яйца. Затем Она раздавила их вялые тела и таким образом совершенно пренебрегла той защитой, которую могли дать эти скорпионы. Убивая их, Она, разумеется, знала, что они пошлют весть своим братьям: «Бойтесь Исиды!», однако Она была полна решимости восстановить красоту Осириса. Масло для подобного ритуала можно было найти лишь в животах скорпионов, полных червей. И Она втерла приготовленную из этого масла мазь в Свои ноги и живот. Сняв для этого с Себя юбку, Она тем самым возбудила у несчастного Принца из Библа столь сильное желание, что его семя изверглось на палубу. Она и его добавила к притираниям (ибо Принц был благословен столь же прекрасными чертами, как и его мать), а затем умастила Осириса целебной мазью, возложив Свое тело на тело Своего мертвого мужа, и этим вызвала у Его семи рассеянных светов такое сильное стремление вернуться, что Он возвратился назад в обитель Своего тела из всех болот, гаваней, со всех гор и морей Своей смерти. В тот час, вновь молодой и прекрасный, лежа на Своей спине, Он послал Свое семя вверх, в Исиду, и тогда Богиня впервые осмелилась сидеть на Боге. Принц из Библа, подсматривавший за этим совокуплением, был сражен взглядом Исиды, исполненным такой злобы, что он замертво упал в море, и Хор, другой брат Осириса, также умер в это мгновение (сломав себе спину при падении с лошади), тогда как Хор — дитя Исиды и Осириса — был зачат в тот же миг, но Он явился на свет со слабостью в ногах. Поскольку Боги умирают нечасто, новорожденный Хор был новым обличьем Хора-брата, и, конечно, ребенок рос быстро и был взрослым мужчиной уже в четырнадцать лет. Однако грядущие годы были трудными. Исида знала, что Ра и Сет ожидают Ее.

Поэтому вернувшись в Египет, Исида принялась искать место, чтобы спрятать сундук с телом Своего мужа. Однако найти такое место было непросто. Дело в том, что он должен был покоиться там, где бы на него падали прямые лучи Ра. Солнце могло насылать проклятия лишь на тех Богов, которые прятались от Него. Осирису не был страшен гнев Ра, если Его гроб оставался на поверхности земли. Поэтому Исида выбрала мелкое озеро в болотах Дельты и закрепила гроб камнями, чтобы тот не уплыл из окружавших его зарослей папируса; более того, Осирис лежал в гробу со снятой крышкой, открытый благословенным лучам Ра.

И все же Исида отнюдь не чувствовала Себя в безопасности. Поскольку Ра всегда мог наслать проклятье, зайдя за облако, Ей пришлось за немалую цену заключить мир со скорпионами. Она дала клятву охранять их покой во всех их грядущих жизнях. Это было необходимо. Она нуждалась в них. Скорпионы — те редкие создания, которые не выносят лучей солнца. Поэтому, когда солнце пряталось, они быстро выбирались на поверхность земли и ожидали у гроба Осириса. Таким образом на протяжении всего дня тело Осириса было под охраной, находясь на солнце или в сумерках, благодаря бдительности скорпионов. А ночью, в самый темный ее час, когда Ра скитался по подземному миру, в тот исполненный тьмы час ночи, когда скорпионы засыпали, тогда Исида была уверена, что Сет не найдет Своего брата в такой топи. К тому же в этот час великой тьмы царствовал Анубис, а Он был предан Исиде — точнее, так долго, насколько был в силах. Силы Анубиса оставались неколебимы в темноте, однако его преданность бледнела с приближением рассвета, когда Он чувствовал, что наступает час шакала и Ему пора уходить.

На протяжении нескольких месяцев Сет спал днем и бодрствовал ночью, но тщетно до тех пор, пока Он не убедил Ра попросить луну одну ночь странствовать по небу вплоть до рассвета.

Так Сет получил еще несколько часов лунного света. Ему еще предстояло найти то болото, в котором был спрятан Его брат. Поэтому Ему пришлось призвать на помощь все Свои воспоминания. Таким образом, я говорю, что Его гордости пришлось вновь корчиться от позора рогоносца. Но хоть Он и был вынужден думать о Нефтиде с Осирисом, от этих картин ему оставалось сделать лишь шаг, чтобы увидеть Осириса в объятиях Исиды, и таким образом Сет смог войти в мысли Исиды. Итак, в ту ночь, когда солнце зашло, Сет отдался во власть вечернему небу и темным краям земли (ни много ни мало Своих отца и матери!) и медленно повернулся, пока в Своих мыслях он не увидел Исиду в городе Буто [10], где Она жила. Неподвижный, как охотник, Сет ждал того момента, когда глубина начала ночи озарилась светом луны, поднявшейся над болотами. Тогда в Его сознании, в тот самый миг, когда он проник в сознание Исиды, появился образ зарослей, в которых был спрятан Осирис. Он пришпорил Своего коня и стал носиться взад и вперед по болоту в поисках этого места, пока весь в лихорадочном поту, облитый грязью, словно собственной накидкой, при меркнущем свете луны, на исходе часа шакала, Он нашел открытый неохраняемый гроб — скорпионы спали, а Анубис уже ушел. В этот предрассветный час бледной луны Сет поднял Свой меч и разделал мертвое тело Своего брата, вырубив сердце, позвоночник и шею, голову, ноги и руки, живот Осириса, Его внутренности. Его грудь, Его печень, даже Его желчный пузырь и Его ягодицы! Сет наверняка отрезал бы и детородный орган, если бы не остановился, чтобы произвести подсчет, и обнаружил, что у него уже набралось четырнадцать частей — число дважды по семь, дававшее, таким образом, невероятное удвоение несчастья Его врагов. Однако тут он сильно расстроился, потому что не мог дальше уродовать тело Своего брата. Его кровь бесилась, покуда Он не поднял Свой меч и не отсек Свой собственный большой палец. Сет оставил его во рту Осириса. На Своей лошади Он отвез гроб и четырнадцать частей тела брата обратно в лагерь, а затем послал Своих людей доставить гроб к месту стоянки Исиды. Теперь Он был готов к путешествию вверх по Нилу. Наняв лодку с самыми сильными в царстве гребцами, Он знал, что Его судно будет плыть под парусом и идти на веслах быстрее, чем Исида при всех стараниях могла бы гнаться за Ним, а по пути Он будет хоронить части тела Осириса в разных местах. Но сперва, в опьянении Своей победой, Он решил пройти вниз по отдельным рукавам Дельты и оставить нижние конечности в Бубастисе [11] и Бусирисе [12] (вот почему иероглиф буквы «Б» является изображением ноги); Он даже оставил одну руку в Баламуне [13] — для ровного счета, а другую — в Буто, где жила Исида, задержавшись там на время, достаточное, чтобы изнасиловать Ее любимую служанку и разбросать еще две части тела брата по болоту. В этот час Исида была бессильна что-либо сделать.

Затем Сет оставил части тела Осириса в Атрибисе [14] и Оне [15], а голову — в Мемфисе, похоронил одну часть тела в Фаюме [16], потом прошел дальше вверх по Нилу до Саути [17], Абидоса [18] и Дендеры [19] и, чувствуя Себя наконец в безопасности, доверил своим людям пройти с последней частью на веслах большое расстояние вверх по реке до Элефантины [20]. Если бы они шли пешком, то это заняло бы дважды по тридцать дней, но они остановились, чтобы устроить праздник, что отняло вдвое больше времени.

Теперь у Исиды пропало всякое желание покидать Свою постель. В Ее груди не было молока. Пребывая в пучине Своего отчаяния, Исида пала до почти человеческого состояния. Сет превзошел Ее в магии. И, конечно, не было ни малейшего намека на то, что к Ней вернутся самые сокровенные Ее силы. В этой печали Ее мысли вызвали слезы, которые породили дождь — последний дар благодатных сил тела Осириса, разбросанного теперь от болот Дельты до вод Первого Порога.

Не знаю, возник ли в воздухе этот непривычный для нашего египетского слуха звук дождя, но мои мысли подернулись дымкой, и я больше не мог видеть этих Богов. Я был поражен, узнав Мененхетета, глядевшего на меня из глубины сверкающей белизны своих глаз. — Теперь, — сказал он, — мы подходим к деяниям Маат. Без Нее для Исиды все могло быть потеряно.