"Гвиневера. Осенняя легенда" - читать интересную книгу автора (Вулли Персия)

1 СОЛНЦЕСТОЯНИЕ

Шел удивительный год, уносивший нас от простых радостей британской весны в неизведанное царство дум, заставлявших голову кружиться. А в конце наступило понимание, что ничего подобного больше не будет.

Зима выдалась мягкой. А когда нежная зеленая дымка весны заклубилась на дубовых ветвях, у подножий деревьев вспыхнули анемоны и примулы, как будто кто-то разбросал звездочки по покрытой листвой земле. В ночной тишине раздавался голос кукушки, а по лесным дорогам заструились потоки голубых колокольчиков. Днем лилась веселая, жизнелюбивая песнь дроздов. Май прокрался в наши сердца, и троица лесных зверушек устроила в моем саду игры, хотя чаще их можно было слышать, чем видеть.

Щедрая жизнерадостность весны наполнила наш дом. Юные пажи засовывали друг другу за шиворот лягушек, а кавалеры мечтательными глазами с надеждой смотрели на фрейлин, которые в свою очередь не оставляли их без внимания. Даже воины почувствовали перемену в воздухе и, забросив рыцарские забавы с мечами, стали мечтать о победе и славе.

Я стояла на пороге кухни и наблюдала, как Артур и Ланселот завершают утренний обход крепости. Идя в ногу, они пересекли двор, склонив головы друг к другу и обсуждая планы на день.

Артур, румяный, крепкий и смуглый от долгих лет, проведенных в седле, носил длинные каштановые волосы, зачесанные на затылок. Его щеки, как у римлянина, были чисто выбриты, а пышные длинные усы закручены на кельтский манер. Он шел уверенно, как человек, рожденный повелевать.

Рядом Ланселот – гибкий, худощавый, с прической, как у мальчика-пикта.[1] Широко расставленные голубые глаза искрились, как воды у Корнуэльского побережья – иногда игривые и веселые, иногда глубокие и печальные. Но больше всего меня поражал его рот – обилие зубов придавало губам чувственный вид, так несоответствующий его аскетическому облику.

Ночь и день, тело и дух – трудно найти двух людей, так сильно отличавшихся друг от друга и в то же время дополнявших друг друга. Никто лучше Артура не подходил на роль короля, а характер и преданность Ланса делали его незаменимым на посту первого помощника. Какая женщина могла бы не полюбить их обоих? Или не испытать гордости, что они оба любят ее?

Подошел Артур, на секунду задержался, чтобы взять у меня кувшин с молоком, и, осушив его до дна, сел за кухонный стол между молочными братьями Кэем и Бедивером. Взрослея при полуграмотном дворе в сердце Уэльса, когда никто не смел и мечтать о царствовании над всей Британией, они составляли прекрасный союз: в голове Артура рождались идеи, а Кэй и Бедивер находили способ их воплощения в жизнь. Он весело поприветствовал братьев, утирая усы тыльной стороной ладони.

– Мы с Лансом только что обсуждали, как обидчивы и раздражительны стали воины, – начал муж.

– Издержки мира, – пробурчал Кэй, поднимая глаза от чаши с сидром. – Военные без войны чувствуют себя обманутыми, как будто у них отнимают славу.

– А что, если провести турнир? – добродушно продолжал Артур, не обращая внимания на то, что его перебили. – Скажем, приурочить его к следующему собранию Круглого Стола.

Бедивер задумчиво кивнул. Угловатый и молчаливый, он был настолько же уравновешенный, насколько Кэй взрывной. Лучший друг Артура с детства, а в юные годы его помощник, Бедивер отдавал ему полную меру любви, никогда не скупясь и не сожалея. Потеряв руку на королевской службе, он стал нашим дипломатом и советником, помогая учить ребят сражаться мечом, а иногда развлекал нас игрой на арфе. Однако не мог без горечи и неприязни смотреть на Ланселота, сменившего его при короле.

– Замечательная идея, – одобрил Бедивер. Он зацепил перчаткой с крючком, которым пользовался вместо руки, тарелку со свежей отменной лепешкой и подал ее Ланселоту. – Пусть у них будет возможность показать себя в бою.

– А если на турнир пригласить всех желающих, мы сможем сделать своими соратниками лучших из новичков, – добавил Кэй. Плохого настроения как ни бывало, он оживился. Сенешаль королевства, он не только собирал подати и отбирал новых людей для кавалерии, но и следил за тем, чтобы королевские кладовые не оскудевали, и устраивал богатые праздники, которыми мы стали так знамениты.

– Я бы начал в канун летнего солнцестояния. Ночью устроил бы гулянья для крестьян, а днем смотр воинам. Может получиться настоящий праздник.

Так и решили, и гонцы разнесли вести о собрании рыцарей Круглого Стола и о предстоящем турнире. Все участники состязаний станут кандидатами на место в кавалерии. Конечно, приглашались и победители турниров у королей-вассалов, но потом они должны были вернуться к своим сюзеренам. Это позволяло нам иметь превосходных воинов по всей Британии, которые являлись в случае необходимости по первому зову Артура и в то же время не обременяли нас сверх меры. Каждый король мог прокормить лишь определенное число воинов. Такая постановка дела, как заметил Ланс, привязывала к нам мелких правителей, усиливая дух товарищества среди рыцарей Круглого Стола.

Мы начали строить планы самого замечательного из всех ранее проводимых праздников. Кэй занялся гуляньями, Ланс организовывал турнир, а Артур и Бедивер определяли политические вопросы, которые предстояло обсудить рыцарям Круглого Стола. Вот уже несколько лет Артур пытался учредить свод законов, применимых по всей Британии, хотя многие из подвластных ему королей противились этому, опасаясь, что общие законы будут ущемлять их самостоятельность. Однако в этом году к этому вопросу вернутся снова.

В зале я отомкнула сундуки, корзины и шкафы под хорами, чтобы фрейлины могли порыться в наших сокровищах и отобрать лучшее из серебра, олова, слоновой кости и стекла для украшения резных столов, составленных в круг. Открыла я и сундук из кедра, сама вынула из него бесценные знамена и морщила нос от запаха болотной полыни, пока рассматривала, не побила ли их моль.

Длинные шерстяные тяжелые полотнища – красные и цвета охры, голубые и зеленые, черные с пурпуром и бордо, каждое покрыто шелковым шитьем – таким же искусным, как и изображение Красного Дракона на ковре, висящем над помостом в конце зала. Яркие, с веселым узором, они несли на себе имена рыцарей Круглого Стола. Их почистили и перекинули через спинки стульев, получился уникальный символ славы Круглого Стола.

Винни, полная коренастая матрона, как всегда, напустилась на мой гардероб:

– Какой смысл быть королевой, если время от времени не наряжаться? – ворчала она. – Люди хотят видеть вас разодетой и украшенной хоть изредка.

Это была вечная война, которую мы, любя друг друга, вели с тех самых пор, когда в Регеде она была моей воспитательницей. В диком северном краю я росла сорванцом и совсем не думала о нарядах и побрякушках. Поэтому я с радостью доверила ей шитье нового платья, уверенная, что из кусков кружев и дамасской парчи она сумеет создать что-нибудь подходящее случаю. Ткани оставались еще с тех времен, когда торговля велась беспрепятственно по всей империи.

В день, когда должны были начаться празднества, я безропотно отдала себя в руки Винни и Элизабель, чтобы они обрядили мою тощую долговязую фигуру в королевские одежды и соорудили из моих похожих на стог сена волос подобие прически.

Пока Элизабель пыталась заставить боковые пряди ниспадать волнами, а на макушке заплела несколько длинных косиц, я потянулась к старинному торку – символу власти королевы – и в который раз восхитилась им. Плетеный шнур из золотых нитей, который носится на шее, с каждого конца имел застежку в виде удивительных глазастых существ. Сколько приключений выпало на их долю? Сколько они видели монархов – хороших и плохих? И придавали символу свободно рожденной королевы изысканность и оттенок юмора. Я снова улыбнулась им и добрым словом помянула мать Артура, которая передала мне торк в качестве свадебного подарка.

Винни как раз прилаживала у меня на голове корону моей матери, когда звуки горна у ворот возвестили о прибытии гостей.

– Они уже здесь! – я надела на шею торк и вскочила.

– Я еще не закрепила корону, – завопила Винни.

– Ничего, справлюсь, – бросила я ей в ответ, одной рукой поправляя на голове золотой обруч, а другой отпирая дверь. – Всю следующую неделю мне предстояло постоянно быть в распоряжении гостей: кормить и развлекать их, выполнять любое требование – от кого бы оно ни исходило: от старых друзей, новых союзников, обманутых любовников и только что овдовевших жен – от всех, кого только ни прибило к нашему порогу. Я взбежала по узкой лестнице в сторожевую башню над залом, чтобы взглянуть на гостей, прежде чем начнется официальная церемония встречи. Это давало мне возможность узнать, кто приехал, а кто нет, и какая складывается обстановка.

– Великолепный вид, миледи, – проговорил молодой часовой, когда я появилась в башне.

– Несомненно, – согласилась я, устраиваясь на подоконнике и выглядывая наружу. За Камелотским холмом, обнесенным четырьмя ярусами стен, местность расстилалась, как измятое покрывало, там и сям испещренное пятнами полей и лугов, и лишь к востоку гряда холмов обрамляла лес. На запад и юг, насколько хватало глаз, разбросаны то тут, то там мирные фермы и кое-где узкие ленты перелесков, а на востоке зеленели болота и трясины Сомерсетской долины и необычное плоское озеро, плещущееся около Гластонбери Тор.

Ближе, по берегам реки Кам, деревья росли гуще и тенистее, а прямо под нами меж крутых берегов вился заросший папоротником ручеек. Здесь лес и луга пестрели палатками: поскольку деревня и постоялый двор не могли вместить всех гостей, Артур распорядился поставить дополнительные палатки неподалеку от места турнира. Как бы ни велика была наша новая крепость, она тоже не могла дать ночлег всей знати, которая собиралась прибыть на праздник.

До меня доносился смех и добродушная болтовня, и я подумала о забавах, которые наполнят сумрак предстоящей ночи.

Первые знатные гости въезжали в тяжелые двойные ворота верхней стены. Король Нортумбрии Уриен сидел в повозке. Черный ворон на его стяге трепетал рядом с боевым знаменем. Следующим появился белый кабан герцога Кадора, но напрасно я искала глазами седого старого воина, который одним из первых пятнадцать лет назад присоединился к делу Артура, – вместо него людей вел его сын Константин.

За ними ехали Герайнт с женой Инид. Оба были в римских одеждах и, казалось, пребывали в отличном настроении, словно были премного довольны своим браком. Инид, когда-то моя придворная дама, уехала отсюда три года назад, и теперь, в ее первое посещение, я радовалась возможности поболтать с ней наедине.

Затем прибыл Пеллинор из Рекина – добрый старый Пелли; его грубоватый пронзительный голос был слышен задолго до того, как показался он сам. Пеллинор – один из многих военачальников, люди которых, после того как ушли легионы, предпочли покинуть умирающие города и перебраться в труднодоступные крепости. Когда-то этот воин был одержим наивной мечтой о совершенной женщине, а теперь находил громадное удовольствие в воспитании позднего сына Персиваля.

Малыш скакал впереди отца – детские ножки свешивались по обеим сторонам седла. Пелли любовно поддержал его за локоток, а другую руку поднял, приветствуя стражей у ворот. От этого жеста пола накидки из медвежьей кожи отлетела в сторону, и под ней обнажилась украшенная эмалью рукоятка уэльского кинжала, который Пеллинор носил вместо римского меча.

Я взглянула поверх его головы, пытаясь рассмотреть, здесь ли его сын Ламорак. Если так, то это будет его первым возвращением ко двору после столкновения с Моргаузой. Не заметив ни его, ни Гавейна Оркнейского, я вздохнула с облегчением: вражда между ними постоянно грозила расстроить Круглый Стол.

Теперь по мощеной дороге лился такой большой людской поток, что из него трудно было выделить кого-либо определенного. Быстрым взглядом я выхватила Пеллеаса и Нимю, и пока не подошли другие отряды, еще раз убедилась в том, что флага Гавейна нигде не видно.

Потом ухом я уловила приближение ирландца – он перебирал струны походной арфы и вел за собой кучку переселенцев из Фергуас, новых поселений в окрестностях Дамбартона. Под резкие звуки волынок за ними следовали каледонцы, а серебряные ноты флейт возвестили о появлении маленькой группы хитрых смуглых пиктов. За ними шествовали кимвры, северные кельты из Уэльса и Регеда, чье пенис становилось все отчетливее по мере их продвижения к крепости.

Музыка, яркие цвета и возбуждение царили в потоке гостей, и я знала, что Артур останется доволен. Он хотел, чтобы к нам прибыли и подвластные ему короли, и союзники из отдаленных районов, а потом унесли бы из Камелота вести о вершившихся здесь великих делах.

– Мне неважно, о чем они будут рассказывать, – говорил Артур. – О наших ли празднествах, о песнях Талиесина или о том, что однорукий Бедивер по-прежнему прекрасно владеет мечом, – важно, чтобы здесь их что-то поразило и они поведали бы об этом людям у себя на родине. Желание разделить нашу славу самым верным образом заставит их присоединиться к нашему делу.

И, гладя на них из окна башни, я уверилась, что все вернутся домой в восхищении: весь праздник был продуман самым тщательным образом – начинался он Советом Круглого Стола, после которого предстояло шествие на праздничный луг, где деревенские девушки увенчают искуснейших воинов гирляндами цветов. Затем – турнир и заключительные торжества. Такого никто не сможет забыть.

Когда Уриен со своим кортежем достиг переднего двора перед залом, я повернулась и быстро спустилась вниз.

На верхней площадке я на секунду задержалась и взглянула в бронзовое зеркало. Высокая и худощавая, с копной волос цвета спелого абрикоса и лицом, скорее интересным, чем миловидным, я вряд ли представляла собой идеал красавицы королевы. Но я носила торк, символ королевской власти, с достоинством и изяществом, и, хотя никогда не казалась столь царственной, как мать Артура Игрейна, или такой прелестной, как моя мать, я пользовалась уважением мужа, любовью народа и была окружена нежной заботой Ланселота.

Я улыбнулась отражению, подняла большие пальцы вверх в знак древнего римского приветствия и, подобрав юбки, побежала вниз по главной лестнице.

На полпути я почувствовала, что золотой обруч на голове начинает сползать вперед. Руки мои были заняты, и я слишком спешила, чтобы остановиться и поправить его, поэтому, пока я добежала до нижней ступени, корона залихватски съехала мне на глаза.

Ланс только что присоединился у дверей к Артуру и, увидев меня, не смог сдержать смеха.

– Так не годится, миледи, – пожурил он меня и поправил обруч. Я благодарно улыбнулась ему.

– Я думал, на этот раз ты не станешь этого делать, – заметил Артур, пока я занимала свое место подле него, и скосил на меня насмешливые глаза – одновременно понимающие и удивленные.

– Гавейна и Мордреда среди них нет, – прошептала я, переводя дыхание и оправляя одежды. – Пелли явился, как штык, а вот Ламорака или Кадора я не заметила. Ирландская группа на подходе и еще несколько пиктов.

Не успел Артур выслушать новости, как двойные двери зала растворились, и мы вышли навстречу гостям.

Все пространство от ступеней зала и до конца конюшен было заполнено крепкими людьми и лоснящимися лошадями. Толчея казалась невероятной. Предводители спешивались и приветствовали друг друга. После того как мы поздоровались с гостями, Артур шагнул в толпу.

Мужчины, взявшие с собой своих дам, пробирались вперед, чтобы уберечь их от толкучки. Я разговаривала с Инид, когда, стараясь перекричать шум, меня окликнул муж:

– Ни за что не догадаешься, что привез тебе в подарок Гвин.

Толпа раздалась. Я увидела, что Артур стоит рядом с повозкой, и от восхищения вскрикнула. Это было одно из тех хитроумных двухколесных изобретений, которыми пользуются знатные уэльсцы. На такой в Демеции меня катал Агрикола, а в последний наш приезд к нему он учил меня управлять лошадьми. Одно сознание, что и у меня теперь есть своя двуколка, приводило в трепет.

– Правда ведь, красивая? – Гвин указал на ленты, украшавшие дышло и колокольца на дуге. Даже колесные спицы были ярко раскрашены, а подушки скамеечки покрыты расшитой тканью. – Специально для вас, – объявил маленький человечек. – Но если ваше величество, забросив государственные дела, станет кататься в ней по провинции, лучше мне было оставить ее у себя на ферме.

Он изогнул бровь и послал мне лукавый взгляд. Гвин Нитский, озорной, грубоватый и смуглый, как буковый орешек, был нашим соседом и казался немного не от мира сего. Сама я подозревала, что он поклоняется старым богам, но это не могло помешать мне принять его подарок.

– Окажите честь, – он жестом пригласил меня подняться в экипаж; я помедлила и посмотрела в его черные блестящие глаза, размышляя, насколько можно ему доверять. Не один легендарный король прославился тем, что похитил смертную.

– Вы ведь не боитесь, миледи? – подзуживал он меня. – Вспомните, великие королевы прошлого не останавливались ни перед чем.

Моя гордость попалась на его крючок, словно форель на майскую муху. Со смехом приподняв подбородок, я забралась в повозку и уселась на скамейку.

Стоило мне так поступить, как Гвин издал вопль, щелкнул в воздухе кнутом над внезапно попятившимися лошадьми и направил их к месту турнира за ворота. Несколько горожан, которые прошли во двор вслед за знатными воинами, теперь жались у входа в Камелот, собираясь обсудить с Дагонетом детали предстоящего парада. Девушки с цветами, музыканты и акробаты, крича от удивления и страха, кинулись врассыпную, когда повозка, развернувшись, понеслась на них.

Я крикнула Гвину остановиться, но он погонял лошадей, улюлюкая, как безумный, и вылетел на узкую дорогу, вьющуюся от подножия холма. Я обернулась, взгляд выхватил вскакивающего в седло Артура, другие рыцари стояли, раскрыв рты от удивления.

Судя по всему, шального уэльсца нисколько не тревожило, что он прервал встречу Круглого Стола, как не волновали его и мои планы праздничной процессии. Мне оставалось только поберечь свою жизнь, и я вцепилась одной рукой в корону, а другой ухватилась за борт повозки, мчавшейся, петляя, вниз по крутому склону к городу.

Гуляки и лавочники разбегались перед нами, когда мы прогрохотали по деревне. Одни грозили кулаками и посылали проклятия, другие подбадривали вслед, а Гвин продолжал весело щелкать в воздухе кнутом. Стайка гусей в ужасе шарахнулась в сторону, когда мы завернули за угол и покатили к лугу с праздничным костром.

Артур с соратниками гнались по пятам, топот копыт сотрясал землю прямо за нами. Я снова взглянула на Гвина, отчаянно надеясь, что это лишь взбалмошная выходка, а не начало катастрофы.

Коротышка ответил мне взглядом, как всегда, насмешливым и веселым:

– Нет, миледи, я не причиню вам вреда. Но вашему мужу будет полезно хоть раз вас спасти. А то слишком часто все достается этому бретонцу Ланселоту.

У меня перехватило дыхание, смех застрял в горле, и я ограничилась тем, что с притворным упреком покачала головой. Конечно, он был прав. Ланс столько раз приходил мне на помощь, что уже несколько лет назад его прозвали защитником королевы. Наверное, Гвин решил дать возможность и Артуру проявить себя таким же героем.

Ветер рвал волосы, сбивал в ком произведение парикмахерского искусства Винни. В конце концов, чтобы не потерять корону, я надела ее на запястье и распустила косы. Они полетели за мной по ветру, а я пригнулась и, сохраняя равновесие, впилась руками в переднюю панель повозки. И хотя у меня побелели костяшки пальцев, эта сумасшедшая гонка волновала кровь.

Лошади почти парили над землей, и когда мы выскочили на поляну, где был разложен праздничный костер, Гвин заставил их бешено развернуться на траве, прежде чем остановил как вкопанных.

– Ну вот, ваше величество, вот этим пока и удовлетворим вашу тягу к приключениям, – объявил маленький человечек. – Никогда не пытайтесь сами так же управлять лошадьми. Повозка хоть и сказочная, но требует твердой руки.

– Я запомню, – заверила я его, не в силах отдышаться. – Без вас только разумная езда.

Он с хитрой улыбкой подмигнул мне, отчего на щеках появились ямочки, и, спрыгнув с повозки, помог мне сойти как раз в тот момент, когда к нам подскакал Артур. С учтивым поклоном Гвин представил меня собственному мужу и, повернувшись, повел лошадей прочь, а мы безмолвно смотрели друг на друга.

– Ты в порядке? – в его озабоченности уже чувствовалось облегчение.

– Вполне, – ответила я, беззаботно нахлобучивая корону на макушку. – Испугалась до беспамятства, но в полном порядке. Хотя боюсь, что проделка Гвина погубила нашу чинную процессию.

К этому времени большинство рыцарей летели во весь опор по лугу, еще не зная, что я благополучно сошла на землю. Другие гости вместе с горожанами и участниками шествия спешили пешком.

Пораженный Артур покачал головой и посмотрел вслед хозяину Гластонбери Тора:

– Взбалмошный хулиган… – добродушно пробормотал он.

К тому времени, когда окруженные толпой мы добрались до Камелота, стало ясно, что большая часть дня уже потеряна, и Артур предложил устроить собрание Круглого Стола после турнира и сразу перейти к празднованию равноденствия.

Я с радостью согласилась и взяла его под руку. Несмотря на то, что торжественность и пышность пропали, такое начало праздника показалось мне замечательным.

Позже, когда все наелись и разгорелся огонь, Дагонет достал свою старую свирель и стал наигрывать веселую мелодию. Шотландцы тут же взялись за волынки, и даже пикты присоединились к ни со своими флейтами. Образовался круг, и начались танцы.

Первый танец повели мы с Артуром. Но когда музыканты кончили играть, король окликнул Ланселота.

– Ты знаешь, как я ненавижу танцевать, – извинился он и подвел меня к бретонцу.

Рука Ланса обвила меня на мгновение, поддержала и тут же исчезла. Таковы были наши всегдашние выходы – вместе, но порознь.

Артур велел плясать нам до упаду, а сам отправился обсуждать ситуацию на севере с Уриеном. Я взглянула на него, привыкшая к такому поведению мужа, чтобы обижаться, и слишком хорошо зная Ланса, чтобы испытывать сожаление.

– Что сегодня вечером желает миледи? Танцевать? Играть у костра? Или прогуляться в березовой роще? – бретонец говорил низким голосом, от которого у меня до сих пор по спине пробегала дрожь и возникало чувство близости. Я взглянула на него снизу вверх, всмотрелась в темные брови, широкое лицо, сузившиеся от улыбки глаза. Задержала взгляд на его губах и почувствовала, как во мне просыпается старое желание.

– Танцевать, – быстро ответила я, решив, что неразумно рисковать, уединяясь в лесу.

И мы танцевали бессчетное число раз, как танцевали вечерами прежде. Подпрыгивая и кружась, мы дурачились под звездами, как древние кельты… иногда нас разносило в разные стороны, но мы каждый раз встречались вновь, притягиваемые, как железо магнитом.

Когда мы впервые обнаружили, что между нами вспыхнула любовь, я, естественно, решила, что мы окажемся в постели – кельтские королевы имеют право не только на общественную, но и на личную жизнь. Но Ланс считал это предательством доверия Артура, хотя позже, по мере того как зрело наше чувство, стал сам просить уйти к нему и, если не по закону, то на деле, жить с ним как с мужем. Выбор был гораздо труднее, чем просто оказаться с ним в постели, потому что я любила Артура и не могла представить себе, что покидаю его и своих людей. И все же я могла бы так поступить, когда тайна Мордреда выплыла на свет, если бы этого мальчика, наполовину сироту, не подбросили к моему порогу. Он был напуган и отчаянно нуждался в семье. Я поклялась, что выращу его как собственного сына… и это положило конец моим планам убежать с Ланселотом.

Но это не было концом любви.

А Ланс убежал и исходил вдоль и поперек всю Британию в поисках покоя? Забвения? Или новой дамы сердца? Нет, нет, он всегда клялся, что любит меня одну, и уверял, что любовь привела его обратно в Камелот. Ко мне и Артуру. И теперь мы все трое делали одно дело – как будто Ланс никогда и не уходил – друзья, товарищи, каждый по-своему преданный друг другу. Мы с Лансом никогда не обсуждали, как могла бы сложиться наша жизнь, но оставались верными нашей любви.

И теперь мы танцевали до утренней зари, осветившей небо на востоке. Артур предложил Лансу отвезти меня в Камелот в повозке, а сам поехал рядом на своем жеребце. Я откинулась на подушках: уставшая, одурманенная и довольная, я радостно смотрела на двух мужчин, мирно беседующих между собой – их четкие профили ясно выделялись на фоне серебристого неба. Остальные бражники остались позади и, тихонько напевая, сопровождали к дому своих сюзеренов.

Без сомнения, никогда в мире больше не было более благословенного королевства, более веселого и покладистого народа, столь заслуженно уважаемого монарха и его двора. Я благодарила Бога за то, что он ниспослал нам такую судьбу, и не подозревала, сколь хрупкой она окажется.