"Дэвид Мэдсен. Мемуары придворного карлика, гностика по убеждению " - читать интересную книгу автора

Было время, когда я всей душой согласился бы с этим; теперь же я даже
рад тому, что она не задушила меня, когда я только родился. Странно, не
правда ли, что человек всегда может научиться любить себя, каким бы
отвратительным он ни был?
Я родился в 1478 году от Рождества Христова, в шестой год бесславного
понтификата Папы-францисканца Секста IV. Он, по всем сведениям, совершенно
не походил на кроткого основателя их ордена и как последователь Петра был
таким непотистом, что щедрая раздача Львом милостей членам своей семьи
кажется просто бескорыстной любезностью. Дом, в котором я родился, был
почти что сараем и располагался в римском районе Трастевере. Говорят, что
все трастеверини просто черти, и я склонен согласиться с этим мнением: они
как бараны упрямы, грубы, буйно своевольны и все до последнего сволочи и
подонки. Говно, которое я оставляю каждое утро в папской уборной, чище и
благоуханнее, чем подонки, которых вы встретите в зловонных сточных канавах
Трастевере. Конечно, им не до таких сентиментальных чувств, как жалость к
больному ребенку, - таков, во всяком случае, мой опыт. О, поверьте, из-за
этого я особо не переживаю - ведь то, что я выжил в Трастевере, наделило
меня волей и способностью выживать почти всюду. Меня ежедневно пинал и
обливал помоями, оскорблял и избивал каждый наглый gamin или lazzarone. Вы
можете заявить, что такое вполне могло происходить где угодно, и будете
правы. Но я знаю то, что это происходило со мной в Трастевере, и я никогда
за это Трастевере не прощу. Сейчас я уже несколько лет досаждаю Льву с
просьбой приказать сровнять весь район с землей и заново застроить, но он
все говорит, что у него нет денег. Это абсолютная правда, но она меня не
останавливает, и я все досаждаю.
Моя мать уже через две недели после того, как вышла замуж за
соседского сына, овдовела самым нелепым образом: человек, который так и не
успел стать моим отцом, после пьянки с дружками спал под жарким
послеполуденным солнцем перед церковью Санта-Мария-ин-Трастевере. Он,
должно быть, неаккуратно повернулся и оцарапал ухо или щеку. Как бы то ни
было, появилась кровь, и стая бешеных бродячих собак, до того как их
отогнали, успела сожрать у него пол-лица. Он умер от потрясения на
следующий день. Моя мать говорила всем:
- Его свои же и сожрали.
Моя мать продавала вино, бродя по улицам с деревянной тачкой,
нагруженной оплетенными бутылками с кислой, как уксус, бормотухой, в
которую иногда ей удавалось подмешать немного "Фраскати". Лишь Богу ведомо,
кем был мой биологический отец. Позже я узнал, что был зачат в результате
жестокого изнасилования, так что, полагаю, отцом моим мог быть любой, кто
способен на такое действие.
- Я не могла от него отбиться, - сказала мать, когда наконец
сподобилась поведать мне отвратительную историю моего происхождения.
- Почему? Ведь если бы ты вырвалась, я бы не родился.
- Он был слишком силен. К тому же я тогда нажралась в стельку.
- Кто он такой? Ты бы его узнала, если бы увидела?
- Узнала? Да я узнала бы его во тьме Ада, где, надеюсь, он сейчас и
находится, урод без члена.
Если это описание точно, то, полагаю, мой неизвестный родитель
подвергся оскоплению уже после моего зачатия. Однако думаю, что моя мать
просто выдавала желаемое за действительное. У нее была большая склонность к