"Такаши Масуока. Осенний мост (fb2)" - читать интересную книгу автора (Мацуока Такаси)

1311 год, замок «Воробьиная туча»

После того, как князь Киёри покинул комнату, Сидзукэ несколько минут сидела в молчании, словно погрузилась в медитацию. Затем она встала и подошла к окну, туда, где стоял князь, глядя наружу. Что он видел? То же, что сейчас видит она? Вечно зеленые холмы острова Сикоку, тяжелое серое небо, вскипающие белыми гребнями пены волны, порожденные далекими океанскими штормами и зимними ветрами? Нужно будет спросить у него. Если получится — сегодня же вечером. Они будут вместе стоять у этого окна в самой высокой башне их замка, и смотреть на их княжество, Акаоку. Это будет их последняя ночь, проведенная вместе. Они никогда больше не увидятся.

— Моя госпожа!

— Войдите.

Дверь скользнула в сторону. Старшая придворная дама Сидзукэ, Аямэ, и еще четыре дамы из свиты перешагнули порог и поклонились. Они кланялись не так, как это обычно делают женщины, кладя ладони на пол и изящно опуская голову, так, чтобы лоб почти касался пола. Вместо этого дамы опустились на одно колено и слегка склонились, согнувшись в поясе; так кланяются воины на поле боя. Вместо замысловатых, струящихся кимоно, какие носят женщины во внутренних покоях, они были одеты в широкие брюки хакама, а рукава их укороченных курток были связаны за спиной, так, чтобы дамам удобнее было управляться с копьями-нагинатами, которые они держали в руках. Помимо нагинат у каждой дамы за поясом торчал короткий мач вакидзаси. Лишь Аямэ носила два меча, длинный катана и короткий вакиздзаси. Если отрешиться от того, что Аямэ была юной женщиной семнадцати лет от роду, ее можно было счесть ожившим изображением героического самурая. Даже волосы у нее больше не струились по плечами и спине, а были подрезаны и забраны в хвост, торчащий над макушкой на каких-нибудь десять дюймов. И мужчины, и женщины должны были бы умирать от любви при виде столь прекрасного существа.

— Все случилось так, как вы сказали, моя госпожа, — доложила Аямэ. — Господин Хиронобу не вернулся с охоты. Никаких посланцев от него не появилось. И здесь, в замке не удается найи никого из самураев, о которых точно было бы известно, что они преданы господину и вам.

— Моя госпожа, — сказала одна из дам, стоявших за Аямэ, — еще не поздно бежать. Возьмите коня и скачите в замок господина Хикари. Конечно же, он защитит вас.

— Господин Хикари мертв, — сказала Сидзукэ. Ее дамы потрясенно ахнули, а Сидзукэ продолжила: — Так же, как и господин Бандан. И как их наследники и семьи. Измена проникла почти повсюду. Сегодня ночью их замки поглотит пламя. Завтра ночью изменники будут здесь.

Аямэ поклонилась — снова так, как кланяются воины на поле боя, не отрывая взгляда от Сидзукэ.

— Мы заберем с собою многих из них, моя госпожа.

— Да, заберем, — подтвердила Сидзукэ. — И хотя мы умрем, они не восторжествуют. Род князя Хиронобу будет существовать еще долго после того, как их рода пресекутся.

Она почувствовала, как ребенок толкнулся, и положила ладонь на разбухший живот. Терпение, дитя, терпение. Ты уже скоро вступишь в этот полный печалей мир.

Придворные дамы Судзукэ склонили головы и заплакали. Аямэ, самая храбрая из них, превозмогла слезы. Они затуманили ей глаза, но не пролились.

Все это было драматично, словно сцена одной из этих пьес театра Кабуки, о которых время от времени упоминал князь Киёри. Но, конечно же, сейчас ничего подобного не существует. Театр Кабуки появится лишь через триста лет.