"Танец в ритме дождя" - читать интересную книгу автора (Ткач Елена)

13

Действующие лица кошмарного спектакля замерли, как в немой сцене, – единственным живым участником этой пьесы оставался Шопен…

Веренц кивком приказал выключить музыку, Берта кинулась к стереосистеме и дрожащей рукой нащупала кнопку «Стоп».

Тем же лающим голосом Веренц отдавал приказания: он велел женщинам сидеть тихо, мужчинам – надеть резиновые сапоги и непромокаемые дождевики, сам перерезал телефонный шнур, бросил на ходу Ольге сквозь зубы: «А с тобой я потом разберусь!» – и влепил ей такую пощечину, что, отлетев к камину и ударившись об его выступ затылком, она потеряла сознание.

Ни Вальтер, ни Алексей этого не видели – Веренц приказал им ждать в коридоре. Они только услыхали глухой стук, вскрик Берты, но дальше все стихло. Веренц, возникший в дверном проеме, красноречиво покачал пистолет на ладони, точно взвешивал его тяжесть, и велел обоим идти вперед – к сараю на улице.

Женщины кинулись к Ольге, стараясь привести ее в чувство, когда услыхали, как хлопнула дверь и ключ три раза повернули в замке. Дом Бергов стал для них тюрьмой, а мужчины скрылись в шуме дождя. Быть может, для того, чтобы остаться навек погребенными под землей…

Через минуту Ольга пришла в себя. Голова ее раскалывалась, перед глазами расплывались радужные круги, все предметы двоились, и тошнота комом подступала к горлу. Она застонала и сжала виски ладонями. Берта чуть не насильно влила в нее глоток вина и при помощи Веры усадила в кресло – поближе к камину. Озноб брал ее приступами, набегая мощными короткими рывками.

– Господи, да у нее сотрясение… Надо немедленно «скорую». Врача! – всполошилась Вера и беспомощно взглянула на Берту.

Та догадалась, о чем беспокоилась русская, но красноречиво указала на немой телефонный аппарат, сиротливо валявшийся на полу с откинутой в сторону трубкой. Они в полной изоляции! Помощи ждать неоткуда…

Ольга понемногу начала оживать – ее восковые щеки чуть порозовели, дыхание стало ровней, а озноб мельче – теперь он не так терзал ее тело.

– Вера… – слабо улыбнулась она… – подойди… сядь поближе. Теперь больше не нужно ломать комедию. Ты прости меня! Я знаю, что снова причинила тебе боль…

– Олюшка, милая моя, не надо! Не надо об этом. Я все поняла, не трать силы попусту – тебе сейчас они нужны…

– Нам всем они нужны. – Ольга поежилась и стала судорожно кутаться в плед, принесенный Бертой.

Берта вначале почувствовала некоторую скованность, если не сказать – неприязнь между Ольгой и Верой. И относилась к Вере с долей настороженности… Но, поняв, что это не так и обеих русских связывает самая искренняя дружба, она успокоилась и стала приветливо улыбаться Вере. Берта понимала по-русски лишь отдельные слова, и Ольга время от времени переводила разговор на немецкий.

– Берта, – Ольга протянула к ней руку, – теперь я могу представить тебе Веру… по-настоящему. Вера, иди сюда. Пожмите друг другу лапки… вот так! Берта, перед тобою вовсе не сестра Алексея… а жена!

В глазах Берты выразилось неподдельное изумление.

– Но… – начала она, не зная, как закончить фразу.

– Да, я говорила тебе об Алеше, и ты хочешь сказать, что я его жена. Я и была ею… в далеком прошлом. А теперь вот, слава Богу, он нашел женщину, более достойную, чем я! И я так этому рада… – Ольга закрыла лицо руками и секунду сидела неподвижно – без звука, без всхлипа, видно борясь со слезами.

Она быстро справилась с собой, и, когда опустила руки, на лице ее сияла неподдельная улыбка радости.

– Ну вот, девочки… все расставлено по своим местам. Теперь нам с тобою остается посвятить Веру в то, что здесь происходит, – обратилась она к Берте по-немецки. – Ты позволишь?

Берта согласно кивнула, делая попытку задать вопрос по-русски:

– Ты… как мочь… Оля? Дружба? Ты друг она?

– Да, мы друзья! – очень серьезно ответила Вера. – Оленька, переведи, что мы стали близкими подругами в одну ночь… В ночь твоего последнего приезда в Москву.

Когда Ольга перевела, Берта с несказанным удивлением и, видно, не без доли сомнения покачала головой, дескать, ну и ну…

– Она мне не поверила? – с тревогой спросила Вера.

– Нет, почему… Просто такое у нее в голове не укладывается. Я обожаю Берту, только она… другая. У нее в голове все разложено по полочкам, ей трудно представить себе нечто подобное… Это только мы такие сумасшедшие, а они тут… – Ольга чуть заметно заговорщически подмигнула Вере, – они все правильные… Если уж семья – так семья! Нет, это не значит, что они тут святоши – все живые, значит, не без греха… Замуж, как правило, выходят поздно – только как следует встав на ноги, могут позволить себе иметь семью. На помощь родителей здесь не рассчитывают, не принято. И бабушки с дедушками внуков не нянчат – сами завели, сами и воспитывайте! А мы, мол, славно поработали и имеем законное право на отдых! Путешествуют… Развлекаются… В общем, в старости жизнь только начинается – можно и так сказать… Европа!

– Да, – задумалась Вера, – у нас все наоборот. Если б не бабушки с дедушками – половина семей развалилась бы… И старики до самой смерти обречены тянуть свою лямку, света не видя!

– Вот-вот, – поддакнула Ольга. – У них если парень завел себе девушку – просто назвал своей, то он обязан проводить с ней каждый уик-энд! О-бя-зан! Не то что гульнуть на сторону от жены – это не принято даже в отношениях с близкой подругой… У них очень распространена форма гражданского брака, когда двое живут вместе годами, не расписываясь… Но уж если решились на этот шаг – все: семья – моя крепость! Может, поэтому они так многого и добились… Страна изобилия… Они любят свой дом, а нам этому еще учиться… ах, заговорились мы! Берта вон глазами с одной на другую зыркает – не понимает, о чем мы… Берта, я рассказываю Вере о вашем отношении к семье, к дому… – пояснила она по-немецки. – Ты прости нас за это маленькое отступление.

Берта деланно улыбнулась – ей было не до разговоров. Ее муж в эту минуту, скорее всего, долбил киркой камни, скрывавшие заржавленный люк, под которым был ход в подземелье. Ход, в который столетия не ступала нога человека… И делал он это под дулом пистолета! Да, ей было не до разговоров!

И русские женщины знали, что там, в сарае, находится тот, кто был дорог каждой из них больше жизни… Но они предпочитали болтать и шутить, лишь бы не давать воли смятению… Они были, несомненно, более закаленными в битвах за жизнь в своей благословенной стране, чем эта изящная немка, проводившая дни в привольном покое своего родового имения… Ей было не понять, как непросто оставаться истинной женщиной в нищей, озлобленной, сорванной с тормозов стране, потом и кровью добывая свой хлеб насущный… Как костенеет душа, сталкиваясь на каждом шагу с равнодушием и предательством, начиная от развращенности вороватых властителей, которым плевать на народ, и заканчивая небрежной ухмылкой мужчин, готовых сшибить на тротуаре, сбить автомобилем, если вовремя не отскочишь в сторону, наконец, просто уйти в любой момент, хлопнув дверью, – муж – не муж, все равно! Мужик – он всегда найдет помоложе да поизящнее, а еще лучше, если баба сама крутая – с деньгами! Брать все, что можно от женщин, а если больше взять нечего, уйти, оставив после себя пепелище, – пусть сама разбирается! Мародеры, альфонсы, агрессоры, точно стаи диких гуннов, опустошающие вражеский стан – страну женщин, доверчивых, жалостливых, а потому беззащитных… Такими были многие из тех, кто имел наглость называть себя «мужиками» в их искалеченной, почти век прожившей в рабстве стране! И женщинам приходилось выносить все это на своих «слабых» плечах, им нужно было вправлять суставы… Суставы времени… Сломленной веры… Угасших традиций… Суставы своих собственных душ, надломленных, но не покоренных!

Нет, Берте было всего этого не понять! Но она была мила им – двум мужественным чужестранкам. Они всем сердцем сочувствовали ей и томились от невозможности помочь Алеше и Вальтеру – Вальтер тоже стал для них родным! Оказавшись в беде, они породнились, и стало это возможно благодаря щедрой открытости их сердец, привыкших сострадать и взращенных в сострадании. Сердец, готовых обнять весь мир и мечтающих вместить это чувство в любовь к одному-единственному человеку… мужчине. Если только сердце его будет открыто миру… именно миру, а не насилию. Не войне!

Обе мучились от бездействия, но предпочитали беречь свои силы, концентрируясь на обычной беседе. Силы им еще пригодятся! Они не из тех, кого можно запереть в комнате, пригрозив пушкой и наказав сидеть смирно… Веренц, похоже, не рассчитал одного – что ему придется иметь дело с русскими… А слово «русский», как известно, означает полную непредсказуемость! И они ждали. Ждали момента. Женщины, загнанные в угол, – а истинных женщин в угол загнать нельзя! Разнесут… И этот угол, и того, кто возомнил себя силачом. Палачом! Они знали, что Берта – блестящий союзник, ее стойкость и выдержка сделали бы честь любому мужчине… Кроме того, на втором этаже спали дети, а нет ничего страшнее, чем гнев разъяренной матери-тигрицы!

Берта, видя, что подруги увлеклись разговором, извинившись, оставила их ненадолго со словами:

– Простить меня! Киндер! – и поднялась на второй этаж.

– Скажи, только честно… – Ольга подняла на Веру диковато блестевшие глаза, – это ты настояла… на этой поездке сюда? Ведь это тебе бормотала я нечто невразумительное в ту ночь… Ведь без тебя Алешка меня бы попросту не нашел. Только тебе назвала я это слово: Обервинтер… Не увиливай, говори как есть!

– Какая разница… Он волновался за тебя ужасно! Места не находил…

– Ладно, все поняла. Верушка… благослови тебя Бог! – И она снова, как в первую встречу, поцеловала Вере руку.

Та встрепенулась, вскочила:

– Бог с тобой, Ольга, ну что ты! Прошу тебя: больше никогда так не делай!

– Угу! Уговорила! – буркнула Ольга и тут же рассмеялась звонким заливистым смехом. А потом, охнув, схватилась за голову.

– Послушай! Тебе лечь надо, – заволновалась Вера. – Тебе покой нужен!

– Покой нам только снится… – продолжала отшучиваться Ольга, морщась от головной боли. – Господи, как там они? Уже копают? Что хоть это за подземный ход?

– Какой подземный ход? – воззрилась на нее Вера в недоумении.

– Ну вот, я тебе самое главное не сказала! – опомнилась она. – Дело вот в чем: этот подлец (как ты поняла, он мой любовник) долгие годы был поверенным в делах семьи – ну, нечто вроде семейного адвоката. И втерся в доверие. Так, что они никогда не сомневались в его порядочности. Из года в год он запутывал налоговые дела семьи и так подстроил, что теперь у них колоссальная задолженность и, если это откроется – им грозит до пятнадцати лет тюрьмы!

– Ничего себе! Как же это возможно? – изумилась потрясенная Вера.

– Здесь налоги – это очень серьезно! Правда, я сама еще в этом ни черта не понимаю… Но слушай дальше. У них в том сарае какой-то старинный подземный ход, где, по преданию, скрыты сокровища, какие – неясно, но среди них может быть легендарный рог Роланда.

– Тот самый рог?

– Именно! И Веренц с помощью шантажа заставил Бергов впустить его в это подземелье, которого они жутко боятся, – сама понимаешь, в нем сотни лет никто не бывал, мало ли что там может быть… Духи всякие… Чертовщина… Брр-р! Мурашки по коже!

Ольга хорохорилась, но видно было, что слухи о подземелье вызвали у нее самой неподдельный страх. Только она пыталась замаскировать его напускной бравадой. Вера представила себе мрачный тоннель, в котором на каждом шагу белеют кости скелетов, прикованных к каменным сводам, слышатся странные звуки, вздохи… Да мало ли что там может быть, как сказала Ольга… Сердце ее учащенно забилось.

Сверху спустилась Берта. Она была бледна, но спокойна.

– Ну что, как девочки? – обернулась Ольга на звук ее шагов.

– Все в порядке. Девочки спят. И тебе бы поспать не мешает… По всей видимости, у тебя и впрямь сотрясение мозга. Тошнило? – Берта участливо склонилась над Ольгой.

– Чуть-чуть… Это пустяки, не стоит об этом. И какой тут сон! Кстати, который час? – спросила Ольга.

– О! Они остановились, – ответила Берта дрогнувшим голосом, указывая на старинные часы в деревянном корпусе, висевшие в простенке между буфетом и камином. – Надо же! Всегда так точно шли… Несмотря на весьма и весьма преклонный возраст. Это не к добру… – Она стиснула пальцы и без сил опустилась в кресло.

– Что такое? – забеспокоилась Вера. – Что она говорит?

– Ничего особенного – просто часы встали, – объяснила Ольга. – По-моему, Берта придает этому обыденному явлению слишком большое значение.

– Ты думаешь? А по-моему, она права! Сама знаешь – нет ничего случайного… А тем более в нашей премиленькой ситуации. Это знак! Дурной знак… Слушай, а мы не можем что-нибудь придумать? Ведь не бывает же безвыходных ситуаций… Спроси у Берты, нет ли в доме оружия?

– Уже спрашивала!

– Ну и что?

– Есть! Ружье старинное и пистолет.

– Так за чем же дело стало? Вперед!

– Экая ты! Собираешься воевать в чужой стране?

– Но там же Алешка! – Вера умоляюще сложила руки на груди. – Мы же не можем просто сидеть тут и ждать, пока… Ох! Сердце разрывается! Что там у них? Девочки, давайте действовать!

– Погоди, ты еще не все знаешь. Этот гад пригрозил, что в случае, если с ним что-нибудь случится, бумаги, компрометирующие семью, автоматически попадут куда следует… Поняла?

– Боже, что же нам делать?! – Вера заломила руки.

– Погоди. Не мешай мне… Я хочу понять, где они находятся…

– Кто – они? Мужчины?

– Да нет, эти бумаги. Прошу тебя, не отвлекай меня сейчас. Хорошо?

Вера легонько сжала ее плечи в знак согласия, отошла и села в кресло в дальнем углу комнаты. Берта каким-то чутьем поняла, о чем Ольга просила. Она подвинула стул к окну и стала вглядываться во тьму за окном, задернутым непроницаемой завесой дождя.

В комнате застыла тишина. Лишь дрова в камине чуть потрескивали, разгораясь, – Берта только что подбросила туда несколько крепких поленьев.

Ольга поплотнее закуталась в плед, неподвижно глядя на огонь широко раскрытыми глазами. В ее застывших безумных глазах отражалось пламя.

– Огонь… – прошептала Ольга. И время для нее перестало существовать.